Побочное действие
Шрифт:
«Йохан, дан богом. Как же ты вытерпел полгода, прежде чем уничтожил мразь, что убила твоего сына, а, Алвин Лунд?»
Алвин снова дёрнулся, выгнулся, силясь взять под контроль собственные мышцы, но ручку бритвы сжал ещё сильнее. Лицо великана-шведа всё больше серело, синюшные губы вытянулись в ровную линию, а в голове метались мысли, которые вызывали невольную усмешку. Горькую, с поднявшимся по пищеводу куском желчи с чётким кровяным привкусом.
– Мне не нужно лезвие… чтобы кого-то прикончить, – отрывисто, сквозь зубы, выдавила из себя Мэл, отметая неуместную обиду. – Давай уберём эту штуку на стол.
Он не кивнул, просто потому что не мог, только крупные глаза его в отражении ещё больше подёрнулись мутью. Вдохнул, будто собирая силы для чего-то невероятно трудного, потом разжал пальцы. Сделав нарочито медленный шаг, Мэл положила лезвие прямо перед ним, у зеркала.
– Теперь постарайся расслабиться.
Кажется, она бормотала что-то ещё, слова застревали в горле комком, пригоршней сухих колючек. Что делала и почему – сама не знала, только прижималась грудью и животом к широкой мужской спине, дрожащей, как в непрерывном ознобе. Знала только, чего хочет добиться и целенаправленно загоняла себя в серый полумрак сосредоточенности. Глубже и глубже, уровень за уровнем, пока не потускнела, а потом совсем не исчезла убогая обстановка пиратской постройки. Весь этот старый хлам, древние столы, лампы, шаткие стулья. Пыль, влажная, комками и клочьями. Ящики, сплошь из-под оружия или ручных гранат.
Гранат… гранаты были у Алвина в кошмаре. Они взрывались, когда мальчишки открывали дверь изнутри, снова и снова. Вздрагивала тонкая проволока, звенела струной, следовал громкий хлопок, текли секунды до взрыва. Любой военный знает, как работает механизм, но таких механизмов не должно быть в шаге от детей. Когда ничего не сделать, можно только тупо уставиться в экран, откуда под мелькание побитых осколками тел звучит название лагеря, будто бы незнакомое. А потом тип с бесцветной рожей выстрел за выстрелом дёргает затвор дробовика – вот почти такого же, как у бредущего мимо пирата.
Чёрт знает как, но это работало. Боль, не телесная, а та, что пробуждалась от видений, казалась почти родной. Своей собственной. Что-то подобное Мэл уже ощущала, когда подматривала сны Вааса, но сейчас всё было по-другому. Быстро сгустилась темнота. Быстро расцвела рубиновыми вспышками импульсов, что непрерывно скользили по нервам.
В теле Алвина импульсы не скользили – бешено метались. Мэл замерла в нерешительности. Она могла разогнать алые вспышки до скорости, при которой выгорают клетки мозга, но тут надо наоборот. Наоборот – это сдержать. Сдержать – это вцепиться изо всех сил, и… что дальше?
Мэл вдруг показалось, что «проводки» двоятся, но тут же пришло понимание: она так видит собственные руки на чужих плечах. А вот импульсы и правда сливались, дикая энергия разгулявшейся болезни отзывалась в мышцах покалыванием сотен калёных игл. Сколько её, этой энергии. Лишней, почти осязаемой – хоть черпай её ладонью.
Идея ещё отзывалась в черепе уханьем пульса, а Мэл уже подалась вперёд, намереваясь её исполнить. Зачерпнуть, стянуть энергию – на себя, в себя. Куда девать излишки – об этом после. Потом, лишь бы сильные плечи под ладонями не вздрагивали от спазмов, а перед внутренним взором растаяли картинки из древних и далёких новостей. Никаких детских тел, израненных кусками металла. Никаких винтовок.
