Наследство отцов, вольных пашен простор!О, брат мой, ты счастлив в отчизне родимой!А я, на чужбине, крадусь, словно вор,И мёрзну в сугробах собакой гонимой.Забытый и нищий, отринутый Богом,Объедками сыт и обласкан кнутом…Ты помнишь ли, брат мой, за отчим порогом,Как горечь изгнанья мы пили вдвоём?И вот я поныне блуждаю, как скот,И каждый берёт мою кожу и мясо,Но вольно пастись мне никто не даёт —Лишь гонят бичами до смертного часа.Кто знает, что пуст мой желудок голодный?Что сын человеческий также и я?Украдкой дыша, бьюсь на почве бесплодной,Кормиться позором – вот участь моя.А ты, ты – счастливец! Под кровлей родимойСвободой и солнцем насыщена плоть.Пусть трудишься тяжко – о, брат мой любимый,Терпеть и трудиться велел нам Господь!Не зря ты посеешь – ещё прорастутВ полях золотыми колосьями недра,И верь – ещё факел те искры зажгут,Что в сердце своём высекаешь ты щедро.Твой честный посев понапрасну не сгинет,А
я на чужбине всю силу своюРазвеял по ветру, и кровь моя стынет:Терновник достался мне в этом краю.Все дни моей жизни отвержен и жалок,С тенями борюсь, строю дом на песке.Заноза в глазах у соседей – от палокБегу, ветхий посох сжимая в руке.Я прежде любил своё горе, и плетьОправдывал сердцем, сгибаясь под нею.Постился и плакал, учился терпеть,И кротко под нож подставлял свою шею.Но больше не верю я верой старинной,Надеясь на милость, и пряча свой страх.Мой жалкий обычай – быть жертвой безвиннойДостоин презренья и в Божьих глазах.Нет цели в скитаньях, нет святости в них,Нет страсти в молитве, душа оскудела.И нет вдохновенья в стенаньях моих,Но плачет и ноет избитое тело.И буду уныло молить, как изгой,И в сраме и гное стонать на чужбине;Смывать свою кровь беспрестанной слезойИ видеть багровое небо пустыни.Я в книгах старинных искал утешенья,Читая сказанья и притчи, мечтал;Но ветер подул и навеял сомненья,Унёс мои сны, и мечты разметал.Склони свою выю! За что? Почему?Кто сделал меня жертвой боли и страха?О дайте мне волю, и я поднимуИз пепла мой стяг, и руины из праха!Ещё есть достаточно силы в руках!Зовите на волю всю мощь, что дремала!От хмеля колосьев расправит в поляхСутулые плечи изгнанник усталый.Поднимутся вновь и Кармель и Шарон,Где детство моё молоком наливалось,Где был на вершины мой дух вознесён,И тело на свежем ветру не сгибалось.Там в добрую почву ложился посев,Бальзамом дышала вершина Левоны;Там труб моих вольных заслышав напев,Дрожал каждым кедром Ливан потрясённый.Где день мой весенний? Где ты, моё лето?Твой луч почему не глядит на меня?Увижу ли, милый, сиянье рассветаСквозь тучи холодные зимнего дня?Нет, брат, здесь надежды, иссякла она.Нет больше надежды голубке дрожащей!В когтях ястребиных ей смерть суждена —И взгляд мой к востоку стремится всё чаще.И прежде чем снова мне станут понятныНеясные грёзы – как птица в полёт,Душа моя прянет в простор необъятный,И сердце унылое светом зальёт.То огненный столп, то могучая весть,Что блещет звездою, мой путь озаряя,То голос чудесный, что шепчет мне: естьНадежда, о брат мой, надежда святая.Лелей же в ожившей душе терпеливоРостки молодые, как всходы в степи;Кто сеял с надеждой – пожнёт свою ниву,Во имя Господне трудись и терпи!
«Когда увидишь, что напрасно…»
Когда увидишь, что напрасноЯ плачу, небо призывая,Как будто о стране прекрасной,Как будто об утрате рая.И потому скорблю в теснине,Что не нашёл я дол просторный —Не сетуй, что в беде я ныне:Была слеза моя притворной.И если видишь, что поднятьсяХочу я по свирепым кручам,И на коне степном промчаться,И стать властителем могучим.И если мощь десницы БогаВозжажду я, как камни в полеМои желанья – так их много,Но все они слова, не боле.И над толпой, всегда спешащей,Над суетою поколенья,Смех неба слышится всё чащеСквозь звуки ангельского пенья.Но есть слеза, что наготовеВ глубинах сердца я скрываю;Я ту слезу, как сгусток крови,С голодным воплем вырываю.Пока не буду прочь ногоюОтброшен, словно пёс гонимый —И кто заплачет надо мноюИз тысяч проходящих мимо?
Слеза
Не сгинуть слезе моей тяжкой – мы с неюВсегда неразлучны. Слезу ту скрываюЯ в недрах души, и храню и лелею,И в муках рожденья из глаз изливаю.Один я, один этой ночью бессонной,К их чёрствым сердцам со словами укора;Страдаю от боли, шепчу исступлённо:Народ погибающий, племя позора…И дни и недели слезу очищая,Скоблю её в сердце до слоя седьмого;И высохшим сердце моё оставляя,Слеза моя кровью пролиться готова.И эту слезу исторгаю я в муке,Увидев весь срам глухоты их постылой:Проклятие вам, ибо есть у вас руки,И можете с горем померяться силой!Верны мои слёзы, сам Бог это знает:Весь сгусток страданья те слёзы вместили;И с каждой слезой, что из глаз вытекает,Частицу души хороню я в могиле.Но есть у меня и слеза роковая,Зачатая гневом, рождённая в боли;Не спит и не дремлет она, разрываяОтчаяньем душу: Где помощь?! Доколе?!Как гной на костях, в моём прячется теле,Как тайный мой грех, не даёт мне покоя;Смущает мой день, гонит сон от постели,Как смертная тень – всюду рядом со мною.И всё же я верю: пророк ещё встанет!Он землю слезою великой омоет.И громом рыданье небесное грянет,И мир содрогнётся, и в ужасе взвоет!
