Подари мне себя до боли
Шрифт:
— А она? — Макс хлебнул ещё коньяка, чтобы занять руку.
— Пока не вкуривает, — гоготнула мразь, — мнется. Кружила, кружила, не хотела в неформальной обстановке встречаться. Но щас кирпич ей покажу. Вино-домино, сладкое съест и в нумера.
— А если не поедет? — Моронский потёр костяшки на правой кисти, сжал и разжал пару раз ладонь в кулак, повращал им.
— Ага, — хрюкнула свинья, — поедет, как смазанная! Знаю я таких. Ломаются, ломаются, потом только отслюнавливай по сотке в час, успевай.
— А
— А ты чё Мор, — прищурился Кость, — вложиться хочешь? В принципе, я не против. Давай ее на двоих растянем в сауне. Ща пацанам позвоню, они там всё…
Макса снесло со стула, как катапультой. Он подскочил к утырку, задев угол стола, на котором недовольно звякнули приборы. Схватил левой рукой за ворот рубашки и всёк ему кулаком в витрину, так что Face ID не узнаёт! Долго папе набрать не сможет!
***
Позвонили из банка, сообщили, что одобрили Соне кредит. Какой кредит? Зачем одобрили? Соня ничего не поняла, как ни старалась, и времени выяснять не было. Позже разберётся. Сходила в туалет, вымыла руки.
Услышала какой-то грохот.
Соня вышла из уборной и замерла истуканом на пути к столику.
Потенциальный заказчик валялся под столом, зажимая нос рукой, а сквозь пальцы его фонтаном хлестала кровь. Макс, скалясь, как волк, навис над ним скалой, занося кулак для следующего удара. Но, увидев, Соню, разжал его, отбросил ворот клиента, как мешок с мусором. Маякнул охранникам. Те подошли, подхватили мужика под плечи, подняли и утащили куда-то.
Все в кофейне смотрели на них. Кто-то поспешил рассчитаться и покинуть заведение. Кто-то жаждал хлеба и зрелищ.
А Макс прожигал Соню дикими глазами и тяжело дышал, швы на его рубашке угрожающе трещали, ноздри раздувались. На правой кисти кровь. Его или поверженного клиента — непонятно.
Зверь.
За что?
Соня не знала, что говорить. Она вообще говорить не могла. Все слова тупой болью застряли в окаменевшем желудке.
Она только вскинула на Макса взгляд, полный отчаянной ярости, и молча выбежала из кофейни.
Шла быстро, не разбирая дороги, готовая расплакаться.
«Господи, что за человек! Что он за чудовище!? Почему с ним так тяжело? Почему она влюбилась так сильно именно в него? И что теперь делать? Как теперь, вообще, жить?»
— Любишь сочетание радостного возбуждения с леденящим душу страхом? А как насчёт просто леденящего душу страха? — проговорил в голове приятный рекламный голос.
Соня услышала за спиной уверенные быстрые шаги и постаралась ускориться, но через секунду почувствовала лапу на своем плече.
Макс остановил ее. Развернул к себе.
— Мы не договорили!
— Я не хочу с тобой говорить, Моронский!
— Придётся!
Соня
— Что ты за человек, Макс? Ты зачем его избил? Ты что творишь? — последний вопрос почти выкрикнула, вызвав на себя встречный огонь любопытных взглядов случайных прохожих.
Макс помолчал. Потом свистнул Игоря. Тот вышел из остановившегося на проезжей части мерина, подошёл и подал Максу его телефон.
— Иди сюда, — он поманил ее пальцем, глядя в экран и что-то включая.
Соня не шелохнулась. Тогда Моронский сам подошёл и приблизил телефон к ее уху. Она услышала мужской голос в динамике. Говорил избитый Сонин клиент. О ней? Соня сначала не поняла, о чем он. А потом стало противно. До тошноты. Ее вот так, как товар? А она-то, наивная, думала, что кому-то интересны ее идеи! Профессионализм. Навыки. Ответственность. Творческий подход…
— Как ты умудряешься, Орлова, притягивать к себе всяких мудаков? — бросил Макс, убирая телефон в задний карман.
— Сама в шоке! — выпалила горячо. — Хожу и спрашиваю себя об этом каждый день. С тех пор как тебя встретила!
Макс прищурился. Желваки ходили ходуном.
— И чего это ты разбушевался? Можно подумать, я бы не отшила его сама?
— Никто не смеет даже в мыслях тебя трогать!
— Да что ты!? — Соня горько усмехнулась, — А как ты им запретишь? Будешь морды бить всем, кто посмотрит на меня? Тебе-то никто её не набил за те же самые взгляды и мысли!
Макс хлопнул несколько раз своими чёрными ресницами. Нахмурился. О, мыслительный процесс возобновился! Шестерёнки со скрипом, но зашевелились.
— Что? Забыл, как ты сам грязно подкатывал ко мне? — дожимала Соня, — Да по сравнению с тобой он просветленный даос! По крайней мере, членом перед моим носом он не болтал, домой ко мне не вламывался, уже спасибо!
Моронский опустил взгляд под ноги, качнулся в своих дорогих ботинках с пятки на носок и обратно. Поднял голову, затем медленно ресницы вверх и уставился своими карими кинжалами на Соню.
— Послушай, девочка моя, — заговорил он тихо, но жестко, вырезая каждое слово острым осколком своего терпения. — Я - это я. Есть вещи, созданные для меня, и никто не имеет право трогать их руками. Даже мысли такой допускать!
— ВЕЩИ??? Ты сказал вещи? — Соня задохнулась. Слёзы подступили к горлу, в носу защипало. Вот оно — настоящее ее определение! Она — вещь для него!
Когда? В какой момент Соня допустила мысль, что она может быть для него чем-то одушевлённым?
— Не цепляйся к словам! — Макс дёрнул плечами.
Соня кое-как претерпела жгучую боль в солнечном сплетении, сглотнула острые лезвия, вставшие в горле.
— Все, Моронский, у меня сегодня передоз от тебя, — с трудом проговорила она и сделала шаг, чтобы обойти его.