Под британским флагом
Шрифт:
И на флейте, к борту которого подошел баркас, и на бриге поняли, что праздник вдруг закончился. Если на призе сопротивляться никто не собирался, понимая, что в баркасе намного больше людей, а за убийство или ранение могут наказать беспощадно, то на палубе корсарского судна появились люди с мушкетами и двое начали устанавливать на фальшборте однофунтовый фальконет на вертлюге.
— Орудия готовы к бою! — доложил мичман Роберт Эшли, которого прямо перло от счастья, что участвует в самом настоящем бою.
— Огонь! — скомандовал я.
Корвет задрожал от залпа. Такое впечатление, что грохот испугал его, заставив задергаться. Представляю, как испугались горожане, а еще больше — солдаты
— Лево на борт! Ставим паруса! — приказал я.
Корвет начал медленно поворачивать влево, одновременно немного приближаясь и к берегу. Там на батарее все еще были только часовые. Они смотрели на нас и пытались понять, что происходит. Такое впечатление, что английский флаг на нашей грот-мачте принимали за глупую шутку.
На флейте, который был повернут к ветру левой раковиной, тоже обрубили якорный канат и начали ставить паруса и поворачивать вправо. По нему стреляли с брига из мушкетов, но не очень часто. У французских корсаров появились другие более важные дела — собрать личные вещички, спустить на воду катер и лодки и погрузиться в них до того, как бриг осядет слишком глубоко или, что еще хуже, ляжет на борт.
Я уже подумал, что выскочим из бухты без потерь, когда прогремел залп береговой батареи. Видимо, капитан Мендоса не высоко ценил жизнь своего сослуживца. Корвет в этот момент был метрах в четырехстах от батареи и под острым углом к ней, но четыре ядра угодили в цель. Попадание одного я увидел, потому что врезалось в стеньгу грот-мачты и срезало ее. Два матроса свалились с марса на палубу, как перезрелые груши. Стеньга наклонилась, удерживаемая тросами такелажа, и на несколько секунд замерла в таком положении. Этих секунд хватило остальным марсовым, чтобы соскользнуть на руках по марса-фалам на палубу. Наверняка обожгли ладони, но это лучше, чем свалиться с высоты вместе со стеньгой, которая рухнула вперед, оборвав несколько канатов. Еще три ядра попали в корпус выше ватерлинии. Одно из них сшибло с лафета карронаду, убило двух комендоров и оторвало ногу третьему.
Не зная, насколько хорошо обучены испанские артиллеристы, я дал им две минуты на перезарядку, после чего напрягся, ожидая следующий залп. Теперь мы были практически кормой к батарее, и ядра полетят в каюты, мою и офицерскую, и выше, над шканцами, сметая тех, кто на них стоит. Прошло три минуты, пять. Мы удалились от батареи еще на кабельтов или даже больше. Испанские пушки не стреляли. Не знаю, что их остановило. Еще достаточно светло и расстояние не такое уж и большое, есть шанс попасть в цель. Может быть, капитану Мендосе наконец-то передали слова нашего заложника или он понял, что критических попаданий не будет, а по мелочи тратить ядра и порох не захотел. Флейт двигался левее и впереди нас, еще дальше от батареи. Шел быстрее. У него все мачты целы, а на борту, как я понял, находились пленные английские матросы, которые быстро поставили все паруса.
Выйдя из бухты, мы перевезли на корвет пленных французских корсаров и большую часть абордажной
При входе в Гибралтарскую бухту я отправил испанского офицера на шлюпке на испанский берег. Мы теперь такие богатые, что можем плюнуть на пять фунтов стерлингов за пленного врага.
— Передадите капитану Мендосе, что у него меткие артиллеристы: они попали в цель, но не задели вас, — пошутил я на прощанье.
— Я уверен, что он будет рад это услышать! — счастливо улыбаясь, произнес испанский офицер.
85
Ремонт корвета «Хороший гражданин» затянулся до начала февраля. Не по моей вине. Я бы с радостью вышел в море раньше, но сперва нас игнорировали, а потом не было леса, ждали прибытия каравана из Англии. За приз нам заплатили быстро, так что экипаж не роптал. Выкупил флейт представитель страхового агентства Ллойд. Это было агентству выгоднее, чем платить страховку. Уверен, что выкупили с большой скидкой. Как мне рассказала Дороти Деладжой, ее муж поднял на этой сделке пятьсот фунтов стерлингов. Не за красивые же глаза их дали!
Плохое отношение к корвету случилось из-за того, что стоило нам ошвартоваться к молу верфи, как на берег огромной стаей ломанулись крысы. Они бежали, плотно сбившись, по четыре-пять в кривых шеренгах и образовав колонну длиной метров десять. Может, немного меньше. Впереди и по бокам трусили крупные самцы, в середине крысята и молодые самки, сзади — старые самки. Мне так показалось, потому что вряд ли отличу самца от самки без детального изучения гениталий. Зрелище было такое завораживающее, что все, кто наблюдал — члены экипажа корабля, рабочие верфи, любопытные горожане, случайно оказавшиеся неподалеку — делали это молча. Крысы добрались до ближайшего дома и поодиночке влезли в нору в фундаменте. Как они все, несколько сотен, там поместились — не представляю. Предположил, что это не нора, а портал на планету крыс. После того, как телепортировалась последняя, кто-то из береговых зевак громко присвистнул, а потом все они посмотрели на нас, как на смертельно больных.
— Скоро утонете, сгорите или взорветесь, — высказал предположение старый тиммерман, пришедший осматривать корвет. — Крысы заранее чуют беду!
Я не стал говорить ему, что беду мы сотворили, точнее, воспитали, собственными руками. Крысиный король настолько привык к людям, что не прятался. Даже когда на корабле еще были другие крысы, каждый день наведывался на камбуз, где получал пайку от кока. Вот кто радовался появлению крысиного короля больше всех! Рабочим верфи кто-то всё же рассказал, кто виноват в бегстве крыс, но ему не поверили. В итоге нам обещали, что вот-вот начнут ремонт, но ничего не делали. Их можно было понять: зачем переводить материал, если корабль обязан погибнуть!
Приступили к делу только в начале января, когда я пообещал начальнику верфи, что пожалуюсь вице-адмиралу Джорджу Кейту, которого ждали в Гибралтаре со дня на день. Кстати, правильнее было бы называть его Джорджем Элфинстоном, поскольку он являлся пятым сыном лорда Чарльза Элфинстона. Кейт — фамилия его деда, шотландского лорда-маршала, как называли главу семейства, имевшего право на маршальский жезл. Шотландцы пошли дальше англичан — сочли, что некоторые рождаются не только знатными, но еще и с талантом маршала. Дед бездарно повоевал с англичанами и провел большую часть жизни на материке, а внук проявил себя толковым, пусть и не хватающим звезды флотоводцем, исправно служа английскому королю.