Поэты 1820–1830-х годов. Том 1

Сомов Орест Михайлович

222. МЕЧТА

С померкшим ликом В волненьи диком Брожу один В тени долин, И исполин, Мечта, шагает И пробегает Былые дни… Прошли они! Вспорхнула младость Из сердца прочь; Исчезла радость, Здоровья дочь; Тоска, как ночь, Сменила ясный, Младой, прекрасный Весенний день; И для обмана Во мгле тумана Коварна тень Сокрыла бездны; И, безнадежный, Брожу давно: В душе одно Воспоминанье, Но и оно Мне на страданье Уже давно! И мысль бежала В быль старых дней, И смерть лежала В груди моей; Но ночь спустилась, И освежилась Земля

росой; И — глас надежды Еще раз вежды Росит слезой! 1821

223. ПОХОД

Звучит призывный барабан, Окончилось служенье Фебу; Певец взглянул прискорбно к небу И спрятал лиру в чемодан. Сбылось пророчество молвы, Сбылись предчувствия угрозы… Но он глядит еще сквозь слезы На берег родственной Невы. Еще он видит милый дом, В туманы утра облеченный. Там круг друзей его бесценный, Там всё любимое певцом… Глядит, как мертвый истукан; Потухший взор угрюм и страшен… Выходит солнце из-за башен; Звучит призывный барабан! <1822>

224. ЖАЛОБА

Где вы, радости Светлой младости, Где вы! Песни ясные И прекрасные Девы! Думал вечны я Те сердечные Узы; Думал верны я Легковерные Музы! 1822

225. КОМУ-НИБУДЬ

(Посвящено сестре)

Тоска любви волнует грудь, И мрачен сердца сон печальный, И снится образ идеальный, Твои милый образ, Кто-нибудь! И этот сон не даст уснуть, Сон этот враг успокоенью, И следует повсюду тенью Душою жданный Кто-нибудь! Но краток жизни быстрый путь; Проходят дни, пройдут напасти; Сожгут погибельные страсти И молодость, и кровь, и грудь. Тогда приютно отдохнуть На смертном холоде придется, И — радость! — сердце не забьется Тоской, тобою, Кто-нибудь! 1822

226. РОПОТ

Тоска ученья и дожди, Тоска заботы и досуга, И Роченсальм, и боль в груди — Ненастной осени услуга — Всё, всё свести меня с ума Берет отчаянные меры; Уж бродят в голове химеры, И в бедном сердце кутерьма! Всё удалил я от себя; Всего страшусь, всё ненавижу. Одних лишь вас, мои друзья, Одних лишь вас и сплю, и вижу. Что в силах здесь меня развлечь? Душа давно всё разлюбила… Не может никакая сила Вас из груди моей извлечь. Спеши, Зима, желанный друг! Неси мне радости свиданья! Отдай назад моих подруг, Мои надежды и желанья! Красы усердный богомол Тотчас летит за подорожной, Тотчас на плечи плащ дорожный, Крестится, в сани и — пошел! <1822>

227. ФИНЛЯНДИЯ

Вы, юный друг мой, не забыли Поэта прежнюю любовь; Вы языком счастливой были Ему откликнулися вновь! Он забывал уж образ милый Подруги лет его весны — Он погасил в груди унылой Воспоминанья старины; В пустынях полуночной дали Он топчет допотопный прах; Безбожно боги обсчитали Его в здоровьи и в летах; С людьми не знает он союза: Оставил лиру и перо, Его заботливая муза Стирает пыль с его бюро. Здесь солнце тусклое не греет, И дни и ночи тяжелы; Здесь чуть лишь ель зазеленеет, Прильнув над трещиной скалы; Здесь нет поры условной года, Здесь только стужа иль тепло, И грозно дикая природа, Подъяв гранитное чело, Глядит на жизнь, на наше племя С тех пор, как время создано; Глядит бесчувственно на время, Не изменяясь, как оно; О темя бури рассекая, С земли бегущие к морям, Ее развалина немая Уныло воет по ночам! Здесь всё питает, всё лелеет Покой задумчивой души: Невольно сердце каменеет В безлюдьи каменной глуши. Я не ропщу и не страдаю, Забыл грустить, забыл любить; Привык к убийственному краю, Где думал дня не пережить; Громад нетленных убегая За дверью хижины моей, Я философствую, зевая, О милой бренности вещей! 1823

