Поэзия Африки

Коллектив авторов

АТУКВЕЙ ОКАЙ [65]

Симфония свободы

Перевод Андрея Сергеева

Покуда я дышу! Покуда я дышу Всей силой легких, Не мешайте мне петь О безмолвии камня И звоне тыквы, О тени на луне И величье зерна, О пенье урагана И зелени лугов, О тайнах семян И кривлянии червей, О дрожании тени И злости осы, О твердости улитки И зыбкости травы, — Не мешайте мне петь, Покуда я дышу, Как и все на свете! Покуда я дышу! Покуда я дышу Всей своей головой И открытым ртом, Не мешайте мне смотреть На храбрость метлы И на высоту холма, На цветенье побега И на зов трубы, На пустынность неба И на голод ястреба, На кровь ветерка, И на шаг мотыги, На сгибание луков И На ласку листьев, На смелость пчелы И на смех весла, — Не мешайте мне жить, Покуда я дышу, Как и первый встречный! Покуда я дышу! Покуда я дышу Сквозь ногти На ногах, Сквозь веки на глазах, Не мешайте слушать мне Колыханье полей И шуршание кустов, Шелестение флага И скрипение ствола, Бормотание лягушки И чавканье вола, Жужжание мухи И пенье пальм, Свежесть рыбы И гладь пруда, Поединок птиц И призыв пути, — Не мешайте мне жить, Покуда я дышу, Как и все мои друзья! Покуда я дышу! Покуда я дышу Всею костью лба И обоими ушами, Не

мешайте думать мне О твердости скалы, О мутности ручья, О цепкости корней И росистости рассветов, О грубости палки И чуткости уха, О звоне тростника И кряканье утки, О ярости грозы И прохладе глины, О поединке волн И теченье облаков, — Не мешайте мне жить, Покуда я дышу, Как и тысячи прохожих! Покуда я дышу! Покуда я дышу Обеими щеками И обеими ноздрями, Не мешайте мне сказать Об остроте копья И упрямстве мула, Об устремленьях дыма И путях луны, О нежности земли И беззвучии горы, О стыдливости небес И мягкости ковров, О крепости соли И жалобах ветра, О хитрости кошек И проворстве рыб, — Не мешайте мне жить, Покуда я дышу, Как и все на свете!

65

Атуквей (Джон) Окайродился в 1941 году. Лауреат президентской премии Республики Гана. Учился в Московском литературном институте имени Горького. Пишет по-английски. Стихи взяты из сборника «Поэты Ганы».

ФРЭНСИС ПАРКС [66]

Африканский рай

Перевод Андрея Сергеева

Дай мне души негров — Пусть они будут Черного, Или Шоколадного цвета, Или же цвета Пыли, Что темней песка. Но если можно, Пусть они будут Черными, Черными! Дай мне барабаны — Пусть их будет три Или четыре, Черных барабана, Черных и грязных, Деревянных, Обтянутых овечьей Кожей, И пусть они Гремят, Гремят! Пусть гремят, Грохочут Громче И громче, А после Тихо, Очень тихо Пусть говорят барабаны! Пусть калебас [67] , Обвитый бусами, [68] Бусами агри, Яростно бренчит, Напевно Звенит, Пусть он гремит Барабанам в лад! Пусть в эти звуки Вольется лязг Дерева о жесть: Кен-тен-тсе-кен-кен, Кен-тсе-кен-кен-кен! Дай мне голоса Обыкновенных Душ — Женщин голоса И басы Мужчин. (И плач детей?) Пусть танцоры Широкоплечие Бьют по земле Босыми ногами И полуголые Танцовщицы Извиваются В четком Ритме Том шики-шики И кен, А голоса их душ Поют, Поют! Пусть сияет Закат Над пальмами Вдали. А здесь пусть будет Битая дичь И горою Ямс! И если на пиру Не слишком много Гостей, Позволь, о бог, Зрителям прийти, Черным И Белым. Зрителей пусти, Пусть увидят Они Битую птицу, И сладкий ямс, И зелень пальм, И танец душ. Одоманкома [69] , Разреши им Прийти, Чтобы услышать Наш родной напев, Палок стук о жесть, Песни звонких бус И барабанов гром. Тверампон [70] , Прошу тебя, Зрителей Пусти! Чтоб им Погреться В ласковых лучах Вечернего Солнца На нашем милом Африканском небе!

66

Фрэнсис Эрнест Кобина Парксродился в 1932 году в Корле-Бу. Учился в Аккре, Алисаделе, затем в Лондоне. Работал клерком, репортером, редактором, служил в министерстве информации в Аккре. Пишет по-английски.

