Победа достается нелегко
Шрифт:
«Со стрельб приехали», — определил Руслан и отчетливо представил себе, как солдаты, усталые и голодные, поспешно ставят в гараж боевую технику, сдают оружие, боеприпасы, считают гильзы, шумно моются, чистятся, спешат в столовую, с аппетитом уплетают ужин, а потом, расслабленные, довольные прожитым днем, шагают в казарму и разбредаются по своим жестким койкам.
Он вспомнил свой городок, расположенный у подножия гор, командиров ракетного дивизиона, солдатскую казарму, ставшую теперь далекой и дорогой, обветренные, смуглые от загара лица товарищей.
«Интересно, кто сейчас устроился на моем месте?» — подумал Руслан с легкой грустью, и перед глазами встали ряды двухъярусных коек.
Руслан мысленно прошагал по
«А тут, в Подмосковье, не служба, а малина», — подумал он, снимая тренировочный костюм, и, не подняв одеяла, лег на кровать. Первое время в казарме он никак не мог привыкнуть ко «второму этажу», спал почти не шевелясь, боялся свалиться. Его пугало не само падение, а смех товарищей, которые подолгу подтрунивали над «парашютистом». Рядом, тоже на «втором этаже», спал сержант Петр Мощенко, донецкий шахтер с зычным голосом и добрым сердцем. «Петро на повышение пошел, — Руслан вспомнил телеграмму от ракетчиков. — Подписался новым званием „старший сержант“». Внизу, под ложем Коржавина, на «первом этаже», спал длинный и тощий, типичный волейболист, ленинградец Евгений Зарыка. Женька… Были закадычными друзьями… мечтали об одном — после окончания службы пойти в военно-инженерное. Всю зиму готовились. Достали программу вступительных экзаменов, запаслись учебниками и в свободное время писали конспекты, штурмовали пособия. А теперь их осталось двое, да и они далеко друг от друга, неизвестно, когда встретятся. Только Женька рядом. Тенью. Памятью… Женька… До сих пор не верится. Руслан закрыл ладонями лицо. Женька…
Раздался легкий стук в дверь. Коржавин, приподняв голову, хотел произнести «Войдите!», как дверь уже распахнулась.
— Русланчик, не спишь? — В комнату широким хозяйским шагом вошел Бондарев. — Не притворяйся. Знаю по себе, полночи спать не будешь. Зажечь свет?
— Только сначала я форточку закрою, — отозвался Руслан.
Степан Григорьевич был в офицерской форме. Его давно уволили в запас, однако он любил ходить в форме. Она шла ему, делала моложе, подчеркивала стройность тренированного тела. Бондарев умел носить форму с достоинством и с какой-то неуловимой щеголеватой элегантностью, которая вырабатывается у кадровых офицеров годами службы. Он прошелся по узкой комнате, распространяя запах дорогих мужских духов, и уселся на свободной койке, закинув ногу на ногу.
— Может, тебе соседа дать? Для компании? А?
Три дня назад на этой койке спал Дмитрий Марков, по после поражения он взял свои вещи и уехал домой, к жене и сыну.
Нет, Степан Григорьевич, не надо. Если есть возможность, оставьте одного.
— Как хочешь. Только мне кажется, тебе одному тоскливо. Мысли всякие лезут, особенно перед боем.
— Одиноким можно быть и в толпе.
— Колючий ты, словно дикобраз. — Бондарев засмеялся. — С характером! Но это хорошо. В нашем деле без характера нельзя, сломают быстро.
— Как Дмитрия Маркова? — сказал Руслан и осекся: получился открытый намек.
В светлых глазах Бондарева мелькнул холодный блеск, однако он тут же взял себя в руки и спокойно ответил, давая понять, что намек понят правильно:
— Нет, Димуня не сломался. Димуня просто кончился… Когда-то это должно было произойти. — И грустно добавил: — Такова жизнь. Думаешь, я по своей охоте покинул ринг? Эх, зелено-молодо, вам этого не понять!
