Поэзия народов СССР IV - XVIII веков

Маштоц Месроп

* * *

Пользы мира ты не жаждай, ибо в нем лишь вред,- не больше. Жизнью пользуйся – на время входим в этот свет,- не больше. Странно, что жилье воздвигший приглашает смертных в гости, Ведь и сам он в этом доме – гость недолгих лет,- не больше. Не считай себя могучим, смертен ты – ведь слои громадный Перед комариным жалом – лишь отваги след,- не больше. В бренную войди обитель – шейх там наторел в торговле! Пусть зовется ханакою – это лавка бед,- не больше. Тот, кто в платье златотканом,- пусть кичится неразумно: Знает мыслящий, что в злато жалкий шут одет,- не больше. На престол воспев небесный, все равно не будь беспечен,- В небе ласки ты не встретишь, встретишь лишь рассвет,- не больше. Повелитель

справедливый должен думать о народе, Ведь блюсти пасомых благо пастырь дал обет,- не больше. Если нынче стал скитальцем Навои по доброй воле, Не горюй, благоразумный,- глянь безумцу вслед,- не больше!

РЕДКОСТИ ЮНОСТИ

* * *

Лик твой, зеркалом сверкая, в мир бросает сто лучей. Даже солнца свет слепящий превзойден красой твоей. В жажде жизни дышит солнце ветром улицы твоей - Ведь в дыхании мессии излеченье всех скорбей. Из предельного рождаясь, входит в вечность бытие, И начала нет у жизни, и конца не видно ей. Образ твой – свеча и роза, с мотыльком и соловьем: Мотылька свеча сжигает, розой ранен соловей. Есть в Лейли, в Ширин твой облик: без Ширин погиб Фархад, Потерял Меджнун рассудок от любви к Лейли своей. В этих именах явила ты любовь и красоту, Стала ты хирманом муки и грозою для страстей. Только тот тебя достоин, кто пройдет пустыню «я», Ибо – кто взыскует жизни, смысл найти обязан в ней. Говорить о нуждах сердца моего мне нужды нет,- Что в стране сердец таится, мыслью видишь ты своей. Ливнем милости пролейся в сад засохший Навои: Роза в нем не распустилась и не свищет соловей.

* * *

Твоей неверностью, увы, терзаюсь постоянно, Верна другому ты,- увы, терзаюсь постоянно. Кому-то верности обет, а мне одни мученья. Я не желаю знать других. О, будь же постоянна! Ты казнь пообещала мне, но я окреп внезапно, Целительней твои слова иных стихов Корана. То – солнце ль твоего лица, а это – тень от стана, Волос ли, павших до земли, струя благоуханна? И утонченный бы не смог понять твои реченья: Остроты, колкости и смех звучат весьма туманно. Дела мирские – ночи тьма, вино – источник света. Слей, кравчий, муть и напои из чистого стакана. Отнимет душу, Навои, любимая – не сетуй, Благодари за то, что ей одна душа желанна.

* * *

Двух резвых своих газелей, которые нежно спят, Ты сон развей поскорее, пусти их резвиться в сад. Ты держишь зубами косы, пусти их и растрепли,- Пускай разнесут по миру души твоей аромат. Приди в мой дом утомленной, с растрепанною косой,- Покорны тебе все звезды, народы у ног лежат. Открой ланиты, как солнце! Меня заставляла ты Лить слезы в разлуке – пусть же при встрече они горят! Желанное обретая, от вздохов я пеплом стал, Учи, как любить,- внимают тебе Меджнун и Фархад. Когда сто лет под скалою напрасно ты пролежал, На синем атласе тело ты вытянуть будешь рад. Увидев, как горько плачет за чашею Навои, Подлей ему, виночерпий, забвенья сладчайший яд!

* * *

Осрамился я – но пьяный сок земной тому причиной. Пью вино, но несравненной стан прямой тому причиной. Если друга мучит пери, не она, а он виновен. Коль в шального камень кинут, сам шальной тому причиной. Если кто от скорби сохнет, небо в том не виновато, Но, что скорбь в скорбящем чует, дух родной тому причиной. Я ношусь бездомным вихрем по земле, но то не диво,- Значит, сам пылю я небо, ропот мой тому причиной. Про луну лепечет глупый, привораживая пери,- Люди верят в заклинанья: ум пустой тому причиной. Жизнь дарующий убийца! Я умру, в том нет позора. Если смерть милей мне жизни, холод твой тому причиной. Хоть тебя я проклинаю, льешь ты кровь мою жестоко, Проклинающий отступник сам собой тому причиной. Навои, вина не пьешь ты, ждет напрасно виночерпий,- Образ

грозный, голос нежный – роковой тому причиной.

