Поэты «Искры». Том 1

Курочкин Василий Степанович

80. ВЕЛИКИЕ ИСТИНЫ

(ВОЛЬНЫЙ ПЕРЕВОД ИЗ СБОРНИКА «LA GOGUETTE»)

Повсюду торжествует гласность, Вступила мысль в свои права, И нам от ближнего опасность Не угрожает за слова. Мрак с тишиной нам ненавистен, Простора требует наш дух, И смело ряд великих истин Я первый возвещаю вслух. Порядки старые не новы И не младенцы — старики; Больные люди — не здоровы, И очень глупы дураки. Мы смертны все без исключенья; Нет в мире действий без причин; Не нужно мертвому леченья. Одиножды один — один. Для варки щей нужна капуста; Статьи потребны для газет; Тот кошелек, в котором пусто, В том ни копейки денег нет; День с ночью составляет сутки; Рубль состоит из двух полтин; Желают пищи все желудки. Одиножды один — один. Москва есть древняя столица; По-русски медик значит врач, А чудодейка есть вещица, О коей публикует Кач. Профессор — степень или званье; Коллежский регистратор — чин; Кнуты и розги — наказанье. Одиножды один — один. Покуда кость собака гложет, Ее не следует ласкать, И необъятного не может Никто решительно обнять. Не надо мудрствовать лукаво, Но каждый честный гражданин Всегда сказать имеет

право: Одиножды один — один. В сей песне сорок восемь строчек. Согласен я — в них смыслу нет; Но рифмы есть везде и точек Компрометирующих нет. Эпоха гласности настала, Во всем прогресс — но между тем Блажен, кто рассуждает мало И кто не думает совсем. <1866>

81–82. <М. Н. МУРАВЬЕВУ>

1. «Сто человек, никак, ты запер в казематы…»

Сто человек, никак, ты запер в казематы; И мало всё тебе, всё мрачен, как чума, ты! Утешься, ведь господь царя благословил — Отвел от родины тягчайший из ударов! — Эх, братец! черт ли в том! Ведь я бы заморил Сто тысяч в крепости, когда б не Комиссаров!

2. «Холеру ждали мы, и каждый был готов…»

Холеру ждали мы, и каждый был готов Диету соблюдать и жить себе здорово. Но фурия хитра: надула докторов — Прислала за себя из Вильны Муравьева. 1866

83. CAUSERIE [145]

(ЭКЛОГА ЛИТЕРАТОРА-ВЕТЕРАНА)

С тех пор как «Пчелки» больше нет Да умер Павлов, журналист, Хоть не читай родных газет, Меня в них бесит каждый лист. Тоска в статьях передовых, А в фельетон хоть не смотри. Увы! Давно исчезла в них Времен минувших causerie! Cette causerie gentille et douce, Qui instruit, en amusant [146] , Вся из bon-mots [147] , как лучших бус Un fil l'eger et luisant [148] . Ее Булгарин к нам занес, Взяв в образец Альфонса Карр, И в книжке под названьем «Ос» (Les gu^epes) принес отчизне в дар. Oh! Le beau temps! Oh! Les beaux jours! [149] Они исчезли без следа! Я лишь с Евгениею Тур Схожусь во взглядах иногда. А остальные! Nom de dieu! [150] Вы обратили фельетон В plaisanteries des mauvais lieux [151] . «Хорош российский Геликон!» Так Пушкин молвил в старину (Я тоже с Пушкиным был друг). Увы! Уж нет его! Одну Бездарность вижу я вокруг, Нахальство без границ и мер, Нигилистический туман. Кто ж остается? Я, prince Pierre… [152] Oh! Les beaux jours du bon vieux temps! [153] Да! Геликон наш не хорош; Mais nous avons un bon journal. Bien r'edig'e par M'essaroche, Un homme de lettres lib'eral [154] . C’est [155] «Женский вестник». Нынче в нем, Как отблеск утренней зари, Блеснула радужным огнем Времен минувших causerie! La causerie du bon vieux temps — Ведь это грация сама, Ведь это лучше, чем роман Фейдо, Феваля и Дюма! Ее давно уж нужно нам, И, чтоб пополнить сей пробел, В журнале для девиц и дам Так называется отдел. В отделе этом мы найдем Всё, что нам нужно с давних пор, Весь этот милый сердцу вздор, Блестящий чувством и умом. В его живой калейдоскоп Войдет весь пестрый светский мир, «Грейт Истерн» с критикой «Трущоб»,  «Миантономо» и Шекспир, Поэта светлая мечта И философии урок, Балы, наряды и плита, И доктор Хан, и доктор Бок, Огонь и лед, и мрак и свет, Et Jean qui pleure, et Jean qui rit [156] , Et Turluru, et Turlurette!.. Да процветает causerie! 1866

145

Легкий разговор, светская болтовня (франц.). — Ред.