67

Калебас —выдолбленная тыква, горлянка.

68

Бусы агри— крупные бусы, которые носят женщины-матери.

69

Одоманкома —одно из имен мифологического бога-создателя.

70

Тверампон— имя бога-создателя.

ЭФУА ТЕОДОРА САЗЕРЛЕНД [71]

Спасенная

Перевод Н. Воронель

Меднокожая плоть в зеленом, Уступи, уступить ты должна! Все равно твой взгляд неподвижный Прильнет к чешуе запыленной, Прежде чем солнце с неба Оборвется спелым лимоном. Я змей, Я сосу по капле Нерожденную жизнь. Все равно ты уступишь, как все! Все равно проклятие яда Тебя иссушит до дна, Уступи, уступить ты должна! Как люблю я литую колонну Твоей обнаженной шеи И мерные ритмы кувшина Высоко над твоей головой, Но я разобью твой кувшин! Как люблю я блеск твоей кожи, Но я погашу его Своей ядовитой слюной! Как люблю я страстную песню Твоей упругой походки, Но ей придется умолкнуть: Я выжгу тебя дотла Огнем, зажженным тобой! Я змей, Я сосу по капле Нерожденную жизнь. И тебе пощады не будет: Ты душиста, как юная Ева, Как она, ты уступишь мне! Я пришел и лег на твоей дороге, Я пришел, содрогаясь в пожарах джунглей, Я пришел, разъяренный собственным ядом, Я пришел уничтожить тебя! Я сломаю литую колонну шеи, Погашу мерцание нежной плоти И осколками глиняного кувшина Осыплю то, что было тобою, — Клубок изумрудной одежды, Поверженную тебя! Ты, шаги замедляя, подходишь ближе, Ты очами пронзаешь мой мир ползучий, Ты кольца мои к земле пригвождаешь. И яд застывает смолой. Ты должна уступить мне, но я уступаю, Ты должна отступить, но я отступаю Перед твоей спасенной душой! Это значит, что время мое ушло, Это значит, что яд мой теряет силу, Это значит, что нежная плоть в зеленом Никогда не уступит мне! Улыбаются темные губы, Странно светятся темные очи, Пыль взметается струйкой дыма… Чуть склоняясь под грузом кувшина, Ты проходишь мимо…

71

Эфуа Теодора Сазерлендродилась в 1924 году. Образование получила в миссионерской школе св. Моники, затем в Хамертонском колледже (Кембридж). Известный детский поэт. Основательница драматической студии. Пишет по-английски. Все стихи взяты из сборника «Поэты Ганы».

Так случилось

Перевод Н. Воронель

Так случилось. Я стала страшиться Этой горькой причины, Земли, а не неба. И опалила его ресницы Дерзновенная вспышка гнева. — Разве мы не равны? — Закричал он, — Скажи, Разве мы не равны, родная? — Я сказала: — Не знаю, Ты спроси у них, у других. Не хочу, не хочу боли этой, Я хочу быть рядом с тобою — Пусть звенит наша песня, Пусть поет наша радость! Мы разбили свой сад, Засадили его цветами, О державы и расы! Мы растили в нем пальмы и ролы Без ваших благословений И без ваших согласий. Но где на проклятой земле Найдется для нас уголок? Нигде — ни в горах, ни в пустыне… Почему? Отвечай — почему? Все по той же горькой причине! Не хочу, не хочу боли этой, Я хочу быть рядом с тобою — Пусть звенит наша песня, Пусть поет наша радость! Пусть услышат державы и расы, Что встретились мы — два цвета И узнали, что раньше впустую Вращалась для нас планета, Впустую вращалась доныне! В отчаянии и в молчании Наши реки слились на равнине Все по той же горькой причине. И смутились добро и зло: — Да могло ли случиться такое? — Не могло, не могло, не могло! Не хочу, чтобы ты за меня отвечал, Ты свободен и можешь уйти. Возвращайся к привычным делам и вещам, Возвращайся с повинной, И расстанься со мной, И расстанься с горькой причиной! — Значит, сад наш увянет? А песня умолкнет, скажи? Посмотри,

