Похмелье. Головокружительная охота за лекарством от болезни, в которой виноваты мы сами
Шрифт:
К примеру, на сайте «Похмельного рая» наш старый приятель доктор Берк пишет: «Вылечив тысячи похмельных синдромов (больше, чем любой другой доктор на земле), я заметил следующее: люди, за ночь принявшие более двух-трех энергетических напитков, просыпаются в невообразимо тяжелом похмелье… Когда я приезжаю к клиенту и вижу перед дверью дюжину пустых банок Red Bull, это всегда верный знак того, что дел у меня будет по горло». Берк признает, что «нам, безусловно, понадобится больше данных, чтобы сделать выводы, связан ли рост числа летальных исходов и показаний к диспансеризации с сочетанием энергетических напитков и алкоголя».
Доктор Йорис Верстер, основатель Группы по исследованию алкогольного похмелья,
Следует отметить, что Red Bull официально никогда не продвигал свой энергетический напиток в сочетании с алкоголем, в то время как несколько других компаний – Four Loko, Sparks и Tilt – пробовали встать на этот путь.
Есть еще Purple – продукт, который на волне популярности «детокса» окончательно извратил это и без того запутанное понятие. На рынке Purple был представлен как антипохмельный энергетический напиток, он же коктейльная добавка, с рекламным слоганом «Выводи токсины по мере поступления» [146] . Генеральный директор компании Тед Фарнсуорт запомнился высказыванием: «Пейте его с водкой, пока не перестанете на ногах держаться, и, если у вас случится похмелье, я выкуплю у вас и напиток, и водку». Страшно и подумать, как может выглядеть подобная транзакция, когда то и другое уже вышло из несчастного потребителя.
146
Detox as you tox. – Прим. пер.
Это был один из тех вечеров, когда разбитый вдребезги и раскаленный докрасна (потому что в полной темноте взмыл слишком близко к солнцу) ты беспорядочно хлопаешь плавящимися крыльями и вдруг тебя подхватывает сверхновая бокала шампанского. Один из тех вечеров, когда ты, как заблудшая тварь, выползаешь из Черного пруда, не зная даже местного языка, и вдруг – бац – и вмиг все начинает сиять золотом, яркая вспышка в мозгу, и ты уже хозяин ночи: сотня новых друзей выпивают за твое здоровье и за величие твоей смерти, расплескивая кругом себя эль, а девчонка, с которой ты только что танцевал, теперь дирижирует «умпа-умпой». Один из тех вечеров, когда на каждом шагу тебя подстерегает опасность, но ничего страшного точно не произойдет; из тех, о которых не стоит рассказывать, поскольку на самом деле твоей та ночь так и не стала.
147
The hills are revived – отсылка к строчке из песни «The Sound of Music» из одноименного фильма, часть съемок которого проходила в Зальцбурге и Баварии. («The hills are alive with the sound of music…» – Холмы оживают от звуков музыки). – Прим ред.
А вот следующее утро целиком и полностью твое. Проснувшись в полном одиночестве и опустошении, ты садишься за руль и поднимаешься все выше, выше и выше – в Каринтийские Альпы.
Мне и раньше
Ни отбойников, ни ограждений, ничего, что могло бы помешать падению. Я поднимался все выше и выше и добрался аж до самых облаков, земля окончательно скрылась из виду, и за очередным поворотом, когда дорога начала уходить вниз, я уже перестал понимать, еду я или уже падаю. Я набрал скорость и выехал из облаков, каким-то чудом оставшись в пределах дороги, петляющей по склону горы, на затерянной планете, несущейся сквозь космическое пространство; и вот опять вверх, вверх, вверх, пока до меня не дошло: эта дорога ведет в никуда.
Построенная то ли для бесстрашных дровосеков, то ли для бесшабашных любителей снегоходов, то ли черт знает для кого, дорога только что была и вдруг исчезла. Уклон стал практически вертикальным, проезд сузился до невозможности: справа уходящая в небо скала, слева – добрых полтора километра свободного падения, так что попытка развернуться в подобных обстоятельствах несовместима с жизнью. Дальнейший подъем лишь усугубит ситуацию. Осознав свое положение, я начинаю паниковать, а моя четырехцилиндровая, четырехскоростная хорватская машина на механике начинает терять обороты, намереваясь вот-вот заглохнуть. Выжимаю одновременно сцепление и тормоз.
Теперь я в полной жопе.
Если я отпущу сцепление, то помчусь вниз по склону задом. Чтобы мчаться вниз передом, необходимо развернуться. Но от колеса до края обрыва не больше метра, а за ним один только воздух на километры вниз. Ноги начинают дрожать, а если они перестанут меня слушаться, то я покойник. Осторожно протягиваю руку и ставлю машину на ручник. Меня уже всего колотит, адреналин фонтаном хлещет в кровь. Сердце стучит, как молот о наковальню, и готово в любой момент выскочить из груди. Черт, я не хочу умирать! Прочистив горло, я говорю это вслух: «Черт, я не хочу умирать!»
В голове возникает последовательность действий, которые при молниеносном исполнении дадут мне шанс остаться в живых: снять машину с ручника, отпустить сцепление и тормоз и нещадно жать газ, подъехать к самому краю обрыва, стараясь не переехать через его край, затем стоп, и еще раз, то же самое, в обратную сторону. Проделывая этот маневр снова и снова, я смогу выиграть дополнительные дюймы, появится возможность развернуться, и машина сползет по дороге вниз, что, конечно, лучше пролетевшей полтора километра груды искореженного металла у подножья Альпийских гор.
В это пульсирующее и одновременно тихое мгновение я представляю, как меня найдут – пройдут, быть может, годы: скелет в моей одежде, потрепанный чемодан в багажнике, набитый непроданными книгами и неношеными рубашками, – загадка для следователей. Крепко сжимаю руль левой рукой, а ручник правой, разминаю пальцы ног и делаю глубокий вдох…
Через несколько часов – хотя часы озадаченно показывали, что прошло несколько минут, – моя хорватская машинка развернулась передом в сторону спуска, а я насквозь промок от пота. Медленно выехав из грязи на гравий, затем на каменистую дорогу и в конце концов на асфальт, я остановился у обочины. Выбравшись из машины, я тут же проблевался. Затем улегся на спину, уставился во вращающееся надо мной небо и пролежал так очень, очень долго.