На закате
Обними мои плечи, ко мне приникая,Предвечерней порою.И окно в необъятный простор, дорогая,Распахнём мы с тобою.И
лишь вспыхнет сиянье волшебной зарницыИ откроется взорам,Мы к нему устремимся, как вольные птицыК заповедным озёрам.Полетим и исчезнем за багряной грядою,Словно голубь с голубкой,Где-то в пурпурном блеске, рядом с яркой звездоюОслепительно-хрупкой.То миры наших грёз, золотые долиныДалеко во Вселенной;Из-за них наша жизнь стала игом чужбины,Стала вечной геенной.Те миры нас манили, как во мраке изгнаньяСвет отчизны желанной;И мерцали для нас, словно в знак состраданья,Тусклой ночью туманной.И печально мы вянем, как ростки, чьё цветеньеНадломила неволя;И всё ищем далёкой звезды отраженьеСреди чуждого поля.
«Посеял я вопль, и глаза мне…»
Посеял я вопль, и глаза мнеЗасыпало прахом посева.О, брат! Догорающий угольОстался от пламени гнева.О, брат! Угасает тот светоч,Что был мне источником зренья;И где-то во мраке мерцаютПоследние искры горенья.И стал мой родник, словно язва:Сочится он каплями гноя;А плоть, исходящая кровью,Коптит, остывая и ноя.
Прошлогодние стебли
Всё ещё шелестят стебли роз прошлогодних, и к сердцуТвоему приникают.Но взгляни, дорогая! Снова листья весеннего садаПод лучами сверкают.Снова вскопаны клумбы. Подожди, скоро запах цветеньяРазнесётся по саду;Не пройдёт и весна – будет в розах весь сад, и побегиОбовьют всю ограду.И садовник придёт, и ряды за рядами деревьяОбойдёт, подстригая;И зачахшие было, распрямятся стволы их, и сноваОживут, дорогая.Слышишь, ветер приносит, словно чудный бальзам благовонный,Аромат насаждений;Так сады зацветают, и звенят каждой новою ветвью,Сок черпая весенний.А под вечер придёт дочь садовника, ножниц отцовскихВсе следы подбирая;И уже этой ночью на костре прошлогодние стеблиПеплом станут, сгорая.
В летний вечер
В полночь дочери Лилит нитью лунного светаПолотно расшивают,И одним покрывалом свинопасов убогихИ царей укрывают.В летний вечер погожий, наполняющий паркиИ людьми и цветеньем,Вышел из дому некто, чтоб грешить понемногу,Но с большим вожделеньем.Нетерпением полон, поднимает глаза он,А молитва простая:Чтобы вспыхнули звёзды, там, на тропах небесных,Жриц любви призывая.Вот в саду зазвучала разудалая песня,И весь сад встрепенулся;Промелькнул меж деревьев край чёрной вуали,Белый фартук взметнулся.И как сводницы звёзды: намекают, мигаютИх глаза золотые;И проходит дух блуда, поля овевая,И объяв мостовые.И доносится смех от реки, от балконов,От оград, что далече;И повсюду на окнах опускаются шторы,И погашены свечи.Тише! Сыт до отвала терпким запахом плоти,И от похоти пьяный,Мир лежит, задыхаясь от смрада, и тонетВ мутных струях дурмана.В полночь дочери Лилит нитью лунного светаПолотно расшивают,И одним покрывалом свинопасов убогихИ царей укрывают.
Пустыня сердец
Мезуза [24] висит у дверей ваших криво,В пустыне сердец ваших демоны пляшут,К тщете увлекают вас радостью лживой,На празднестве буйном знамёнами машут.Неведомо вам, что таится в пустынеОтчаянье – сторож, невидимый взору.Хранитель отвергнутой вами святыниМетлой он прогонит глумливую свору.Тогда огонёк ваш последний потухнет,И встанет разбитый алтарь сиротливо,И там, где ваш храм опозоренный рухнет —Там кошка в руинах завоет тоскливо.
24
Футляр со священным текстом на косяке двери.
Провидец, беги!
И сказал Амасия Амосу: «Провидец, беги!»
Амос 7–12.
«Беги!» – Бежать я не обучен.Иду, как вол, со стадом вместе.Мой голос груб, язык не звучен,И не годится он для лести.То грех не мой, что сил не стало,Что опустился молот гнева:Кователь не нашёл металла,Попал топор в гнилое древо.И потому – роптать не стану!Уйду, ремень стянув потуже.Вернусь к стадам, в рассвет туманный,Не побоюсь жары и стужи.И дол увижу, полный песен,И будут рощи мне желанны;А вы – вы только тлен и плесень,И разметут вас ураганы!
Юбилейное
Под ярмом вашей ласкиВ прах душа моя пала;Горе мне! Моё словоПонапрасну звучало!Для чего вы явилисьВ дом мой? В чём моя сила?Не поэт, не пророк я —Жизнь меня наделилаРемеслом дровосека:Я достойно трудился,Только плечи устали,И топор притупился.Я батрак, я подёнщик!Часом в вашу округуЯ забрёл, и не времяСлавословить друг друга.Как поднимем мы лица?С чем мы выйдем на битву?Собирайте же силы,И творите молитву!