Степан Григорьевич встал, дважды прошелся по комнате, остановился возле окна и некоторое время молча глядел в темное стекло, задумчиво
— Эх, скинуть бы мне годков двадцать, да оставить опыт и знания… Показал бы я себя! Наверняка был бы чемпионом Европы, а то и Олимпийских игр. Боксировал я прекрасно… Больше половины боев закончил нокаутом или явным преимуществом.
Бондарев увлекся воспоминаниями:
— Ты еще под стол пешком ходил, а меня на ринге цветами засыпали, на руках носили. Особенно после выхода кинофильма, где я снимался в главной роли. А какие девчонки!
Бондарев снова прошелся по комнате, но уже другой походкой, мягкой, кошачьей, потирая руки и самодовольно ухмыляясь.
— Помню, первый раз в Ташкент приехал лет пятнадцать назад. В той самой гостинице, где с тобой беседовал, слышу робкий стук. Открываю — мечта! Лет восемнадцати. Волосы черные, смоляные, в две косы на голове уложены, свежесть чуть загорелого лица оттеняют. А глазищи — синие-синие, до черноты, и лучистые, насквозь прожигают. Взглянешь раз и все позабудешь. В платье таком воздушном, из местного тонкого шелка. Думаю про себя, что она ошиблась, не в ту дверь постучала. Спрашиваю робко: «Вам кого?» А она смотрит на меня, ресницами длиннющими хлоп-хлоп и одними губами: «Вас…» Протягивает мне открытку, где я обнажен до пояса, волосы всклокочены, на руках перчатки боксерские, ну, в общем, кадр из фильма. И добавляет: «Автограф, пожалуйста!» Ну, думаю, была не была, приглашаю в номер, мол, в коридоре неудобно. Что ты думаешь, заходит с радостью. Разговорились. Она студентка второго курса, забыл какого института, не то политехнического, не то хореографического. На столе у меня фрукты, шампанское, шоколад. Включаю радио, двери на ключ и приглашаю танцевать. Идет. Обнимаю, а она, как струна, вздрагивает. Хочешь верь, хочешь не верь. Да, были автографы! — Бондарев, возбужденный приятными воспоминаниями, сел на койку рядом с Коржавиным и мечтательно произнес: — А у тебя все впереди. И слава и прочее… Поездки за границу, Олимпийские игры… Лондон, Париж, Нью-Йорк, Токио… Озаренный прожекторами ринг, орущая в темноте толпа, и судья поднимает твою руку: «Победил Коржавин!» А потом цветы, банкетный зал, улыбки женщин…
— Степан Григорьевич, вы до армии зубным врачом не работали? — спросил Руслан самым невинным тоном.
— Нет, — поспешно ответил Бондарев, не понимая, куда тот клонит. — При чем тут дантисты?
— При том, что вы большой мастер по этой части. Помните, как сказал поэт? — Руслан продекламировал: — «Заговариваю зубы, только слушать согласись!»
Тренер моментально перестроился, громко рассмеялся, как бы давая понять, что прощает шутку, и погрозил пальцем:
— Спрячь колючки, дикобраз. А не то придется перевоспитывать! — И, немного погодя, уже другим, деловым тоном добавил: — В общем-то, Руслан, я к тебе по делу зашел.
— Слушаю, Степан Григорьевич.
— Приятные вести. Первое. Как мне передали друзья, просмотровая комиссия Всесоюзного тренерского совета включила тебя кандидатом в состав сборной страны. Это уже кое-что значит. После вчерашней победы ты вышел в полуфинал, и фактически бронза за третье место у тебя в кармане. Уверен, что независимо от результата завтрашнего поединка — как-никак, а боксируешь с трехкратным чемпионом и призером Олимпийских игр Олегом Чокаревым, — президиум Федерации бокса утвердит предложение тренерского совета. Ты на сегодня самый молодой призер чемпионата, так сказать растущий и перспективный. Я рад за тебя и доволен, что оправдал мои надежды. Не зря старался.