как сад наш прекрасен Всем словам и причинам назло! — Посмотрите, державы и расы, Как роса орошает розы, Как пчела собирает мед. Мы встретились здесь — два цвета, И все-таки сад наш цветет! Да разве возможно такое? Разве сад этот будет цвести? — Не хочу, чтобы ты за меня отвечал, Ты свободен и можешь уйти, Уйти в свой особенный мир! — Мы с тобою тоже миры, Мы ступаем босыми ногами По стерне предрассудков и сплетен, Наша кожа изрыта шипами, А сердца исхлестаны плетью Осуждений, морали, законов. Призрак горькой причины Стоит перед нами, Он стремится наш сад Истоптать сапогами: Как мы смели посметь? И во взглядах прохожих, И в печатях бумаг — Всюду он, этот враг: Как мы смели посметь, Двое — с белой и черной кожей? Будет день — ты меня упрекнешь: — Как мы смели посметь? — Как забуду я смех твой жестокий, Как я выдерну слов твоих нож Из души, обреченной на смерть? Как мы смели посметь? Мы не смели, не смели, не смели! Так страшна, так всесильна причина, Все равно мы не справимся с ней, Потому что она сильней Не на словах, а на деле. Нет, мы не смели! — Ну конечно, нам лучше расстаться, — Нам с тобою не по пути, Не хочу, чтобы ты за меня отвечал, Ты свободен и можешь уйти! Будет день — мы придем в этот сад, Будто прежние — ты и я, Но цветы отцветут, Опадут лепестки, И останется нам с тобой Только песня моя И боль. Все стоит на нашем пути, Все: традиции, расы, привычки. Они провели меж нами черту: Я по эту сторону, Ты — по ту, Они разлучают нас, Но все же не разлучат! Мы с тобою — два цвета, Но песня одна Навсегда, навсегда! Вы, тупые лбы, Вы, слепые глаза, Вы, орущие рты, Понимаете: мы — два цвета, Два цвета, А песня одна навсегда, Вы понимаете это?! Вы, пустые сердца, Равнодушные взгляды, Заскорузлые души, Вы слышите, я говорю: — Мы два цвета, А песня одна, Прозрачная, как вода, Мы приносим ее к алтарю Навсегда, навсегда. Злые ухмылки угаснут На ваших сухих губах, Ваши слова напрасны — Нет, мы не будем несчастны, Мы свободны от вас! Ради нашей улыбки И нашей песни В саду расцветают розы, Благоухают фиалки, Крокусы тянутся к свету, И поэтому горькой причине Не удастся сгубить наш сад! Слышите, вы, державы и расы, Мы встретились, Мы — два цвета, И узнали, что раньше впустую Вращалась для нас планета.

Легенда

Перевод Н. Воронель

I

Когда народ ашанти искал деревья кола [72] , Трех сыновей Ананси послали в дальний путь, И братья дали клятву терпеть жару и холод, Но без орехов кола назад не повернуть. Все трое — и Веддли, и Спиндли, и Тад. Их было три уродца, три неразлучных брата, У первого на шее торчал пустой котел, Второй и грудь и плечи в гигантском брюхе прятал, А третий всех прохожих коленями колол. Обшарили три брата все заросли и скалы, И возле самой Кьеки спустился к ним закат, Но лишь они уснули под деревом какао, Их разбудил внезапно сердитый треск цикад, Они вскочили в страхе, уродцы и неряхи, И головы задрали, пугаясь и дрожа: Качалась на лианах женщина чужая, Звенящая и злая, как лезвие ножа. Лицо ее качнулось в улыбке леденящей, По трем дрожащим лицам скользнул ленивый взгляд, И, словно по приказу, сверчки запели в чаще: — Спеши домой, ашапти, скорей вернись назад! Прижавшись к ветке тика, она смеялась тихо, Смеялась и качалась, как лист на ветерке, И лес затрясся в смехе, и падали орехи, И хохотало эхо в испуганной реке. Три брата сбились в кучу, не зная, как им лучше — Удрать или послушать, что скажет им она. Но вдруг ее не стало, лишь лес молчал устало, Да песней погребальной звенела тишина. Один сказал другому: — Пора поближе к дому. Ашанти, о ашанти, скорей вернись назад! — И, справившись с испугом, смеялись друг над другом И старший брат, и средний брат, и самый младший брат, Все трое — и Веддли, и Спиндли, и Тад!

72

Кола —ореховое дерево. Плоды его содержат много кофеина.

