Подполье на передовой
Шрифт:
– Я не понимаю ваших претензий ко мне. Я отказываюсь отвечать, если вы будете вести беседу в таком тоне!
– Это не беседа, большевистский подпевала. Это допрос! Понял? Официальный допрос! Кто давал справку Наместниковой, что она член общины?
– Я давал.
– Признаешь?
– Признаю.
– На каком основании выдана справка?
– На основании решения о приеме в общину семьи Наместниковых.
– Семьи? А кто в этой семье? Чахоточная мать и двое малолетних детей, из коих одно ранено и нуждается в уходе? А кто же обрабатывает землю? Ты кого зачисляешь в общину? Это фальшивка! Здесь подпись
– Я, - спокойно сказал Степан Григорьевич.
– А?
– опешил Кроликов.
– Ты? А, это... как его, ты зачем?.. Ты, я спрашиваю, зачем мне это сказал?
– Так вы же спрашиваете, я и отвечаю.
– А зачем же ты подделал подпись?
– Да не было как раз Чеха. За семенами ездил. А тут самое землю делили. Просит женщина. Ну, и выдал. Думал, временно. Вернется Чех - выдам постоянную справку. Да как-то забыл, завертелся в делах. Вот и получилось...
– Какого ж ты черта мне сразу не сказал, - обмяк Кроликов.
– Сколько на тебя времени истратил, нервов. И все вхолостую.
– Так если бы вы поспокойнее спрашивали, я бы вам сразу и сказал.
– Поспокойнее! Ты меня не учи, как с кем разговаривать! Сам знаю, - опять было вскипел Кроликов и тут же остыл.
– Тут будешь спокойнее. Вот хотя бы с этими медицинскими справками. Ведь фикса это, фальшь. Сразу видно. А поди разберись... Но я доберусь до этого "врача"!
– шеф погрозил кому-то кулаком.
– И ты у меня смотри, Островерхов. Попадется еще подделка - пеняй на себя. Понял? Иди.
Островерхов молча направился к выходу. У самой двери его окликнул Кроликов:
– Ты сколько берешь за справку?
– Что?
– не понял Островерхов.
– Ладно, не прикидывайся. По свободе сам разберусь. Давай, давай, иди!
Только отойдя на квартал от полицейского управления, Островерхов глубоко и облегченно вздохнул, грустно улыбнулся и зашагал своей обычной скорой, деловой походкой.
"Кошки-мышки"
После ухода Островерхова шеф полиции снова забегал по кабинету. "Что-то здесь не так, - думал он.
– Или он берет взятки за каждую справку, - тогда надо проверить, что он на этом деле имеет, и кое-чем воспользоваться. А вот если тут что-то похлеще взяток... Как быть? Ни черта ведь не проверишь, кому он уже выдал такие документы. Надо все справки объявлять незаконными и распускать общину. Но тогда Райх голову оторвет. Черт знает, что делать! Эта Наместникова... там все на правду похоже. Только подпись подделана.. Так он сам признался. Забрать его да отдать Саркисову на "обработку"? А вдруг окажется, что он взяточник - опять я в дураках. А если за ним партизаны, - только спугнем и опять след потеряем. Нужны улики, факты, хоть какая-нибудь зацепка. Пожалуй, придется засылать агента".
Придя к такому выводу, Кроликов распорядился вызвать "пятого". Вскоре тот появился в кабинете. Кроликов прежде всего обратил внимание на его внешность.
– Что это ты, голубчик, располнел так? Не много ли валяешься на перинах, а?
– Что вы, что вы!
– возразил агент.
– На службе, можно сказать, ни дня, ни ночи не ведаю! До сна ли мне, Анатолий Григорьевич? Никак нельзя!
– Господь бог всех один милует, а мы, извиняюсь, человеки и поставлены, чтобы карать, а не миловать,
Вытянувшись по стойке "смирно", "пятый" зачастил:
– Так что мною лично установлено: некто Авдеев часто отлучается из города и, осмелюсь доложить, без видимой причины. Потому никаких продуктов по возвращении не приносит. Однако многие дома посещает и подолгу в оных пребывает. Три дома мною лично установлены...
– Где? Кто?
– неожиданно громко воскликнул Кроликов.
– Не понял
– Где дома, спрашиваю? Фамилии жильцов. Ну!
– Не извольте беспокоиться. Все на заметочке. Вот, - агент порылся в кармане, достал, любовно разгладил на толстом колене тетрадный лист бумаги и, взяв за два уголка, подал его шефу. Прочитав написанное на листке, Кроликов потребовал:
– Дальше!
– С Авдеевым познакомился лично. Заходили на одну квартиру самогончик пили. Авдеев пьет. Преизрядно.
– Да не тяни!
– Я к тому, что на этот крючок охотно клюет. А разговоры ведет глупые. Но, видать, Советов ждет не дождется. Я, говорит, по станицам хожу, кое-какой товарец сбываю, говорит. Однако, осмелюсь доложить, врет. Да. И, говорит, слышу, мол: народ гневается, к новому порядку неудовольствие, мол, высказывает. А красные-де вот-вот придут. Потому что, говорит, жмут здорово...
– Где?
– прервал Кроликов.
– Да по всему фронту, говорит.
– Идиот! Я спрашиваю: где Авдеев? Квартира!
– Не извольте гневаться, Анатолий Григорьевич, - "пятый" вытер платком лоб, - обвел он меня маленько.
– Что?!
– Так что проводил я его пьяненького. Куда, спрашиваю, тебя доставить, браток? А он пьяный-пьяный, а сам смеется. Ишь, говорит, так сразу тебе все и показать? Нет, говорит, я, говорит, закон конспирации знаю. Хоть ты, говорит, и наш человек - это, стало быть, я, хе-хе, - ага, хоть ты, значит, и наш человек, а присмотреться к тебе надо. Может, говорит, ты в полиции служишь. У меня, говорит, в полиции тоже есть свой человек...
– Кто этот человек? Узнал?
– Никак нет.
– Лопух. Беги немедленно туда, где простился с Авдеевым. Ищи, вынюхивай. Действуй. Найди и излови Авдеева... Мы из него жилы вытянем. Не приведешь своего Авдеева - тебя отдам Саркисову.
Когда "агент-пять" ушел, шеф пригласил к себе Сперанского. Но тот пришел не один, а вместе с переводчиком полицейского управления Крамером. Кроликов заметил, что в последнее время Сперанский и Крамер стали неразлучными. "Спелись, шакалы, - зло подумал он.
– Мое сообщение вас обрадует. Думаете, меня одного повесят? Дудки! Я и вас, подонки, поволоку на перекладину. Поволоку!"
– По сообщению моего личного агента, - начал он вслух, - в аппарат полиции пробрался большевистский шпион.
– Он посмотрел на подчиненных. Те не проявили никакого интереса к сообщению.
– Вы понимаете, что это такое?
– возвысил он голос.
– Да, это интересно, - равнодушно протянул Сперанский. А Крамер только хмыкнул.
– Это настолько интересно, что скоро нам придется болтаться на перекладине. И наконец, еще одна загадка: как на моей двери появляются вот эти бумаги.
– Кроликов подал Сперанскому одну из листовок.
– Эта была приклеена сегодня: Саркисов ее только что сорвал. Чем все это объяснить?