Побег из Фестунг Бреслау
Шрифт:
– К чему, к чему? К водосточной трубе!
– Так оно же не стой стороны. Еще бы герра капитана подстрелил…
Бирк, на коленях, начал ползти к противоположной стенке.
Ватсон ругался словно сапожник. Солдаты советовали ему попробовать очередью.
– Но за что? За что?! – вопил обреченный. – Я не виновен!
– Что, хочешь знать, что написали в приказе? – заинтересовался Шильке. – Наверняка там имеется какое-то бла-бла-бла. Но у меня нет времени читать, я голоден.
– Но ведь это ошибка!
– Да ты что?! Если послушать вас, осужденных, так любой полевой суд в этой стране – это банда идиотов. Всякий суд вечно ошибается, повсюду, вечно и без каких-либо исключений. – Он ударил кулаком по столешнице. – Вас послушать, так и жить не хочется.
– Так я все расскажу!
– А нам не интересно. – Шильке повернулся к Ватсону. – Ты стрелять будешь?
– Так он же, гад, на коленях все время уползает. Надо, чтобы кто-нибудь его придержал.
– Как же, как же, - солдаты отступили на шаг.
– А может ноги ему переломаем? – предложил кто-то из сочувствующих.
Шильке снова грохнул кулаком по столу.
– Приказ: расстрелять! Выполнять!
Ватсон нажал на спускной курок. Раздался лишь сухой треск. И ничего более. Бирк от страха чуть не потерял сознание.
– Да что там, черт подери?
– Это обойма. Я же говорил, что плохо входит.
– Так поменяй на другую!
Ватсон обратился к несчастному.
– Ну, видишь. И чего было истерику устраивать? Я пойду ремонтировать, а ты можешь расслабиться.
Глаза Бирка вылезали из орбит. Солдаты начали живо комментировать ситуацию.
– А может я его пришью из автомата?
– Нет, нельзя. В уставе написано: из винтовки. А у нас его нет.
– Так ведь пулемет – это тоже не ружье.
– То есть как? Это ручной пулемет, его держат в руках, как винтовку [52] .
– Давай тогда я прибью его прикладом. Будет в соответствии с уставом?
– Не получится. Там написано, что необходимо расстреливать.
52
В романе Автора все немцы являются знатоками языка польского, все время угощающими нас игрой слов. Вот и тут: karabin - винтовка, а karabin maszynowy - ручной пулемет (но не пистолет-пулемет!). В немецком языке винтовка - Gewehr, ручной пулемет - Handgewehr, пулемет - maschinengewehr. И как тут бедному переводчику выкручиваться?
– Слушай, черт подери, не нужно множить сущности!
Бирк совершенно потерял силы, из него как будто вышел весь воздух, что-то шептал себе под нос, и только Холмс подошел послушать.
– Я все скажу. Все. Мы планировали взорвать потолок подвала под Главной Почтой.
– Так мы тебя сегодня расстреливаем не по этому делу.
– Зато схватите моих подельников. Медаль получите.
– Нуу… Одна медаль у меня уже имеется.
– В пиджаке, в тайном кармане со спины у меня имеется план, как туда можно попасть. Тот бункер, в котором я спал, соединен с пробным геодезическим шурфом. Дальше идет подземный технический тоннель планируемой линии метро, которая должна была здесь построена. По нему можно добраться до засыпанной речки под Доминиканской Площадью и под самую почту.
Холмс вытащил из тайного кармана в пиджаке Бирка хорошо пропитанный жиром конверт. Открыл с трудом, потому что изнутри тот был укреплен как бы не брезентом. В средине, и правда, были подробные планы. Польский разведчик вытащил из кармана блокнот.
– Хорошо. Фамилии подельников?
Бирк послушно начал диктовать. Кто, где его можно найти, какие преступления на счету, какие можно задействовать крючки. Холмс был доволен.
– Это ты здорово себя показал, - помог он пленнику подняться на ноги и кивнул Шильке. – Только ведь мы тебя расстреливаем совсем не по этому делу.
– А по какому?
– Ты убил Торбена Луке.
Бирк злобно фыркнул.
– Так ведь это был никто.
– Кто заказал тебе убить его?
– Вы что, думаете, он мне представился? Даже не могу описать, как выглядел. Мы всегда встречались в темном коридоре. Инструкции всегда давал мне в письменной форме.
Холмс вновь раскрыл свой блокнот, он скрупулезно записывал слова убийцы.
– Сколько он тебе заплатил?
– Не имеет значения. Я за подобную работу не берусь. Но эту выполнить должен был, потому что этот тип заказчик не простой. Слишком много он знал, слишком многое мог.
– Ибо?
– От него на километр несло, что он офицер крипо. Даже когда разговаривал, так исключительно шепотом, чтобы нельзя было распознать голос. А перед такими я предпочитаю не выпендриваться.
– Есть что-нибудь еще, что помогло бы его идентифицировать?
Бирк пожал плечами.
– Он наверняка вел дело одного такого торговца краденым. Слишком уж много он знал о делишках Барбеля Штехера и его веселой компашки.
Шильке с Холмсом обменялись взглядами.
– Ну ладно. – Шильке снял наручники с осужденного, который, находясь в состоянии шока, долгое время не мог поверить в то, что происходит. – Скажи нам еще, кем был тот Торбен Луке, которого ты убил. Специалистом по укрытию сокровищ?
– Он? – Бирк массировал запястья. – Он был часовщиком.
– Кем?
– Часовщиком.
Шильке и Холмс вновь обменялись взглядами, но в этот раз, наполненными изумлением.
– Ну ладно, бандюга. Кое в чем ты нам помог, но тебе следует отсюда смыться.
– Ага, значит, вы убьете меня не в соответствии с уставом, где-нибудь в подворотне, а тело бросите в Одер?
Холмс похлопал его по плечу.
– Вот погляди-ка на лицо Дитера, - сказал он. – Разве он похож на убийцу? Разве не видишь ли ты на нем добродушия, сильно окрашенного пацифизмом?
Шильке вынул из кармана два листка.
– Вот тебе приказ об отъезде, а тут гарантийный талон посадки на самолет. М отвезем тебя на ажродром, и ты полетишь в Берлин.
Бирк отсутствующим взглядом глядел на бланки с кучей печатей.
– А мои вещи? – неожиданно выпалил он.
– Твои вещи как раз собирает Хайни. И, похоже, именно он ими и займется. А ты их увидишь уже после войны.
Холмс кивнул Ватсону и отдал распоряжения отвезти все еще трясущегося Бирка на ажродром, где проследить, чтобы он сел в самолет. После этого он, вместе с Шильке, отошел в сторонку.