Поезд жизни на колее судьбы

Шельфский Александр

Секунды ожидания на пороге казались ей часами. Но вот вторая дверь, которая отделяет лестничную площадку и лифты от пяти квартир на этаже хлопнула и она увидела того, кого так ждала. Его волосы были мокрыми от дождя, как и одежда. Подняв голову от коврика, на котором он стоял, вытирая ноги, их глаза встретились. И пока он шел от дверь внешней к двери в квартиру они не отрывали взгляд друг от друга.

– Привет, – сказал он, когда подошел к квартире.

– Привет, – ответила она и отошла в строну, – проходи.

– Спасибо, – он зашел, поставил сумку на пол, на нее положил

автомобильную сумочку и снял ботинки.

Когда дверь в квартиру закрылась, он резко повернулся и кинулся к жене. Прижал ее к двери и они стали целовать друг друга.

– Я так скучала, – сквозь поцелуи говорила она.

– И я.

Так они провели несколько минут. Потом прервали поцелуи и Александр пошел в туалет, потому что уже довольно давно хотел, затем переодеваться, мыть руки и приводить себя в порядок.

– Как доехал то? – спросила Елизавета, когда он снимал с себя одежду.

– Да все хорошо, без каких бы то не было проблем. Ну а ты как здесь? – спросил он, расстегивая штаны.

– Тоже неплохо. Рассказывать то особо и нечего. Все как обычно, все как всегда. Есть будешь?

– Да, с удовольствием. Куда это? – спросил он и приподнял футболку, которую держал в руке.

– Кинь рядом со стиралкой. Сумку поставь, я потом разберу.

– Хорошо, спасибо. Тогда я сейчас в душ, а потом можно и обедать, – он говорил, улыбался и шел к ней.

– Пойду все сделаю пока ты в душе, – сказала она и они поцеловали друг друга.

– Давай. Я скоро выйду, – он поцеловал ее в щеку, сквозь халат сжал несколько раз пальцами ягодицы и пошел в ванную.

– Вот этого мне не хватало, – они оба посмеялись и Александр пошел в ванную, а Елизавета на кухню.

Через двадцать минут он вышел и, обвязанный полотенцем, пошел на кухню.

– С легким паром, – сказала Елизавета, когда заметила входящего мужа.

– Спасибо.

Она как раз резала овощи. Он подошел к ней сзади, прижался, поцеловал под мочкой уха, а рукой потянулся к стакану с водой, который стоял перед ним. Не отходя от нее выпил, поставил стакан обратно, обнял ее двумя руками, скрестив пальцы на животе прижал к себе. На время Елизавета прекратила резать овощи, а положила свои руки поверх его.

– Пойду домой позвоню, скажу что доехал нормально, – сказал он, поцеловал ее в щеку, а руки поднял выше и скользнул ими по груди, – мой любимый халат, – бросил он, выходя в коридор к телефону.

– Для тебя и надела, – ответила она, улыбнулась и взяла в руки нож, – полотенце подтяни.

– Ой, да что ты там не видела, – ответил он, оба посмеялись, но полотенце он все же поправил перед тем как снять телефонную трубку и набрать номер.

– Через сколько будем есть? – спросил Александр, пока набирал номер.

– Минут через десять уже, – ответила Елизавета и понесла нарезанные овощи в комнату. Обычно, они ели в комнате, а не на кухне.

– Хорошо.

Пошли гудки, и после пяти или шести он услышал голос отца.

– Алло.

– Алло, привет, пап.

– О, привет, Саш. Ну как добрался?

– Да все хорошо, спасибо. Без происшествий, – он говорил и улыбался.

– Ну это главное.

– А вы там как?

–

Да тоже ничего. Вот, скоро Катя приедет. Увидим, что за мужика она выбрала.

– Увидите, – Александр растянуто произнес слово, – когда придут то?

– Да около четырех обещали. Мама сейчас как раз на кухне, все доделывает.

– Ну, хорошего вам вечера там. Мы вот тоже сейчас будет…отмечать мое возвращение, – он улыбнулся и знал, что там, в Москве также искренне улыбнулся и отец.

– И вам хорошего вечера. Лизе привет.

– Обязательно передам. Тебе привет, – тихо сказал он, когда она снова прошла в комнату.

– И от меня передай.

– Она вам тоже передает.

– Спасибо.

– Ну тогда пока, пап. Звоните как что.

– И ты звони.

– Обязательно. Пока.

– Пока.

Он положил трубку и пошел в спальню. Там он бросил полотенце на кровать, расчесался и надел, достав из комода, трусы и халат. Полотенце он повесил на перекладину, на которой весит шторка в ванной, сушиться, а сам пошел в комнату, включил телевизор и сел на диван.

Пока Александр разговаривал по телефону, Елизавета делала последние приготовления на кухне.

«И все же. Какие-то несколько дней и все равно, встреча как событие. Как праздник. Как же в ту же войну люди не видели близких месяцами и годами, а кто-то и вовсе больше не увидел сына, дочь, мать, отца, мужа или жену. Да, ко всему человек может привыкнуть, выждать, вытерпеть. Но…».

– Ты вино будешь открывать сегодня? – спросила она, когда зашла в комнату, – сейчас уже будем садиться.

– А ты будешь?

– Ну бокал выпью.

– Тогда, сейчас открою, – он встал с дивана и они вдвоем пошли на кухню.

Александр взял бутылку вина и штопор, а затем вернулся в комнат, а Елизавета достала тарелки и открыла крышки сковородок.

– Локоть к локтю, кирпич в стене, – напевал он песню группы «Аквариум», написанную Борисом Борисовичем Гребенщиковым, возвращаясь в комнату, – Мы стояли слишком долго, мы платим втройне, – он поставил бутылку на стол и стал вкручивать в нее штопор, – За тех, кто шел с нам, за тех, кто нас ждал, – он двигал ногами в такт песне, – За тех, кто никогда не простит нам, то, что, – он закрутил штопор и стал опускать ручки, тем самым поднимая пробку, – рок—н—ролл мертв, а мы еще нет. Рок—н—ролл мертв, а мы—ы—ы—ы…, – он достал пробку и стал выкручивать ее из штопора, – и те, кто нас любят, смотрят нам вслед, – он пошел обратно на кухню, – рок—н—ролл мертв, а мы еще нет, – он положил штопор на место, взял затычку для бутылок, пробку выбросил в помойное ведро, а со стола взял два винных бокала.

Вернувшись в комнату, он разлил вино по бокалам, бутылку поставил рядом, а Елизавета уже несла две тарелки, от которых шел пар и очень приятный запах, возбуждающий аппетит, а также две пары приборов.

Стол у них был круглы, при разбирали становился эллипсом, из дуба, а сделан в Беларуси, как и стулья. Все покупалось в одном магазине. Они сели рядом, а не друг напротив друга.

Александр поднял бокал, его примеру последовала Елизавета.

– Ну что, за встречу? Ил за возвращение, как правильнее? – спросил он.