146

Эта изящная и милая causerie, которая поучает, забавляя (франц.). — Ред.

147

Острот, метких словечек (франц.). — Ред.

148

Легкая и блестящая нить (франц.). — Ред.

149

О! Прекрасное время! О! Прекрасные дни! (Франц.) — Ред.

150

Черт возьми! (франц.). — Ред.

151

Шутки дурного тона (франц.). — Ред.

152

Князь Пьер (франц.). — Ред.

153

О! Прекрасные дни доброго старого времени! (Франц.) — Ред.

154

Но у нас есть хороший журнал, отлично редактируемый либеральным литератором Мессарошем (франц.). — Ред.

155

Это (франц.). — Ред.

156

Жан, который плачет, и Жан, который смеется (франц.). — Ред.

84. СВИСТОК И СТАКАН

Свистать! Свистать! Нам вторит эхо. Но, чур! Не лгать Орудьем смеха! Приходит срок, Взял верх обман — Бросай свисток, Бери стакан. Пей, чуть слышна Фальшивость нотки, Оксгоф вина И четверть водки, Ведро эль-кок, Эль-кукельван. Бросай свисток, Бери стакан. Чем разделять Кастратов славу, Уж лучше спать Вались в канаву, Без задних ног, Мертвецки пьян. Бросай свисток, Бери стакан. Уж лучше, брат, Пить мертвой чашей Забвенья яд, Чем в прессе нашей Зловонных строк Впивать дурман. Бросай свисток, Бери стакан. Газетный лай И обезьянства Пренебрегай В величьи пьянства. Оно порок, Но не обман. Бросай свисток, Бери стакан. 1866

85. НОВОГО СЧАСТЬЯ ЧИТАТЕЛЮ И НОВЫХ БОГАТСТВ!

Редакция вполне понимает, что интересы, которыми всего более дорожит всякое общество, суть интересы его спокойствия.

Объявление г. Тиблена об издании «Современного обозрения».

При анализе экономических явлений мы будем иметь в виду, главным образом, задачи накопления новых богатств, а не перераспределения старых.

Там же

Капиталы — суть деятели современного прогресса.

«Пятикопеечник», соч. г. Карповича

Знаю я, читатель, что делами Важными по горло ты завален, Чтоб моими тешиться стихами, Как бы ни был взгляд мой идеален. Но утешься: я не древний эллин; Я, как ты, забыл об идеале; Жизнью я достаточно обстрелен, И поэт во мне «скончался вмале». Как Полонский, я «блохой укушен» (То есть: жизни опытом пришиблен), Лишь к богатствам я неравнодушен, Как Карпович и издатель Тиблен. В 200 000 выигрыш билета — Вот источник светлый накоплений Вдохновенья и богатств поэта Современных русских обозрений. «Наше время» Павлова пропало! Ныне с «Новым временем» Киркора, Говорят, блаженство близко стало, Богатеть должны мы очень скоро. С этим новым временем условясь, Пред одним богатством я склоняюсь — Как поэт, вполне обсоловьевясь [157] , Перед ним лишь я утибленняюсь [158] . С новым годом вовсе не желая Слыть врагом спокойствия заклятым, Я тебе, читатель, поздравляя, Одного желаю: быть богатым. Чтобы ты вкушал, как на Парнасе Некий бог, роскошнейшие яства,— А уж там Карпович в «гласной кассе» И без нас распределит богатства! 1867 или 1868

157

Производное от имени существительного собственного: Н. Соловьев, т. е. молодой критик старого режима, известный своими статьями в «Эпохе», «Времени», «Всемирном труде» и в других несуществующих или несовременных изданиях.

158

Производное от имени существительного собственного: Тиблен, т. е. журналист, публицист, капиталист и не нигилист. Г. Карпович тоже журналист, капиталист и не нигилист, да к тому же еще и филантроп. Г. Полонский просто поэт, действительно укушенный блохою жизни (зри его собственное признание в поэме «Свежее предание») и потому значительно обсоловьевившийся.

86. ПОГРЕБАЛЬНЫЕ ДРОГИ

Que j’aime `a voir un corbillard!

