Поэзия трубадуров. Поэзия миннезингеров. Поэзия вагантов

Гильем IX

* * *

Требует, чтобы я был послушен, И терзает злей, Словно объявив мне вечную войну Нет спасенья. Мой покой нарушен Красотой своей Разорит, пожалуй, целую страну. Мне красота благою этой властью Причинила много зла. Взгляд лишь один, И, несчастный, ты в плену, И твоим заботам нет числа. Своенравно помыкает мной, Счастье посулив. На земле все остальное — жалкий прах. Я служу, как служит крепостной, Лишь любовью жив. У любви в тенетах я совсем зачах. Без радостей, изранен или болен, Простодушен или глуп, Я разорен Этими очами, ах! Алым цветом этих жарких губ.

* * *

Эту даму неспроста Называю госпожой моей. Вся на свете красота Воплотилась

в ней, и только в ней. Я избрал ее одну, Верность вечную храня. Только на нее взгляну, Утро в сердце у меня. «Он со мною распростился. От меня уехал рыцарь прочь. Он в далекий путь пустился, И слезами горю не помочь. Радость он с собой унес, Ночь пришла средь бела дня.. Только не погас от слез Пламень в сердце у меня». Кто попробует о ней Хоть одно сказать худое слово, Всех клеветников гнусней. И любовь и счастье — не для злого. Лиходея прокляну. Лжет, мою любовь черня! Только на нее взгляну, Утро в сердце у меня.

* * *

Я навеки пленник злополучный. Когда бы вдруг ослеп он и оглох, Зоркий соглядатай, страж докучный, Чтобы мне застать ее врасплох И мою печаль Откровенно высказать при встрече! Сблизили бы нас такие речи. Души моей мне для нее не жаль. Где бы я наперсника нашел, Который, верой-правдой мие служа, Перед ней предстанет, как посол? Пускай хоть посмеется госпожа! Мною стих пропет: «Вслушался скворец в людское горе. «Любовь, любовь»,— заговорит он вскоре». Заговорил скворец, а счастья нет. Если бы мысль мою она читала И слышала печаль, как слышат плач, Конечно, ей меня бы жалко стало. Горе мне! Попробуй душу спрячь! Жалуйся и сетуй, Обличить обидчика не смея! Поистине безумная затея — Поведать о причинах скорби этой. Люди потешаются напрасно, Как ведется зто искони, Над злоключеньями любви несчастной. Зачем смеются надо мной они? Им бы посмотреть На ту, в которой вся моя отрада! Сердцу моему других не надо. Тоску терпеть согласен я и впредь. Если страсть зовут они любовью, Не знаю, как назвать любовь тогда. Страсть — вопреки людскому суесловью — Порою радость, а любовь — беда. Окрыляет страсть, Щедрая, сулит нам наслажденье. Что любовь! Любовь — лишь наважденье И неизлечимая напасть.

* * *

Все страданья в мире я постиг. Мне веселья не дождаться, понимаю сам. Слышит госпожа мой скорбный крик И возносится, ликуя, сердцем к небесам. С нею будучи, внимал я строгим словесам И, однако, видел что ни миг Этот ясный лик. Почему я не остался там? Маленькая пташка ей милей. Может пташка петь и даже говорит порой. Вместо птицы я служил бы ей. Никогда у женщин птицы не было такой. Пел бы ночью, пел бы неумолчно день-деньской; «Госпожа! Меня ты пожалей! Я — твой соловей! Страждущего друга успокой!» Жребий мой воистину жесток, Если недостойна совершенства своего Госпожа, которой все не впрок: Моя служба, мое горе, мое торжество. Преисполнено любовью сердце, и в него Сверх любви проникнуть бы не мог Даже волосок. Истинное чувство таково.

* * *

Стоит ей только посмотреть сурово — И я казнен, и нет меня как нет. Свою вину оплакиваю снова, И страшно мне услышать брань в ответ, Так как мой напев Для моей любви пропет. Грех искажать мое верное слово. Песней моею рожден я на свет. Скажут иные: «Как поет он складно! Когда бы мучился, петь бы не мог». Моя отрада — в песне безотрадной. Непосвященным это невдомек. Тяжко мне теперь, И полет мой не высок. Не так мне горько и не так досадно, Если напев мой добрым людям впрок Красивей красоты вы не встречали. Всех совершенств нетленный образец, Блаженства моего, моей печали На веки вечные она венец. Перед ней весь мир Мой ходатай, мой гонец: «Вознаградить страдальца не пора ли Иначе обезумеет вконец!» Стою и на нее смотрю несмело. Невиданное дело божьих рук — Лицо такое и такое тело. Нет ничего ужаснее разлук! С нею распрощусь, И меня сразит недуг, Как будто вихрем туча налетела, Скрыв

от меня мое светило вдруг.