228. БОРАТЫНСКОМУ («Напрасно я, друг милый

мой…»)

Напрасно я, друг милый мой, Желал найти науку счастья; Напрасно, всех любя душой, Просил любови и участья… Участья… Кто его найдет? О, люди холодны, как лед… Мои труды вотще пропали, Но чувства опытнее стали — Мне люди в наготе предстали — Я пожалел моих хлопот. В наш век счастливый, век прекрасный Приветлив ласковый народ; Всё дышит тишиной согласной, Друг другу братски руку жмет; Пристойно скромны изуверы, Пристойно воры ждут ночей, Не давят жертв во имя веры, И нет державных палачей… Чего ж желать мне оставалось? К чему я стал себе злодей? К чему рассматривать людей? Пусть было б всё как всё казалось. Так, друг, теперь я вижу сам, Уже нет нужды мне в совете — Науки счастья нет на свете, И дать не могут счастья нам. Счастлив, кто в уголку уютном Для жизни нужным не убог И в исступлении минутном С любовью позабыться мог; Кто свету ввек не доверялся, Один пирует жизни пир, Кому так свет не представлялся, Как в микроскоп фламандский сыр! 1 августа <1823> На Котке

229. АРИЯ («Век юный, прелестный…»)

(На голос: Nargeons la tristesse) [168]

Век юный, прелестный, Друзья, улетит; Нам всё в поднебесной Изменой грозит; Летит стрелой Наш век младой; Как сладкий сон, Минует он. Лови, лови Часы любви, Пока любовь горит в крови! Затмится тоскою Наш младости пир; Обманет мечтою Украшенный мир; Беднеет свет; Что день, то нет Мечты златой, Мечты живой! Лови, лови Часы любви, Пока любовь горит в крови! Как май ароматный — Веселье весны; Как гость благодатный Родной стороны, — Так юность дней, Вся радость в ней… Друзья, скорей Всё в жертву ей! Лови, лови Часы любви — Пока любовь горит в крови! <1825>

168

Отбросим печаль (франц.). — Ред.

230. ЗАПАД

Егда даси преподобному твоему видети нетление.

Царь Давыд

Есть на Западе темном стеною скала, Скалу тайная дверь сторожит; Дверь та всела, вросла, дверь та корни дала, Залилась в вековечный гранит. Под скалу не скребись — не подрыться под низ: Безответен там заступа гул; На скалу не скребись — неба в дальную высь Неприступный хребет потонул. Что ж скала залегла — что задвинул гранит — Что же тайная дверь сторожит?.. Но на Западе темном скала та лежит И за тайною дверью молчит! <1826>

231. ЖАЛОБЫ НА П<ЕТЕР>БУРГ

В дымном городе душно, Тесно слуху и взору, В нем убили мы скучно Жизни лучшую пору. В небе — пыль либо тучи, Либо жар, либо громы; Тесно сжатые в кучи, Кверху кинулись домы; Есть там смех, да не радость, Всё блестит, но бездушно… Слушай, бледная младость, В дымном городе душно! 1828

232. ПЕРВАЯ ПОЕЗДКА К ВАМ

Я взглянул в ваш край счастливый, Вашим кланялся богам, Но узнал, что бес ревнивый Стережет дорогу к вам: Всё беды без промежутка, Рвы и реки на пути, И от Медного не шутка До Бернова довезти! На извилистых дорожках Ни приметы, ни версты; То грозят на курьих ножках Допотопные мосты, То пугает бес лукавый Быть под горку на боку, То по горло переправой Вас потешить чрез реку; Мнишь: аминь дороге тряской, Цель сердечная близка,— Глядь — опять перед коляской Змеем кинулась река, За деревней, с гору ростом, Лег горбатый домовой, Вдоль дороги черным мостом Перегнулся над рекой; Страх! опять по шею в воду Прямо кинешь лошадей, Бьешься час, не зная броду, В гору выедешь, и с ней Наконец блеснет желанный, Мирным стражем ваших мест, Колокольни деревянной На вечернем небе крест; Бес-проказник исчезает, Ободрился паладин, И над рощею всплывает Милый сердцу мезонин. 1838