Поцелуй победителя
Шрифт:
Когда он вернулся в кузницу, пламя давно погасло. Арин заново разжег печь и раздул угли. Затем положил отцовский меч в огонь, разогрел, так что металл стал пластичным, положил на наковальню и отрубил часть клинка. Мысли Арина текли плавно и спокойно, пока он придавал куску металла нужную форму, отсекал лишнее, уплотнял сталь слой за слоем, переделывал рукоять, обрабатывал края и затачивал лезвие. Арин решил, что кинжал для Кестрель станет его лучшей работой.
12
Она вынырнула из полумрака. Все болело, особенно плечи, ребра и живот. Но терзавшие судороги ушли. Мягкая перина. Пуховая подушка. Удобная ночная сорочка. Чистая кожа. Кестрель моргнула. Было так тихо, что она услышала, как ее ресницы задели наволочку, и вспомнила, как Сарсин разбирала ей волосы пальцами, смазанными маслом, прежде чем расчесать.
— Отрежь их, — попросила Кестрель. Когда эти слова сорвались с ее сухих губ, она почувствовала себя странно, будто говорила не сама, а лишь повторяла эхо сказанных давно слов.
— Ну уж нет, — ответила Сарсин. — В этот раз я тебя слушать не стану.
«Отрежь». Да, такое уже случалось. Спутавшиеся косички, призрак непрошенного наслаждения… Но что произошло тогда, Кестрель не знала. Память молчала. «Ты же светская дама, потом пожалеешь», — возразила ей Сарсин.
Сарсин разобрала колтуны в волосах Кестрель — напоминание о тюрьме. От движений пальцев, перебиравших пряди, у нее закружилась голова. К горлу подкатил ком, и ее снова стошнило.
Теперь, размышляя над этим, Кестрель коснулась волос, рассыпанных на подушке. За время, проведенное в тюрьме, она успела забыть их цвет. В детстве у нее были почти огненные волосы. «Воинственный рыжий», — говорил отец, дергая ее за косичку. Кестрель подозревала, что он расстроился, когда по прошествии лет ее волосы потускнели.
Она села на кровати — слишком резко: в глазах потемнело, голова закружилась.
— Ага! — произнес кто-то.
Постепенно зрение вернулось. Сарсин потянулась, поднявшись с кресла (оно было из сизо-серого дерева с матовой обивкой жемчужного цвета и почему-то тоже казалось знакомым), и подошла к маленькому столику, где стояла накрытая крышкой супница. Сарсин налила горячий бульон в чашку и поднесла ее к кровати.
— Есть хочешь?
У Кестрель заурчало в животе.
— Да, — кивнула она, удивляясь такой, казалось бы, обычной вещи, как голод. Кестрель выпила бульон и тут же ощутила усталость. Руки едва держали чашку. — Как давно? — проговорила она.
— Как давно ты здесь? Два дня.
Сквозь задернутые шторы просвечивало яркое солнце.
— Ты почти не спала, — продолжила Сарсин. — Тебе было очень плохо. Но, думаю, — она коснулась щеки Кестрель, — теперь ты пошла на поправку.
«Какая она добрая», — подумала Кестрель. Сарсин излучала уверенность, ее характер был прямой и твердый, но при этом она умела заботиться. В глубине ее глаз поблескивала тревога. Возможно, она и впрямь искренне беспокоилась за Кестрель.
— Тебе нужно как следует выспаться, — сказала Сарсин. — Хотя бы попытайся, хорошо?
Кестрель это понравилось — Сарсин понимала, как трудно ей даются самые простые вещи. Действительно, прошло уже два дня, а Кестрель никак не удавалось хорошо отдохнуть — она то и дело просыпалась. Она взглянула в глаза Сарсин и вдруг замерла. Только теперь Кестрель ясно увидела то, чего раньше не замечала. Ее глаза были такого же цвета. Серые, как дождь, обрамленные густыми черными ресницами. Как у него. А еще форма нижней губы, и уголок рта так же поднимался в легкой улыбке… Сердце громко застучало.
— Договорились? — мягко спросила Сарсин, забирая из рук Кестрель пустую чашку, тяжелую, как камень.
Кестрель поймала свободную руку Сарсин и сжала ее. Взгляд этих серых глаз придавал спокойствия. «Это неправильно», — возмутилось что-то у нее внутри. Незачем искать его черты в лице этой девушки. Но Кестрель продолжила это делать, не в силах справиться с собой. А потом ее накрыло приятной волной сонной усталости.
В следующий раз она проснулась ночью. На столе тускло горела лампа, комната была погружена в густую тень. В кресле Кестрель заметила фигуру: длинные ноги, штаны, туго зашнурованные сапоги. Неловко выгнутая шея, голова, запрокинутая на спинку кресла. Лицо, наконец избавленное от слоя грязи и расслабленное во сне. Шрам на щеке. Пожалуй, он был даже слишком чистым. Кестрель почувствовала слабый запах, правда, весьма странный: апельсиновый уксус?
Его глаза приоткрылись. Прошло мгновение длиной в один вдох. Взгляд стал осознанным. Кестрель смотрела на своего спасителя, изучала в свете лампы. Ее сердце заметалось, будто пойманный кролик. Сомнение боролось с доверием и другим неясным чувством, которому трудно было дать название.
— Спи дальше, — пробормотал он.
Кестрель закрыла глаза. Сердце успокоилось, а дыхание выровнялось.
Когда она снова проснулась, шторы были раздвинуты. Полдень. Желтое солнце. В кресле с жемчужной обивкой никого. Кестрель пронзило неприятное чувство. Она не понимала, что это значит, но ее охватила подавленность. Пришлось заставить себя подняться. Опустошенная, слабая, Кестрель выбралась из кровати. Туалетный столик был совсем рядом, но даже это расстояние казалось зияющей пропастью. С трудом преодолев его, она почти упала на стул.
Девушка, которая смотрела из зеркала, казалась такой напуганной, что Кестрель невольно протянула руку, чтобы дотронуться до нее, успокоить. Кончики пальцев коснулись холодной поверхности зеркала.
— Подумываешь разбить его? — поинтересовался знакомый голос.
Кестрель убрала руку и перевела взгляд на Сарсин, стоявшую в дверях. Значит, ее все-таки не оставили одну. Сарсин смотрела задумчиво, как человек, который наблюдает уже давно. В руках у нее был какой-то сверток.
— Это не я, — произнесла Кестрель.
Сарсин развернула сверток. Платье. Она перекинула его через спинку кресла с жемчужной обивкой, подошла и положила теплую руку на плечо Кестрель. Девушка отметила, что сделала она это осторожно, стараясь не задеть рубцы на плечах, которые, наверное, просвечивали через тонкую ночную сорочку. Кестрель снова уставилась на исхудавшее лицо в зеркале. Запавшие глаза, потрескавшиеся губы, выпирающие ключицы.
— Ну вот, — сказала Сарсин. Она быстро собрала волосы Кестрель и заплела их в косичку.