* * *

Как тяжело, Когда твое служенье И твои мечты Неприметны с высоты. Забыв себя, Терпишь ты пораженье. Жалобы не тронут Сердце горней красоты. Куда умней Привлечь расположенье Службою к себе, Когда верно служишь ты, Найдя цветы Благосклонной доброты. Пора бы ей Сжалиться надо мною. Госпожу мою Солнцем я провозгласил. Я своего Добьюсь любой ценою. Милостыню я У нее одной просил. Я с детских лет Пленен такой женою, Что стремлюсь я к ней Из моих последних сил, Пока мой пыл Сам себя не погасил. Где ты, звезда, Которая когда-то В темноте взошла? Мое солнце в вышине, Там, в небесах, Расцвечено богато. Недосуг ей думать О моем печальном дне. Скорее бы Дождаться мне заката, Чтобы снизошло Мое солнце и ко мне, Пусть хоть во сне С моим сердцем наравне.

* * *

Как мне своего добиться, Если слова ей сказать я не дерзну? Угораздило влюбиться,— Сам диву я даюсь!_— избрав из всех одну, Ей преданно служу в безумии своем. Госпожу всем сердцем обожая, Издалека пою ей песни день за днем. Кажется, смешно ей было На меня глядеть, не зная, кто таков Перед ней стоит уныло. Заметно по всему: чудак из чудаков. Ни слова до сих пор я не сказал при ней. Ей служу я песнею моею. Напев пристойней слов и, может быть, слышней. Хоть одно промолвив слово, Счастлив был бы я, но нет! Я слишком глуп. Наподобие немого, Который лишь мычит, не разжимая губ, Ладони робких рук молитвенно сложа,— Раненое сердце предъявляю, Упав к ногам ее: «Тончите, госпожа!»

* * *

Зачем, прельщен безумною мечтою, Я сам взыскую пагубы своей? Отвергнутый жестокой красотою, Решил я наконец расстаться с ней. Алее всяких роз и лилий всех белей Сидит она, бывало, предо мною, И расцветает полною луною Моя погибель, свет моих очей. Нет, я не ветер, склонный к переменам. Страдая постоянством с детских лет, Как тяготился я позорным пленом! Презреньем незаслуженным задет, Напрасно про себя таишь любовный бред. Глупец, поступишься ты сокровенным! Обмолвишься ты словом вдохновенным, И снова промолчит она в ответ. Так много было слов, так песен много, Что я теперь молчу, изнемогая. К чему сомнения, к чему тревога? Тоске не видно ни конца, ни края. Она не верит мне. Судьба моя такая. Любимая карает слишком строго. Когда бы жарко так молил я бога, Давно бы он меня сподобил рая.

* * *

Дорогая! Ей желаю всяких благ. Стража злая! Каждый страж — мой лютый враг. Из-за них не светит мое солнце никому, Будто спряталось на веки вечные во тьму. Горе, горе! Поскорей бы ночь прошла, Чтоб во взоре Навсегда пропала мгла, Чтобы солнце милое зажглось перед очами, Разгоняя облака жаркими лучами. Проклят мною Тот, кто женщин сторожит. Бог женою, Столь прекрасною на вид, Одарил вселенную на радость людям всем. В подземелье мрачном прятать золото зачем? Горе своре Ненавистных сторожей! Жить в затворе Для жены всего вредней. Взаперти грехам цвести! Я замечал порой: Прокаженный ходит на запретный водопой. Афродита Всех прекрасней, всех добрей. Мог открыто Сам Парис встречаться с ней. Не было бы доступа к богиням заточенным, Яблоко осталось бы вовеки неврученным.

* * *

Госпожа! Спаси меня! Недуг мой хуже во сто крат, Острее боль день ото дня. Покинуть плоть я был бы рад. Раненный, умру вот-вот. Взгляд мой в этом виноват, Мой взгляд и твой пунцовый рот. Госпожа! Услышь мой зов! Страстями плоть поражена. Не надо беспощадных слов, Благословенная жена! Говоришь всегда ты «нет», Нет и нет, нет и нет. Разбил мне сердце твой ответ. Почему не скажешь «да», Да, да, да, да? Как счастлив был бы я тогда!