Похмелье. Головокружительная охота за лекарством от болезни, в которой виноваты мы сами
Шрифт:
Знал он об этом или нет, но Двойной Чизбургер с Беконом следовал традиции древних персов – распивать и рассуждать. Как писал Геродот: «За вином они обычно обсуждают самые важные дела… И наоборот: решение, принятое трезвыми, они еще раз обсуждают во хмелю» [115] . Тацит писал, что древние галлы, напившись, «толкуют и о примирении враждующих между собою, о заключении браков, о выдвижении вождей, наконец, о мире и о войне, полагая, что ни в какое другое время душа не бывает столь же расположена к откровенности и никогда так не воспламеняется для помыслов о великом» [116] .
115
Цит.
116
Цит. по: Тацит К. Сочинения в двух томах / пер. А. Бобовича. Т. Анналы. Малые произведения. Л.: Наука, 1969.
На самом деле подобные измышления существуют и в современной философии. Иммануил Кант настаивал на том, что опьянение «открывает сердце» и является «средством для одного морального свойства, – именно для откровенности» [117] . Но он также предостерегал, что «всякое молчаливое опьянение… имеет в себе нечто вредное» [118] . Что возвращает нас к обезьянам и бразильскому механику, чьи открытость и сердечность простерлись, пожалуй, слишком далеко в царство животных.
117
Цит. по: Кант И. Антропология / пер. Н. М. Соколова. СПб.: Тип. П. П. Сойкина, 1900.
118
Там же.
Жуан Лейте Дус Сантус из Сан-Паулу был снят на камеру во время своего заплыва в бассейне зоопарка в городе Сорокаба, когда спьяну пытался подружиться с группой паукообразных обезьян. На записи видно, как маленькие обезьянки набросились на Дус Сантуса; спасенный в итоге очевидцами, он был доставлен в больницу с серьезными ранами от укусов. Эта история – современный и буквальный пример того, как можно «остаться с обезьянами» и пытаться избавиться от пагубного к ним пристрастия.
< image l:href="#"/>Темные улочки квартала красных фонарей такие узкие, что можно услышать, как дышат проходящие мимо люди, и такие темные, что вы не сможете разглядеть их лица. Здесь царит близость древнейшего толка – дикая, зловонная, полная тайн. В дверных проемах предлагают наркотики, в окнах – секс. Между камнями мостовой – тысячелетия надежд и мечтаний, а ты идешь по ней, пошатываясь, навстречу холодному синему огоньку в конце улицы. Табличка на двери гласит: «Информационный центр похмелья „Ради светлого завтра“». Вхожу внутрь. Ощущения такие, словно я действительно ступаю из мрачного прошлого в сверкающее, как в фильме Кубрика, будущее: длинная, хорошо освещенная комната с зеркалами по бокам, из-за которых она кажется еще длиннее, заканчивается белой стойкой и тысячей (быть может, и десятью тысячами) сверкающих синих бутылочек, расставленных бесконечными рядами по задней стенке. Мужчина за стойкой превосходно вписывается в интерьер: высокий, в свежей синей рубашке, с легкой проседью и голубыми с металлическим отливом глазами. «Как вы себя чувствуете?» – спрашивает Михиль Кляйс.
Я уже не первый раз в Амстердаме. Здесь все пронизано древним, многоуровневым распутством, которое становится все глубже с каждой маленькой искрой, получаемой от похотливых душ со всего мира. В отличие от похмелья в Вегасе, разумеется, болезненного, но скорее какого-то безразличного и осовремененного, амстердамское похмелье готово уложить тебя на лопатки и вцепиться в твой рептильный мозг, словно его писал сам Иероним Босх, причем вверх ногами.
Учитывая последние несколько ночей – все эти напитки и прочие шалости,
Даже для того чтобы принять «Перезагрузку», требуется концентрация и немного проворства: на каждую пластиковую 400-миллилитровую цилиндрическую бутылочку с синей жидкостью вместо крышки надета другая 100-миллилитровая перевернутая бутылочка с белым порошком. В определенный промежуток времени (как можно ближе к неуловимому моменту между возлиянием и сном) нужно сорвать пластиковую обертку, разделить и открыть обе бутылочки, высыпать белый порошок в синюю жидкость, надеть крышку и все взболтать. Я успел принять «Перезагрузку» один раз в ресторане Кляйса после нашего хмельного ужина; один раз между затяжками чего-то неустановленного, свесив ноги над каналом; и один раз среди обезьян. Когда порошок растворяется, жидкость становится на вкус одновременно горькой и сладкой и имеет все характеристики подхалима: приторного, сомнительного типа, чья лесть странным образом тебе помогает.
Ключевой ингредиент – видимо, он и заставил нашего приятеля Кляйса обратить внимание на это средство; он же и виноват в столь сложной схеме приготовления и специфическом вкусе – глутатион: антиоксидант, который можно найти в грибках, растениях, животных и людях. Согласно предоставленным Информационным центром похмелья данным, глутатион облегчает похмелье, снижая уровень ацетальдегида. Более того, в отличие от многих других прорывных средств, проспекты гласят, что «Перезагрузка» ни капли не портит радость опьянения. «Вы останетесь таким же пьяным, как и были, – заявляет плакат на стене. – Но завтра вам будет намного лучше».
– Я смотрю, ты выжил, – замечает Кляйс. – Собираешься обратно в Канаду?
– Скоро, – отвечаю я. – Но сначала я встречаюсь за чашечкой кофе с доктором Верстером в городе, название которого я не смогу выговорить.
– Ах да, – продолжает Кляйс. – С настоящим доктором.
Он многозначительно смотрит на меня и дает бутылочку «Перезагрузки» в дорогу.
Чашечка кофе с доктором Йорисом Верстером отрезвляет настолько же, насколько вселяет в душу оптимизм бокал вина с Михилем Кляйсом. В каком-то смысле эти два человека словно стороны одной медали – исследований похмелья в Голландии.
Кляйс, как-никак, стильный обаятельный предприниматель, который не скрывает истинных целей своего бизнеса. Его больше интересуют последствия похмелья. Он нашел продукт, который его заинтересовал, приобрел и улучшил его и теперь пытается показать и разрекламировать его эффективность. Для чего и создал Информационный центр похмелья.
Верстер же – ученый, который написал больше исследований о похмелье, чем даже я готов прочесть. По всеобщему признанию, он один из ведущих похмельных исследователей в мире, а также создатель и фактически руководитель Группы по исследованию алкогольного похмелья. Однако ни до Кляйса, ни до «Перезагрузки» ему, похоже, дела нет.
Более того, я выяснил, что Кляйс засыпал Верстера письмами и образцами своего продукта (хотя никто из них об этом даже не упомянул). На эти письма доктор наверняка ответил так же, как и мне, когда мы наконец встретились и я вскользь упомянул «Перезагрузку»: «Нет никаких научных доказательств, свидетельствующих об эффективности этого препарата. Исследований просто не было».
Но разве Группа по исследованию алкогольного похмелья не лучшая организация для проведения подобных экспериментов? Верстер так не считает. У него противоположный подход – он изучает похмелье с точки зрения его первопричины. И до тех пор, пока изучение этого предмета не будет завершено, он не видит смысла обращать внимание на что-либо вроде «Перезагрузки».