Впрочем, винтовка тут всё же была, стояла в двух шагах у того же стола – крупнокалиберная махина «ростом» с Мэл. Лучи клонящегося к закату солнца сквозили в щели постройки, в красноватых волокнах света кружили пылинки. Из прямоугольника небольшого зеркала за Мэл следили прояснившиеся синие глаза. Так внимательно, что она отвела взгляд и буркнула:
– Тебе сейчас лучше сидеть спокойно. Если хочешь, могу помочь со стрижкой. Или брезгуешь… помощью ведьмы?
– С чего такая… забота? – фыркнул Алвин то ли саркастически, то ли подозрительно. Впрочем, кажется, он больше прислушивался к своему телу, пытаясь отыскать отголоски приступа, и не находя их. Мэл снова диким усилием подавила обиду – что ж, вопрос вполне резонный.
– Мне не нравится твоя боль. Не хочу повторения.
– А того наемника-предателя не пощадила. Я тебя видел, ни один мускул не дрогнул. – Он скривил рот в гримасе, будто стараясь надеть маску, холодную, равнодушную. На лбу его серебряным бисером блестел пот, но слабость не повлияла на внимательность. Он всё так же следил за Мэл, вынуждая её смотреть зрачки в зрачки. Будто хотел верить, но не мог – слишком много условий, препятствий. Да что там, в конце концов, она и вправду ведьма, которая к тому же снова нашла хозяина для своего проклятия. Снова выполнила приказ, снова убила, – отец всегда говорил: в этом её природа. Легко было удовлетвориться таким объяснением, и только в синих глазах напротив без телепатии читалось ожидание ответа.
– Ему как раз было не больно. Почти. Ни сейчас. Ни раньше, когда он работал на Дальнем Востоке, – выдавила Мэл как-то излишне зло. Сжала в кулаки пальцы, всё ещё лежащие на мужских плечах, нарочно вызвала в памяти то, что уловила у того наёмника. Темноту, слепящий луч фонарика, всхлипы молодой женщины, требующей вернуть ей ребёнка. Потом самого ребёнка, тщедушную девчушку, которую держали отдельно, чтобы давить на мать. И голос, тот самый, которым предатель обзывал Мэл потаскухой, – бархатный, смеющийся.
– Знаешь, картинки в чужих головах – это такая штука… Иногда можно наткнуться на целое кино… с девочкой лет десяти. В заложниках.
– Мразь грёбаная. – Саркастическая улыбка сползла с лица Алвина, уступив место кривому оскалу. Снайпер будто окаменел, и Мэл знала, почему, не пытаясь коснуться его сознания. Только снова разжала кулаки и застыла, не решаясь погладить одетые в чёрное плечи, помня о том, что «жалость и нежность никому не нужны». И даже вздрогнула, когда ей протянули бритву. Аккуратно сложенную, чтобы даже случайно не порезаться.
– К тому же он всё равно был труп. Или новая забава для Вааса.
Глава 25
По мнению Мэл, эта остро заточенная штуковина действительно больше подходила для того, чтобы полоснуть кого-то по глотке, чем для такого мирного занятия, как стрижка. Мэл обратилась в осторожность, в предельную сосредоточенность — ни одного неверного, случайного движения. Никакой опасности нанести даже случайный порез, только лёгкие, почти невесомые касания. Чудная причёска. Ничего общего с агрессивным пиратским ирокезом – местной модой, которую установил, не иначе, лично Ваас. Выбритые виски и затылок, длинные пряди, что свешивались вправо с макушки и лба. Срезанные белые волоски, похожие на мелкий снежный порох – их нужно было аккуратно смахивать с плеч «клиента», следить за тем, чтобы ничего не попало за воротник. В моменты таких прикосновений «клиент» норовил заглянуть Мэл в глаза, используя всё тот же прямоугольник зеркала. Она раз за разом упорно отводила взгляд, как от ослепительного синего неба, которое наконец всмотрелось в неё. И будто само небо попыталось понять, зачем и что она, человек, делает.