Поэты 1820–1830-х годов. Том 1

Сомов Орест Михайлович

239. РЕКА ЖИЗНИ

Из стран Рождения река По царству Жизни протекает, Играет бегом челнока И в Вечность исчезает. В ней редко видишь тишину И редко струй успокоенье, Но чаще бури быстрину, Волны с волной боренье. Не отдыхая, Жизнь плывет По сей реке туманной И борется с волнами бед До пристани желанной. Лишь муза с берега глядит На изнуренье Жизни хилой И розами ей путь кропит Окрест кормы унылой. О муза, спутник дней моих, Будь неизменный мой вожатый! Твой взгляд умножит радость их И облегчит души утраты. <1822>

240. К С-У, ОТЪЕЗЖАЮЩЕМУ НА РОДИНУ

Прости, любезный! Добрый путь! Лети на родину святую В семье родимой отдохнуть, Изведать жизнь прямую! Младенчества беспечный миг Там сердцу внятно отзовется И свежесть прежних чувств твоих С душою юноши сольется; Природа встретит

там тебя С давно знакомою улыбкой; Ты очаруешься, промолвишь вне себя, Что заведен туда ошибкой… Коснешься в радости немой Бедами скованной цевницы — Она откликнется на глас призывный твой И грянет гимн заутренней деннице!.. Там всё тебя одушевит: И дикий дым родного крова, Умолкших сел вечерний вид, И свежесть утра золотого… А здесь, мой друг, приличий светских хлад; Здесь тухнет пламень вдохновенья, — И если иногда и прояснится взгляд Восторгом песнопенья, То — уцелевший злак под черепом зимы; То — огонек в глуши полупотухший; То — слабый луч, чрез скважину тюрьмы На узника украдкою скользнувший… <1822> Петербург

241. ТОСКА ОССИЯНА

О арфа! пусть твой слабый стон, Исторгнутый десницей устарелой, Пробудит хоть на миг бесславный сон Родительской страны осиротелой! Пусть с сей скалы, подножия дубов, Ровесников моей седины, Прольется старца песнь. Реви с борьбой валов, Осенний ураган, взрывай дубрав вершины! Надвинь на свод пустых небес Громады туч свинцовых! Ты, ночь, раскинь свой креповый навес И мрачные набрось на мир оковы! Свершилось! нет того, чья сталь меча в боях, Как бы звезда победная, блистала И в вражеских трепещущих устах Прощание с сей жизнью вынуждала… Свершилось, нет Фингала! События минувших дней, Пожранных вечностию жадной, Проснитесь в памяти моей: Да огласит сей холм Фингала подвиг ратный! Я помню (и тогда кипела кровь во мне И меч дрожал в руке нетерпеливой): Сверкали копьями — и в шумной вышине Свистали стрелы боевые… Железо тупится; со строем сшибся строй; Удар в ответ удару стонет; Фингал далек от нас: бегу к нему стрелой — И что ж? врагов страх с тылу гонит! Бегут лучей его копья, — Так утром дымные туманы, Покрывшие восточные курганы, Редит огнистая заря! Катмора ищет взор Фингала,— Сошлись; уж рок колеблется меж них… Конец взгремел… И гордо отлетала Душа Катморова в страданиях немых. Но будь утешен ты, Катмор! Фингал жалел твоей погибшей славы И с гордостью вперял свой храбрый взор На труп твой величавый! Но должен ли я днесь тебя, родитель мой, В пылу побед венчать венком лавровым? Нет, нет! Мне суждено настроить голос свой В надгробну песнь над холмом новым. Недаром стон глухой трикраты сон лесов Смущал полуночной порою; Недаром гром гремел и вой зловещих псов Мне сердце раздирал тоскою; Недаром арфа в черный день Сама собою содрогалась, Как будто бы чья жалобная тень Эфирными перстами к ней касалась. О, сколько бедствий в жизни сей Судьба мне завещала! Давно ль всхолмилася на лоне сих полей Могила храброго Фингала,— И вечной ночи мрак смежил Мои увлаженные вежды! Мне мир как гроб, лишенному светил, Лишенному надежды! Одна осталась мне отрада — обнимать Твой прах холодными перстами. Ты зришь меня, — но мне тебя уж не видать! Когда ж, когда ж воздушными крылами К тебе, родитель, понесусь В надоблачный чертог летучий? Когда с землею я прощусь, Где шаг — то друга гроб или курган могучих? Узрю ль тебя, желанная страна? Отопрутся ль врата отчизны? Железная судьба, ты хочешь, чтоб до дна Испил я чашу горькой жизни… <1822>

