Поцелуй победителя
Шрифт:
У неё подкосились ноги.
— Пришла пора обсудить, что ты можешь предложить.
* * *
Арин услышал визг металла в воздухе.
Он перекатился, убравшись с дороги меча, и услышал лязг генеральского клинка о камень дороги.
Геранец заставил себя подняться на ноги.
* * *
Император опустился обратно на свой стул. Кестрел уставилась на его выигрышную комбинацию, голова закружилась от страха.
— Тебя беспокоит это сочетание карт? — Он всё ещё держал в руке её кинжал. Мужчина перевернул карты лицевой стороной вниз. Затем он умолк, хмуро буравя взглядом рубашки карт. Он коснулся одной из блестящих карт, а затем перевернул комбинацию карточек Кестрел, чтобы изучить и их. А потом нашел в колоде еще две крапленые карты. — Что это?
Она невольно вздохнула.
Он взмахнул рукой, словно хотел отбиться от невидимого насекомого. Цветной свет озарял всю комнату. Четыре карты излучали сияние.
— Ты жульничала? — пробормотал он. — Как можно жульничать и при этом всё равно проиграть?
* * *
Арин бросился на генерала, который одним ударом рассёк застежки его брони, походя отразив удар юноши, вынудив его меч уйти вниз. Защита Арина была вскрыта. Генерал был быстр, его движения точны. Сталь мужчины была настолько остра, что, когда он ранил Арина, тот поначалу ничего не почувствовал.
* * *
Император облизал сухие губы. Он перевернул две карты в колоде. Волк. Змея.
— Это хорошие карты. Зачем было помечать карты, если ты не собиралась их брать? — Он сглотнул так, что заметно дернулся кадык.
Кестрел увидела, что он начал понимать.
И его тело начало понимать.
Он бросился на неё.
* * *
Меч порезал шею Арина, чуть ниже уха. И отсек бы голову, не отпрянь он вовремя назад.
Арин уже не раз смотрел на лицо генерала и не видел его по-настоящему. Но не сейчас. Он видел, что этот человек точно знал, кто он такой, и что он стремился убить Арина почти столь же сильно, как Арин жаждал его смерти.
* * *
Император опрокинул вино. Он схватился одной рукой за стол, не выпуская из другой кинжал Кестрел.
Она отступила от стола, когда он забился в конвульсиях. Кестрел испытала такое облегчение, что его и облегчением-то нельзя было назвать. Скорее, она погрузилась в изнеможение, которое сразу же полностью завладело её телом.
— Я солгала, — сказала ему Кестрел.
Император попытался выпрямиться. Она подумала, что он, наверное, пытается как-то применить кинжал, но рука не слушалась его. И как следствие, оружие выпало у него из рук прямо в лужу разлитого красного вина.
— Я солгала, когда сказала, что пришла сюда не для того, чтобы убить вас.
Его округлившиеся глаза остекленели.
— Не имело значения, выиграю я или проиграю, — сказала Кестрел. — Важным было только время, чтобы яд успел подействовать. Его добывают из крошечных червей на Востоке. Яд прозрачен, а когда высыхает, блестит. Я нанесла его на четыре карты колоды «Клыка и Жала». Вы их трогали.
Изо рта императора потекла пена.
Его дыхание стало прерывистым, гортанным, сродни звуку лопающихся мыльных пузырей.
А потом всё закончилось.
* * *
Арин нанёс ответный удар.
Пока они дрались, его кровь зло кипела безмолвными словами: мать, отец, сестра. Кестрел.
Арину было всё равно, что его удары о бронированное железом тело были бесполезны, что в этих действиях не было никакого смысла, что несколько сбитых пряжек с брони генерала не приблизили его к победе. На виду было слишком мало открытых участков тела мужчины, он никак не мог до них добраться и всё же отчаянно желал пустить ему кровь. Если он не сможет ранить генерала, то изобьёт его. Он будет бить, пока что-нибудь не сломает.
«Пряжки», — подсказала смерть.
Арин сместил замах и изогнул его в сторону локтя генерала, держащего меч, целясь прямо туда, где висели сломанные застежки.
Арин отсек руку мужчине по локоть.
На Арина хлынул поток крови. Если генерал и издал какой-то звук, то Арин его не услышал. Он весь был липкий и тёплый.
Генерал упал. Он лежал, щурясь на солнце, глядя на Арина; глаза остекленевшие, рот двигается, как будто говоря что-то, но Арин ничего не слышал.
С мгновение Арин колебался.
Но в этом человеке не было ничего от неё, это был просто враг у его ног. Арин замахнулся мечом... с большей силой, чем необходимо для смертельного удара. Он хотел вложить всего себя в этот акт возмездия.
Месть: тёмного, винного, насыщенного цвета. Она затопила лёгкие Арина.
Эти светло-карие глаза. Смотрящие на него.
Было в них нечто такое...
Это единственное, что у Кестрел было общего с отцом.
Арин заговорил, его голос прозвучал откуда-то издалека, словно часть его оставила дорогу и поднялась ввысь, и будто солнце взирала на то, что осталось внизу, на земле.
Он произнёс:
— Кестрел попросила меня об этом.
За все, что ей пришлось вынести.
Арин был мальчиком, рабом, взрослым мужчиной, свободным мужчиной. Он был всем этим одновременно... и кем-то ещё. Он понял это только сейчас, когда вонзил меч в землю, рядом с горлом генерала.
Не благословлял его никакой бог смерти.
Арин сам был этим богом.
Глава 40
Но неожиданно для самого себя он замер.
Сожаление — неподходящее слово для описания того чувства, что Арин испытал позже. Скорее отрицание. Порой, даже спустя много лет после войны, он бы неожиданно просыпался в поту, пребывая в заложниках у ночного кошмара, в котором рубил на части отца возлюбленной.
«Но ты же этого не сделал», — сказала бы она ему.
«Ты этого не сделал».
«Скажи мне. Повтори. Скажи мне, что ты сделал».
И он бы, весь дрожа, рассказал.
Его разум был подобен стеклянному шару. Ничего, кроме эха. Запаха его матери. Голоса отца. Взгляда Анирэ, когда она смотрела на него и говорила глазами: «Выживи!» А ещё они говорили: «Люблю и мне жаль». Они шептали: «Братишка».
А потом тишина. Все затихло в голове Арина, пока он стоял на дороге. Он перестал слышать голоса. Подумал о том, как странно, что Риша, желавшая смерти императору, не пожелала расправиться с ним собственноручно. И теперь Арин понимал почему. Он знал, каково это — не иметь семьи: это как жить в доме без крыши. Даже если бы Кестрел была здесь и умоляла его: «Опусти свой меч, прошу, сделай это, не медли», — Арин не сумел бы оставить её сиротой.