II

Они землей ашапти прошли, забыв про голод, И вот свою деревню увидели к утру, А рядом на пригорке росли деревья кола, И листья их резные качались на ветру. Вбежали в рощу братья, глазам своим не веря, Погладили все ветви, коснулись всех стволов, И наконец веселью они раскрыли двери, И громко обсуждали невиданный улов. Так, значит, не смеялась та женщина над ними! Ашанти, о ашанти, скорей вернись назад! Она их одарила щедротами своими, И сказочному чуду был несказанно рад Каждый — и Веддли, и Спиндли, и Тад! Наверно бы, с удачей домой явились братцы, Но очень им хотелось попробовать плодов, А кто из них решится на дерево взобраться, Из этих трех голодных, усталых дурачков? Никто — ни Веддли, ни Спиндли, ни Тад! Был прав, конечно, Веддли: верхушка стройной колы Дрожала и качалась над синей высотой, Нет, он не удержал бы башки своей тяжелой, И рухнул бы на землю котел его пустой. Рассорились — Веддли, и Спиндли, и Тад! И Спиндли прав был тоже: с таким огромным брюхом Ну как ему взобраться по гладкому стволу? А Тад тихонько хныкал и жаловался глухо, Показывая братьям костей своих пилу. Рассорились — Веддли, и Спиндли, и Тад!

III

Тогда они решили: Тад поплюет на пальцы И поползет, костями цепляясь за кору. И вот он со слезами на дерево взобрался, А листья без умолку шептались на ветру. Так решили Веддли, и Спиндли, и Тад! И вот он потихоньку добрался до верхушки И начал рвать тугие, тяжелые плоды, А братья их сносили и складывали в кучки, И складывали в кучки на берег у воды. Развеселились — Веддли, и Спиндли, и Тад! — Тук-тук! — стучат орехи. — Берите сколько надо! Тук-тук! И запивайте водою из реки! — Но дерево качнулось, и ветром сдуло Тада, И бедный Тад разбился на мелкие куски, О Веддли и Спиндли, где же ваш Тад? От горя взвыли братья, запричитали шумно, Потом захохотали, вставая на носки, А Веддли так смеялся и так рыдал безумно, Что с треском разорвался на мелкие куски. О Спиндли! Где же Веддли, где же Тад? — О Веддли! — крикнул Спиндли. — О Тад мой, где ты, где ты? О, где моя деревня, отец и все друзья? — На пятках он качнулся и полетел, как ветер, Забыв, что с грузом брюха бежать ему нельзя. Он рухнул на дорогу, — ах, какая жалость! И брюхо раскололось на мелкие куски, А маленькая сказка вместе с ним скончалась, И роза на осколки роняла лепестки… Нет их больше — ни Веддли, ни Спиндли, ни Тада! Послушать эту сказку вас я попросила, Чтоб вы могли запомнить раз и навсегда: Старайтесь делать то, что сделать в ваших силах, От жадности излишней вам грозит беда, Как Веддли, и Спиндли, и Таду!

ИЗРАЭЛ КАФУ ХО [73]

Холм Адаклуко [74]

Перевод Андрея Сергеева

Ты не причастен ли к культу Йеве [75] ? Не ты ли его святая святых? Или, может быть, ты обращен недавно? Ответь, почему ты в белых одеждах, А темя твое выбрито гладко? Послушай, мне жаль тебя, Адаклуко. Когда бы словом или подарком Ты пригласил нас к себе, мы бы стали Веселиться с тобою на празднествах. Но ты презираешь суетность нашу, Ты сам избрал свое одиночество, И вот ты живешь вдали от людей, Холм Адаклуко!

73

Израэл Кафу Хородился в 1912 году в деревне Афиадениадба (Золотой Берег). Учился в миссионерских школах, в учительском колледже в Акропонге. С 1933 года занимался преподавательской деятельностью, затем работал в министерстве просвещения. Пишет на английском и на эве. Первые четыре стихотворения взяты из сборника «В ритмах тамтама». Остальные — из сборника «Поэты Ганы».

74

Холм Адаклуко— гора, почитающаяся у народности эве священной.

75

Йеве— божество эве.

Небо

Перевод Андрея Сергеева

Ночное небо — как огромный город, Живут в нем и животные и люди — Но никогда небесный человек Не убивал ни птицы, ни козы, И ни один медведь не задирал добычи. На небе нет несчастий, нет смертей. И каждый там идет назначенным путем.

Малыш

Перевод Андрея Сергеева

Малыш — совсем как европеец: Он отвергает нашу пищу И пьет он лишь из своего стакана. Малыш — совсем как европеец: Он не умеет говорить по-нашему И сердится, когда его не понимают. Малыш — совсем как европеец: Он о других и думать не желает, Родителей он держит в подчиненье. Малыш — совсем как европеец: Он так изнежен — Пустячная царапина на нем становится язвой.