Подлеморье. Книга 1
Шрифт:
Утро после бессонной ночи…
Страшно Лозовскому. И Волчонок вроде тот, а вроде и не тот… Эти твари и те за русскими лезут, быстро сообразили что к чему. А как же! И у них голова на плечах, а не меж ног…
Поспешно засобирался Лозовский. Добра теперь не жди. Нужно срочно переводить деньги в американский банк в Харбине. Быть беде.
Лозовский уехал в Баргузин.
А Ефрем Мельников в его доме уже второй день угощает приезжее начальство.
Те и рады. Упились. Насытились. Даже на осетровую икру глаза не глядят.
Рябой пристав, покачиваясь, идет на берег.
— А мне-то наплевать, господин Лозовский! Если тебе не жалко своего добра и прощаешь бунтарям, — вполголоса гнусавит пьяный блюститель порядка.
Из-за угла вывернулась женщина в знакомом платке и остановилась перед ним. Он узнал Дуньку-красулю. Побелевшими от злости глазами уперся в нее.
— Здрасте, дорогой! Може, на Елену съездим? — радостно улыбается она. — Эвон лодка свободна.
— С-с-сука за-заразная! — прошипел пристав и замахнулся на Дуньку.
Рыбачка с испугу попятилась к забору, запнулась за чурку…
Пристав зло сплюнул и чуть не бегом пустился обратно — к дому купца.
А сзади доносился веселый смех озорных рыбачек:
Я рябая — ты рябой. Поцелуемся с тобой. Пусть народ любуется, Как рябы целуются.— Э-эх! Не пожалеешь! Ха-ха-ха! Я ведь красуля!.. Ха-ха-ха!
— К черту!.. К черту это Подлеморье!..
Ефрем на кухне петушится перед краснощекой грудастой молодкой. В соседней комнате Тудыпка растянулся под кроватью. А пристав в зале сидит один и тянет с горя. И вино-то сегодня не берет его. Он трахнул об пол стакан и снова вышел на крыльцо.
Ночь надвинулась и приплюснула Онгокон. Кривые, кособокие хибарки и землянки. Вонький рыбодел. Сырой воздух холодит. Триппер дает знать. Злобная жена пришла на ум. Косые, недобрые взгляды рыбаков.
Как все это страшно! Как страшно и противно!
И Лозовскому, наверно, страшно. Он все морщится и стонет. Пьет воду с какими-то травами…
До чего тошно!.. Всем!.. Всем!.. И Лозовскому, и ему! Странно — не тошно тем, кто сидит в амбаре. Да еще придется выпустить их!
Грохнув дверью за приставом, вывалился и Ефрем.
— Ты чо, паря, занемог?
— Так просто… стошнило.
Ефрем вынул из кармана пачку денег, сунул приставу.
— На, держи!.. Письмецо тебе! Хе-хе-хе!
— Это зачем, Ефрем?
— Супруге сунешь. Бабы деньгу любят. Хе-хе-хе!.. Да еще доброго мужика, как ты! Хе-хе-хе!..
Пристав молчит. Только в темноте посверкивают его глаза.
— Дай, Ефрем, закурить… свой забыл.
— У меня ведь трубка.
Махнул рукой пристав.
Ефрем придвинулся к нему:
— Будь человеком, не томи, выпусти сына… Он у меня как заноза в сердце!
Молча пошел пристав к соседнему амбару. Тенью за ним — Ефрем. От двери навстречу поднялась черная копна.
— Господин пристав, кажись?
— Я… освободи Мельникова. Немедленно.
— Слушаюсь, ваше благородие!
Отец с сыном отошли от амбара. Молодой месяц скрылся за горой. Стало совсем темно. Звезды загорелись еще ярче и опустились ниже.
Ефрем, волнуясь, хрипло заговорил:
— Сынок, поедем домой… Чует мое сердце, худым кончится твое дело… Кое-как упросил Лозовского с приставом… Тебе же тюрьма была уготована. Подумай башкой своей.
— Я, батя, плохого ничего не сделал.
— Брось!.. Следят за тобой… Лобанов хитер, но и про него все известно… Пристав хвалился, што мог и сейчас дело на вас создать, но Лозовского сперло — пошел на попятную… да и я сунул кучу денег… — Ефрем перешел почти на шепот: — Невесту тебе приглядел… Знаю, с Улькой живешь, уступи ее Монке… все знаю… Эх, невеста-то — царевна! И уродится же на свет божий такое дитятко!.. А приданое-капиталище!.. Пол-Байкала будет за тобой!.. Знай живи на зависть людям.
— Вот этого-то я и не хочу, отец.
Ефрем с досады махнул рукой.
— Дык… как, Кешенька, домой поедем?.. Мать-то хушь пожалей… вся в слезах живет — народ-то горгочет ей про твои проделки.
Кешка помолчал, потом тихо, но твердо сказал отцу:
— Улю не брошу. Буду здесь рыбачить. Мама… А мама пусть приедет ко мне. Отпусти ее, батя!
— Хы, чего захотел! Сам в свинарнике живешь и ее хочешь туда?
Кешка резко повернулся и ушел в темь.
А Ефрем, нетвердо ступая, поплелся на огонек.
…«Ох, уж эти бабы беременные!.. Чего только вдруг не захочется им! То известку отколупнет — проглотит, то уголек схватит и тоже в рот; у соседки рыбу увидела, сама сыта-пресыта, а кусочек съест, — рассуждает Волчонок. — Вот и Вере, хоть укради, да дай свежего нерпичьего мяса!»
Волчонок на маленькой кедровой лодке-душегубке едет на мыс Черный, где на гладких камнях у самого берега лежат нерпы.
Ганька сначала было кинулся в лодку, но потом взглянул на мачеху и не поехал. Не дает парнишка ей ни дров наколоть, ни воды принести — прихварывает мама Вера.
Вот и мыс Черный совсем рядом. Волчонок вытащил подальше лодку и по тропинке, которая тянется вдоль берега, пошел к нерпичьему лежбищу. Вдруг до слуха охотника донеслось мычанье и шум на воде. «Здесь!.. Лежат!» — улыбнулся он.
Магдауль зарядил берданку и начал скрадывать. Он ступает так легко и мягко, что может позавидовать Волчонку даже сама рысь Ведь зверь морской очень осторожен. Боится берега, потому что там поджидает его человек, а то, бывает, — медведь выскочит и заграбастает. Волчина тоже не дурак покушать жирную нерпу… Берег страшен нерпе, да вот вши допекают; ох, как зудится тело и просит поцарапать о камни!.. И отдохнуть под горячим солнцем тоже хочется: часок-другой вздремнуть неплохо. Вот и лезет нерпа на прибрежные камни.