242. БЕРЕГА ВОЛХОВА

(Посвящено Алексею Романовичу Томилову)

День упадал во глубь лесов; В долине вечер воцарялся, И меж высоких берегов Спокойно Волхов разливался. Над ним нависнувши стеной, Твердыни праздные [172] дремали, Вблизи синел курган крутой, И тени на водах лежали. Воспоминанья прошлых дней На сих местах в моей душе теснились: Так — здесь толпы богатырей С пришельцами за кров родимых бились; Правдивым мщением кипела русских грудь, Свободу жизни ограждая, — И часто Волхова багровел светлый путь, Враждебных трупы увлекая. Быть может, богатырь на камне сем острил Свой меч, притупленный щитами; Иль, обессиленный, склонясь над ним, просил Он у небес победы над врагами. Теперь всё смолкло здесь! Лишь в бурю вран кричит, Гнездяся в башне позабытой; На ржавых вереях дверь дряхлая скрыпит, И свищет ветр в стене разбитой. Иль время иногда рушительной рукой С вершины камни обрывает,— И Волхов с шумом поглощает Потомков древности святой. Так старец, ослабев от бед, Теряет ветхие седины, И алчной вечности пучины Уносят их минутный след!.. О Волхов! берегов твоих Не оглашает днесь ни голос грозной битвы, Ни тяжкий стон последния молитвы, Ни вопли дев с полей родных. К тебе певец идет с довольною душой: Он любит с башни зреть, задумчивости полный, Как ты волнуешься сребристою струей, Колебля рыбарей разбросанные челны; И перед ним цветущее село Склоняется над тихими водами, Любуяся в их светлое стекло; Здесь берег обнялся зелеными лугами, Там он стеной песчаною обвис, И ели древние над ним шатром сплелись! Мне не забыть тех томных впечатлений, Питавших мысль мою при Волховских струях. Картинные брега, я помню вас в мечтах, Как помнят призраки веселых сновидений!.. <1823>

172

Рюрикова крепость.

243. К УЕДИНЕНИЮ [173]

Сплетайся ветвь осины луговой С березой, с липою душистой! Зеленый кров раскинься надо мной!

Повей деревни воздух чистый! Под сень твою певец душой летит, О сельское уединенье! Твой сладкий мир в нем дух животворит И пробуждает вдохновенье. Позволь и мне возлечь под твой приют И оживить свой дар убогий: Там суеты меня не развлекут, Там стихнут ложных чувств тревоги. Там вознесусь душою к небесам, Расторгнув цепь земных желаний; Там воскурю сердечный фимиам Перед владыкой мирозданий. Откройся же природы сельской лик! Развейся ткань полей зеленых! И разносись жнецов веселый клик На нивах, жатвой озлащенных! Там листьев шум, душою овладев, Мечты на юношу навеет; Там матери пленительный напев Младенца тихим сном лелеет… <1823>

173

Писано пред отъездом в деревню.

244. ЗАМЕРЗШИЙ ВИНОГРАД

Что сохнешь ты и листья опустил, Мой виноград, унизанный кистями? Знать, и тебя на гибель застудил Холодный ветр, промчавшийся полями. Друзья твои глядят с немой тоской На твой приют: уж стены запустели, Где ты вился зеленою лозой, Где в пурпуре твои плоды созрели. Жизнь пылкая угаснула в стеблях, Свернулся лист, безвременно иссохший; Взойдет заря — и пропадет твой прах, Как след людской среди пустынь заглохших, Ах, как и ты, умрет младой певец! В цепях тоски его душа хладеет, И недалек безрадостный конец: Как в зной роса, в нем жизнь уже скудеет. <1823>