* * *

Как меня б ты ни терзала – буду молча я терпеть. Как бы клятв ни нарушала – буду молча я терпеть. Обещала ты мне муку, людям – верность. Их оставь, Дай мне то, что обещала,- буду молча я терпеть. Слово милой – стих Корана, хочешь ты меня казнить, Но душа отважней стала – буду молча я терпеть. Волосы твои душисты, солнце лика твоего Тень твою мне начертало – буду молча я терпеть. Что твоя усмешка значит? Как ее мне понимать? Ты иа что мне намекала? Буду молча я терпеть. Навои, в руках любимой сердце верное твое - И оно возликовало: «Буду молча я терпеть!»

* * *

Оттого, когда я в горе, ты не раскрываешь рта, Что от сладости безмерной склеились твои уста. Услыхав упрек, печально, гордо покраснеешь ты, Будто я разбил случайно гладь кристальную пруда. Я прижат горою горя, прошептала ты: «Фархад!» Сладкая! – таким прозваньем славилась Ширин всегда. Бросилась твоя собака на меня, но обожглась Иль, услышав запах тленья, испугалась неспроста. И в Меджнуна и Фархада может превратить любовь, Если дочери Востока нас коснется красота. Жаждущий! Любовь в разлуке не пытайся обмануть: Если рядом нет желанной, то желание – тщета. Навои, в гареме шахском пышным почестям не верь, Знай свои права, приличья не теряя никогда.

* * *

Весной страшна разлука. О, кравчий, выпить надо, Чтоб бушевать, как туча, не вытрясшая града. Глаза, не встретясь с нею, весенних туч мрачнее. О молния свиданья, твой блеск – глазам услада. Ты – белизна жасмина, а я – красней тюльпана. Ты – молоко, я – рана, рок дал нам два наряда. Две полных чаши, кравчий, поставь передо мною: В разлуке с ней – в плену я душевного разлада. Тебя целуя в губы, умру за это, кравчий. Одну губу подставь мне, коли мала награда. Вино – мое забвенье. Лишь о любимой помню, Но будет мной забыто все человечье стадо. Кипчак, огар – для бека; кият, билгут – для шаха; Красивая цыганка – для Навои отрада.

* * *

Двух зубов мне не хватает, по какая это щель! Жизнь из щели выползает, смерть вползает в эту щель. Щели все заделать можно, щели можно заложить. Кто же эту щель заложит? – не простая это щель. Как бы ни был осторожен, как бы ни берегся ты,- Даже краткое мгновенье расширяет эту щель. Нот, не только дверью смерти представляется она – Множество земных печатей проникает в эту щель. От зубов сто притеснений – вот мой тягостный удел. Зубы возраст отмечают, дни считает эта щель. Ближе, ближе срок предельный, грань небытия видней. Не одни редеют зубы, и глаза – пустая щель. И все выше поднимаясь, скорби и печали дым Застилает их и мраком наполняет эту щель. Неустанно, неуклонно сквозь глазницы, меж зубов Старость с сотнею недугов посещает эту щель. Навои, к пути готовься – это твой последний путь. Близкой смерти посещенье означает эта щель.

* * *

Огнем объяты небеса, тот факел – не зарница, А пламя ясных глаз твоих – с ним солнцу не сравниться. И как сгорает без следа от молнии солома, Любовью я испепелен, душа моя дымится. Не троньте pan в груди моей рукой неосторожной – Простою ниткой сердце шить не лучше ли не тщиться? Подпругой привяжи к коню, не удержусь в седле я, Могу лишиться головы, так голова кружится. А если вызову я гнев и меч вдруг обнажится, Пускай останется со мной прекрасный тот убийца. Омойте тело мне вином, меня лозой увейте, Коль сердце в винном погребке вдруг перестанет биться; Не говори, чтоб Навои от милой отказался,- Какая ж это чистота – от чистой отступиться?