Похмелье. Головокружительная охота за лекарством от болезни, в которой виноваты мы сами
Шрифт:
Тому становится худо, и он идет в кусты; я бы не желал оказаться сейчас на его месте. Наконец он поднимается с колен и, пошатываясь, бредет по садовому периметру; его правая рука бьется об изгородь, болтаясь невпопад.
Что до меня, я сижу посередине, позади дерево, впереди Том, и пока он наворачивает круги, я уговариваю его вернуться вниз на землю и пытаюсь подняться сам. Заканчиваю свое пиво и принимаюсь за двенадцатую пинту Тома – мою тринадцатую, – пока сам он избавляется от большей части выпитого.
Меня одновременно переполняют чувства ответственности, сопереживания, зависти и ностальгии. И, пока пью, я смотрю на звезды в тысяче золотых миль от нас.
Когда инопланетяне-захватчики всем своим «остарбаксивающим» картелем вконец (осторожно, спойлер!) разочаровываются в Гэри Кинге и всем остальном человечестве, их уход сопровождается взрывом, который уничтожает все технологии и приводит к апокалипсису.
«То утро, – вещает Энди из земного будущего, – придало совершенно новый смысл слову „похмелье“. По пути в Лондон мы решили позабыть все, как дурной сон, но не тут-то было. Все только усугубилось. Все мы неизбежно обратились в апологетов органики. И, честно говоря, мне трудно припомнить напичканные химией продукты, по которым я бы действительно скучал». Мы видим Энди из-за ограды, на нем средневековые одежды странствующего воина, в руках – лопата, а у бедра – козел. Что-то прибивает ветром к ограде: это обертка от зеленого «Корнетто». Энди непроизвольно пытается ухватить ее, но она улетает дальше.
Гэри Кинг, чьей стихией был подростковый бунт, находит свое место и при постапокалипсисе, возглавив племя роботов, страждущих и покинутых посреди пустыни человечества. В последнюю минуту фильма бармен с квадратным лицом отказывается обслуживать роботов-беженцев и требует имя их лидера.
– Имя мне Король, – говорит Гэри.
Он обнажает свой меч и перемахивает через бар.
Занавес.
За годы до голосования по Брекзиту Англия отменила вековой закон в надежде обрести то, чем никогда не владела: европейскую культуру потребления алкоголя. Это ни к какому армагеддону не привело, но и отношения британцев к пьянству не изменило. Более того, произошло нечто противоположное. Эстеты с материковой части Европы, напротив, ударились в варварство.
«Что же пошло не так? – писал Джон Хэйли в Guardian в 2008-м. – Что побудило французскую молодежь из разумных выпивал превратиться в беспробудных пьяниц?»
Этьенн Апэр, возглавляющий межведомственный орган по борьбе с наркоманией и алкоголизмом, полагает, что явление это – часть «глобализации поведения», при которой подростки во всем мире нынче ищут «мгновенного опьянения».
Или, как пояснял огромному безликому инопланетянину Энди:
«Мы, человеческие существа, куда более глупые и упрямые, чем вы можете себе представить».
К тому времени, как мы встаем, Джонатан Дарт уже в Лондоне, пытается защитить людей от самих себя. Нас же с Томом слегка штормит, и мы принимаем все, что могла предложить аптека Boots, после чего возвращаемся к завершению миссии. С помутненным взором мы вышагиваем по проспекту, проходим газоны и скверы, пересекаем район Тин-тауна [97] , в котором лондонцы, пострадавшие от бомбежек, селились в лачугах из металлических листов во время Второй мировой войны, а потом решили остаться здесь на многие годы; через вокзал выходим на обрамленную эстакаду, ведущую прямиком к «Концу света» / «Рукам садовника», где каждый день до полудня подают завтраки.
97
«Жестяной городок», небольшой район в пригороде Лутона.
Мы заказываем «Кровавые Мэри», немного воды и подводим итоги «Золотой мили». Я уверяю молодого Тома, что не напишу о том, как его стошнило. Но и сказать, положа руку на сердце, что он выпил двенадцать пинт в двенадцати пабах, я не могу. Это я, прислонившись к дереву, допивал его пиво. Так что Том заказывает еще пинту к своей «Кровавой Мэри», и, один за другим, мы проходимся по всем постам и каждый раз одного недосчитываемся. Мы достаем телефоны, просим ручки и бумагу, со всем тщанием сверяем информацию, и тут Том со стуком ставит бокал на стол.
– «Двуглавый пес»! – говорит он. – Мы так до него и не добрались! Напились и совсем о нем позабыли!
– Получается…
– Получается, что мы выпили только одиннадцать пинт!
– Вообще-то я выпил твою последнюю. Так что… – говорю я.
– Вот дерьмо! Я выпил всего десять! Десять жалких пинт!
И вот двадцатилетний Том выпивает еще две пинты в придачу к «Кровавой Мэри». Сорокалетний я выпиваю еще одну, чтобы уж наверняка.
Из-за обилия смягчающих обстоятельств даже похмелья по итогам нашей миссии сравнить не получается. И все же, справедливости ради, возраст и коварство уделали молодость и витальность, когда дело дошло до возлияний – или хотя бы отсутствия излияний. К тому же вся эта обратная перистальтика Тома вполне могла смягчить некоторые симптомы его похмелья. В любом случае, сегодня ни один из нас не выглядит хуже другого. Я начинаю думать, что расторопша сделала свое дело. Пока что занесу ее в перечень средств, к которым еще планирую вернуться.
Что до моего смежного расследования народных рецептов против похмелья, предложенных местными трактирщиками, то оно завершено. Помимо управляющего Бобби и его довольно неожиданного фруктового льда со вкусом апельсина, подавляющее большинство ожидаемо и неимоверно скучно советует «завтрак, воду и аспирин».
Нехватка разнообразия и оригинальности заставляет меня снова обратиться к дням Плиния Старшего, а лучше даже Фрэнка М. Полсена. В конце концов, всего пятьдесят лет назад его антропологический забег по барам и придорожным забегаловкам северной Америки вылился в список из 261 совета с барных стульев, в который входили петрушка, пастернак, поспевшая хурма, плодовый сок чернослива, приготовленная в маринаде сельдь, папайя, перец на мороженом и претворенный особым образом куннилингус – и это была лишь малая часть рецептов на букву «п».
Тем временем Сара Маршалл, журналистка, чьи статьи вывели меня на работу Полсена, во время собственного исследования барных залов по ту сторону океана пришла к самым обычным результатам, очень схожим с моими собственными. «Может, я спрашивала не тех людей? – размышляла она. – Или культура потребления алкоголя изменилась настолько, что мы утратили связь с „неуемным вихрем фольклора“, который затянул одержимого Полсена?»
И теперь, мне кажется, самое время обнародовать выданный мне по электронной почте совет от самопровозглашенной «злой ведьмы»:
Привет, Шонесси,
насколько мне известно, обычно в таких случаях рекомендуют побольше воды и, может, еще пару таблеток аспирина. Слыхала еще, что полный английский завтрак хорошо лечит похмелье, так что сможете попробовать, как приедете!
Всего хорошего,
Может ли статься, что всем нам, даже знатным хренам и злым ведьмам, промыли мозги, остарбаксили и обольстили нас царством пластиковых меню и простых ответов и никаких сил одолеть глыбу похмельного утра в нас уже не осталось?