245. БЛИЗОСТЬ МИЛОЙ

Катится ль над озером радостный день; Светлеет ли месяц в потоке, Прорезав лучами вечернюю тень, Иль ночь разлилась на востоке,— Ты всюду сливаешься с мыслью моей, Ты с ней неразлучна и в мраке ночей. Шумит ли волна под наклоном берез, Вставая на берег песчаный; Шелохнется ль роща с рассветом небес, Стрясая ночные туманы, — Ты всюду сливаешься с мыслью моей, Ты с ней неразлучна и в мраке ночей. Белеет ли вихрем встревоженный прах, Столбом пронесясь над равниной; Торопится ль путник на темных полях Завидеть шалаш свой пустынный, — Ты всюду сливаешься с мыслью моей, Ты с ней неразлучна и в мраке ночей. <1823>

246. ЧУВСТВА ПЛЕНЕННОГО ПЕВЦА

(Подражание 136 псалму)

Тоскуя, сидел я на бреге потока. Позор вавилонян рассвет озарял: Сатрап, попирая царицу Востока [174] , Веками сплетенный венец обрывал! И в рубищах девы бежали толпою, В слезах озираясь на отческий кров, Где жили они безмятежной душою, Где юности светлой вкусили любовь. Средь пышных развалин бродил я мечтами, Смотря на извивы свободной струи. И песней хотели. Мне славить струнами Победы сатрапа и узы священной земли? Нет! лучше иссохни под цепью десная И пылкое сердце в неволе истлей, Чем арфу порочить, душе изменяя, И песнию слух твой лелеять, злодей! Повесил я арфу на ветви оливы. О Салем, да будет свободен в ней звук! Когда твоей славы замолкли отзывы, Я спас ее с жизнью от вражеских рук. И в рабстве Евфрат небеса отражает И гордо по нивам плененным бежит. Так сердце певца гнев судьбы презирает И песнию робкой врага не дарит! <1823>

174

Страна Иерусалимская.

247. К НОЧИ

Приди скорей, подруга снов! Напой меня тоски забвеньем И обмани мою любовь Веселым, долгим сновиденьем! Когда же звуки милых слов Проникнут душу умиленьем, — Не вдруг снимай с меня покров, Помедли тяжким пробужденьем… <1824>

248. К НЕВЕРНОЙ

Не отравляй моей тоски Улыбкой, ласкою притворной И сердца снова не влеки К мучениям любви упорной! Невинный жар твоих ланит, Очей веселое сиянье,— Всё помню я, — но не слетит Ко мне любви очарованье. Нет, не слетит оно назад К моей душе полузабытой: Так оставляет аромат Сосуд, небережно разбитый!.. <1824>

249. ГРЕЧАНКА

Зачем в руке твоей кинжал, Дочь вдохновенного Востока? Младые перси панцирь сжал И кудри девы черноокой Шелом безжалостно измял? Тебе ли свой воздушный стан Обременять таким нарядом? Тебе удел природой дан — Влечь юношей волшебным взглядом, Их жизни прояснять туман. Скажи: не родственная ль месть Тебе кинжал вложила в длани? Или твоя страдает честь, Или ты мыслишь в бурях брани Любви измену перенесть? «Не изменяла мне любовь; Ах, тяжелы судьбы удары! Чем я жила — не придет вновь: Там, над обломками Ипсары, Дымится греческая кровь!.. Не спрашивай, где мой отец, Где в муках мать моя изныла, Где сердца верный первенец,— Там, там надежд моих могила, Ипсара — терновый венец! Но среди бед не пал мой дух: Мне внятен стон моей отчизны. Он в полночь мой тревожит слух Сквозь краткий сон печальной жизни, Как при последнем часе друг! Хлад северный не леденит Утес срывающие воды — Так цепи звук не заглушит Не спящий в сердце глас свободы: Месть варварам — мой твердый щит! Прости!» — Зачем слеза в очах? Тяжка кровавая обида? Не унывай: на небесах Не гаснет солнце Леонида, И не остыл Эллады прах! Пусть нежатся среди пиров Похвал изысканных кумиры! Лесть ляжет с ними в мрак гробов; Но ты… ты достоянье лиры, Живой посредницы веков! 1824