Под жарким солнцем
Шрифт:
— Ой, смотрите, товарищ Мегудин здесь!.. — раздались голоса.
Обрадовавшись людям, Мегудин крикнул:
— Товарищи, поздравляю вас с освобождением Курмана от фашистского ига! Сегодня у нас первый мирный день… Исполком открыт, заходите, товарищи!
Толкаясь, люди с гомоном хлынули в исполком. Пробравшись ближе к столу, за который Мегудин сел, женщины засыпали его вопросами, запричитали:
— Митьку моего, который трактористом у вас в мэтээсе работал, вы не встречали где-нибудь?.. Ушел на войну и как в воду канул… — спросила женщина с одеялом на голове.
— А Филиппа Горностая, помощника механика МТС? — перебила женщина с ребенком на руках. — Только одно письмо успела получить от него. Писал, что идет в бой. Скажите, может, что-нибудь знаете о нем. Ведь мы были в неволе. Ой, горе горькое, что я буду делать без него… Дом наш сгорел, куда я денусь с крошкой на руках?
— И мой дом сгорел… И мой… И мой, — раздавались голоса. — Куда нам, горемычным, податься?..
— Плакать не надо. Всех устроим, — начал успокаивать людей Мегудин.
Но женщины не унимались и продолжали шуметь и причитать.
В открытые двери исполкома входили все новые и новые люди. Изо всех сил проталкивался поближе к Мегудину старичок в красноармейских штанах и в зеленом кителе немецкого офицера, в фуражке с красной окантовкой и блестящим козырьком.
— Куда лезешь, продажная тварь, чучело гороховое?! Гоните его! — раздались голоса. — Отслужил поганым фашистам, теперь сюда полез!..
— Что языком чешете о том, чего не знаете… Пустите меня, пустите!..
— Вон отсюда, вон! — еще яростнее насели на него женщины.
Вглядываясь в старика, который с таким упорством пытался пробраться к нему, Мегудин обомлел:
«Неужели это Иван Никитич? За что они так накинулись на него? А может, не он? — пытался успокоить себя Мегудин. — Нет, это он. Я его узнал… Может быть, его пытали, и он вынужден был согласиться работать на них… Но другие же устояли…»
Озлобленные выкрики женщин тяжелым камнем легли на сердце Мегудина. Ему страшно было подумать, что Иван Никитич мог так опозорить себя. Но неотложные заботы требовали его внимания. Надо было разместить женщин и детей, обеспечить их кровом и хлебом.
Старик куда-то исчез, и женщины успокоились. Воцарилась тишина. Все ждали, что скажет Мегудин.
— Первым долгом давайте выясним, кому нужно жилье, — после короткой паузы сказал Мегудин. — Не волнуйтесь, постараемся всех устроить, ибо завтра, а может еще и сегодня, надо будет выйти в поле.
На площади возле райисполкома толпами стояли измученные, истощенные, как после болезни, люди. Они кричали, причитали, все пытались прорваться в битком набитое помещение.
Вдруг среди толпы усиленно начал проталкиваться солдат с рюкзаком за плечами. На груди его армейской гимнастерки виднелась красная нашивка.
— Откуда прибыл, браток? — спросил долговязый бородатый мужик в рваном пиджаке и в лаптях.
— Известно откуда, — отрывисто ответил тот.
— Фронт только-только отошел. С передовой, что ли, или из госпиталя? — допытывался мужик.
— Уже отвоевался… Подчистую уволили, — с грустью в голосе ответил солдат.
— А мы опять пойдем воевать, добивать врага, — вмешался мужик с рыжеватой бородой, в полотняной крестьянской рубахе навыпуск и в стоптанных сапогах. — Мы немало нанюхались пороха, а тут в окружении очутились… Лесов нет, в горы к партизанам далеко… Военное обмундирование и все, что напоминало о Красной Армии, мы попрятали, а сами скрывались где попало. Спасались кто как мог. За это время исхудали, сгорбились, так обросли, что порой даже друг друга не узнавали. Что мы только не делали, чтобы не попасть в лапы извергов и выжить… Ходили с длинными седыми бородами и волосами, одевали свитки и лапти, брали в руки палки и притворялись дряхлыми, слепыми, глухонемыми старцами. Ходили по деревням, просили подаяние и, если хоть что-то слышали и видели нового, старались передать кому надо…
Наконец солдат протиснулся в здание райисполкома. Из раскрытых дверей своего кабинета Мегудин заметил его. Ошеломленный, он сначала пошел ему навстречу, но потом остановился, пристально вглядываясь в него, думал: не обознался ли?
— Фима! Ефим Самойлович! — воскликнул Мегудин, убедившись, что не ошибся. — Откуда?! Какими судьбами?! Неужели и в самом деле ты?!
Солдат стремительно кинулся к Мегудину. Они крепко обнялись и долго не отрывались друг от друга — никак не могли прийти в себя.
— Ну, скорее рассказывай… — наконец промолвил Мегудин. — Откуда так нежданно-негаданно ты явился?.. И даже очень кстати… Насовсем? Ох, как ты сейчас здесь нужен… А я только вчера с передовыми частями армии вошел сюда. А ты как к нам добрался?
— Я находился тут поблизости и с нетерпением ждал, когда наши придут, — ответил Ефим Самойлович. — Мне довелось еще в канун Нового, сорок второго года быть в каких-то сотнях метров от дома моего отца…
— Неужели был так близко?.. Как же ты попал сюда? — удивленно спросил Мегудин.
— С феодосийским десантом. Мой пулеметный расчет занял там огневые позиции. Я думал встретить Новый год в отчем доме, а встретил его в смертельной схватке… Меня вынесли полуживого… Но спасли, и я вернулся в строй, потом снова был ранен… И, как видишь, жив и очень рад, что встретился с тобой дома.
— Да, да, дома…
— А сколько я пережил, выстрадал в ту новогоднюю ночь и потом, когда пришел в себя… И все же я дожил до долгожданного дня — вернулся на родную землю…
— Да, да… Все мы настрадались, пока не вернулись… — отозвался Мегудин. — А где теперь твоя семья, Ефим? Ты был уже дома?
— Я сразу сюда заехал. Знаю, что застану там только пепел и могилы, — с болью в сердце ответил Мириминский. — А как хочется хоть какое-нибудь утешительное слово услышать о своих родных.
— Я тоже еще нигде не успел побывать, не знаю, что делается в деревнях и поселках района. Пока, можно сказать, я и Еремчук, главный механик, одни здесь, а теперь еще и ты. Будешь единственным агрономом на весь район… Не знаю, чем и как будем сеять. Но сеять надо… Нельзя терять ни минуты, ни часа. Через какую-нибудь неделю наступит жара, земля пересохнет, и тогда сеять будет бесполезно. Ты ведь агроном и сам понимаешь, насколько серьезно и ответственно наше положение. Сам знаешь, что весенний день год кормит. Сходи домой, может, что-нибудь узнаешь о своих… Думаю, что кой-кому из местных жителей удалось спастись и они, вероятно, уже вышли из укрытий. Постарайся пройтись по поселкам, может, там есть люди, осевшие во время войны. Их надо будет тоже привлечь к полевым работам. Надо собрать лопаты, плуги, бороны и другой инвентарь…