A. Gouff'e [159]

Последний экипаж людской Пою я в песне, дроги. Вот выбор песни! Что ни пой, А всё протянешь ноги. Придется всем от всяких бед Навек освободиться; Что ж за несчастье — в лучший свет На дрогах прокатиться? В былые дни, без лишних слов, В урочный час к могиле И богачей и бедняков — Всех на руках тащили. Стал ныне человек умней И самых бедных даже Препровождает в мир теней В приличном экипаже. Богач со смертию всего Лишается и плачет. Я — не оставлю ничего; Я — в выигрыше, значит. Я в этот мир пришел пешком, Но на свиданье к деду Хоть и на дрогах, хоть шажком, А все-таки поеду. За колесницей богача — Тщеславия затеи — Ливрейный траур волоча, Толпой идут лакеи. А я богат и без ливрей, Богатствами иными: Пойдет кружок моих друзей За дрогами моими. Веселость, гений мой! я жив, Покуда ты со мною; Когда ж и ты, на мой призыв, Окажешься мечтою — Тогда скажу, махнув рукой, Совсем готов к дороге: Что ж делать! Стих пришел такой; Закладывайте дроги! <1868>

159

Как я люблю смотреть на погребальные дроги! А. Гуффе (франц.). — Ред.

87. НА МОГИЛЕ Д. И. ПИСАРЕВА

(БРАТЬЯМ-ПИСАТЕЛЯМ)

Еще один из строя выбыл вон, Где уж и так ряды не слишком тесны. Мир памяти скончавшегося — он Писатель был талантливый и честный. Талантливый и честный! В двух словах Заключена властительная сила: Одушевлен был ею этот прах, Освящена теперь его могила. В борьбе со злом, идущей без конца, Им двигала полезная идея,— И юношам в их чистые сердца Он внес ее, умами их владея. Усопший брат! Мир памяти твоей. Увы! Ты жил, как Добролюбов, мало. Ты чист, как он; зерна твоих идей Не подточило опытности жало. Мы видели, как старились умы И как сердца прекрасные скудели. Поклонимся ж могиле ранней мы — Созревшие для неизвестной цели. 1868

88. РАЗДУМЬЕ

Зол я впервые сегодня вполне; Зол — оттого что нет злости во мне. Нет этой злости, которая смело Прямо из сердца срывается в дело. Нету ее — ненавистницы фраз, Злобы святой, возвышающей нас. Есть только жалкая, мелкая злоба, Не доводящая даже до гроба; Злоба, с которой хоть семьдесят лет Можно прожить без особенных бед И умереть, чтобы видели внуки Самый пошлейший род смерти — от скуки. <1869>

89. НАДОЛГО ЛИ? [160]

Надолго ли? Надолго ли! С двух слов, Произнесенных, впрочем, благосклонно, Я видел ночью много диких снов И целый день бродил как полусонный. И лишь теперь, два месяца спустя, Отдавшись весь работе благодатной, Отвечу я, все шансы разочтя: Надолго ли? Надолго, вероятно. Когда больного с смертного одра, Где видел он вблизи мученья ада, Вдруг на ноги поставят доктора, Покорный им, он станет жить как надо. Он в меру ест, он в меру пьет и спит. Спросите вы у доктора, примерно, Надолго ль он здоровье сохранит? Ответит врач: надолго — это верно. И с «Искрой» так. Она была больна Болезнью женской — недостатком воли; В истериках так мучилась она, Что прикусить язык пришлось от боли. Теперь характер возвратился к ней. — Что ж, женщина с характером! Прекрасно! Она послушней станет и скромней… — Надолго ли? — Надолго, очень ясно. Свободу слова, право на журнал В наш век, когда кредит во всем непрочный, Как драгоценный некий капитал Дают вам в долг, с вас вексель взяв бессрочный. — Ну-с, вы теперь спокойны или нет? — Вам кредитор сказал бы, встретясь с вами: — Надолго ли? — Вздохнете вы в ответ: — Надолго ли-с? Решать извольте сами. Все вообще писатели у нас Народ неизбалованный, небурный; В самих себе мы держим про запас И ножницы и карандаш цензурный. Тот, кто сберег среди житейских гроз, В сознании общественного долга, Для дела мысль — тот смело на вопрос: Надолго ли? — ответит: да, надолго. Пока стремится общество вперед, В грядущее спокойным смотрит взглядом И сбить себя с дороги не дает Корыстным и шипящим ретроградам, До тех пор в нем, для счастия людей, Не может быть свободной мысли тесно — И, как залог грядущих светлых дней, Надолго всё задуманное честно. 1869

160

Одно из высокопоставленных лиц, когда вышло разрешение издавать «Искру» без предварительной цензуры, заметило издателю: «Вам теперь дано право, которое вы искали, — надолго ли?» Слова эти вызвали предлагаемое стихотворение, которое печатается здесь именно потому, что подобный вопрос так же естественно может возникнуть и в публике.