Похоть
Шрифт:
— Некоторых, Арчи, так и тянет потрогать языком больной зуб.
— Он — мастер.
— Ты о живописце или о Рамоне?
— О Карвахале.
Хейфец подошёл и стал рядом с Тэйтоном.
— Да, отлично сработано. Он же учился живописи.
Тэйтон хмуро оглядывал фреску. Хэмилтону показалось, что он говорит совсем не о том, что у него на уме. Речь его была натужна, слова слетали с губ с каким-то незримым, но явным усилием.
— Мне как-то в отрочестве приснился сон, — неожиданно проговорил Тэйтон.
Хейфец хмыкнул.
— В отрочестве всем нам снятся золотые сны.
— Нет, — покачал головой Тэйтон, — лет в двенадцать я видел кошмар. За год до этого умер мой старший брат, и мне приснилось, что на Хэллоуин он пришёл ко мне в гости — скелетом. Из его глаз сыпалась земля, серый пепел, он пытался что-то сказать, но рот тоже был забит землёй.
Хейфец вытаращил чёрные глаза на дружка и поёжился.
— Представляю. Ты сильно испугался?
— Нет, я стал помогать ему освободиться от земли, мне казалось, что он должен сказать мне что-то важное. Однако, как только я очистил его рот, я проснулся. Я потом много лет вспоминал этот сон и даже пытался вызвать его снова. Звал брата перед сном, просил прийти. Но Юджин больше не приходил.
— И ты стал археологом? — изумился Хейфец.
— Да, я не боялся смерти или не очень боялся. Скорее, мне нравилось заглядывать ей в глаза и пытаться узнать, что за ней — полный распад, долина теней, Елисейские поля блаженных или иное небо и иная земля. Но не каждый привет с того света радует.
— С того света? — уточнил Хейфец.
— Угу, — уверенно кивнул Тэйтон, указав на фреску. — Для меня вот это — тот свет. По ту сторону добра и зла начинается дурная фантасмагория, и странные уподобления мёртвых теней живым лицам пугают. Скелет не страшен, это остов жизни, но он не притворяется живым. А это — притворяется настоящим, подлинным, делает вид, что дышит, оно блудит, чудовище шестипалое, бессмертное, ненасытимое и неуёмное, прыгает в похотливом изнеможении и яростно крутит в веках своим распутным задом в вечно неутолимом сладострастии. Из века в век, как прорва, как бездонная бочка Данаид…
— Ты, как я погляжу, поэт, — Хейфец чуть иронизировал, но смотрел серьёзно.
— Боже упаси. Ладно, убери это с глаз долой.
Хэмилтона несколько смутил, но куда больше возмутил этот нелепый разговор. Тэйтон не нравился ему, этот холодный бесчувственный человек ничего не понимал в любви, был примитивен и ограничен. Теперь же он показался Стивену ещё и не совсем нормальным.
В субботу и вправду полил дождь. Вся экспедиция, опьянённая удачей, субботний вечер провела в гостиной. Поднимались тосты, звенели стаканы. Винкельман, правда, пил только пиво, зато Бельграно, Лану и Карвахаль налегали на коньяк, хотя француз вскоре исчез невесть куда. Захмелел и Гриффин, пивший, правда, только виски, зато уж в избытке. Хейфец потягивал коктейль собственного приготовления, состоявший из русской водки, ликёра «Куантро» и апельсинового сока. Спиридон Сарианиди прихлёбывал из стакана что-то непонятное местного разлива. Ни Долорес Карвахаль, ни Галатеи не было. Хейфец сказал, что миссис Тэйтон неважно себя чувствует, а Карвахаль сообщил коллегам, что у Долорес болит голова.
Хэмилтон тоже выпил — чтобы расслабиться, и незаметно сильно опьянел. На душе снова стало скверно. Все эти люди были чужды ему, и он незаметно ускользнул к себе. В спальне хотел было раздеться, но остановился, поражённый новой мыслью. А что если Галатея вовсе не приболела? Но где она? Под надзором Тэйтона? Хмель придал ему смелости. Он, пригибаясь, промчался в темноте наверх и, удивлённый, замер.
Дверь на террасу приоткрыта, ночник освещал пустую спальню Тэйтона. Значит, он с Галатеей. Странно, но застать любовницу в постели с мужем ему вовсе не хотелось. Нелепо как-то. Однако странная тишина в спальне насторожила его, и он всё же сделал несколько шагов к окну. Там никого не было, только на постели Галатеи лежала её шляпка, та, в которой она была на раскопе.
Но где же она?
Он торопливо бросился на поиски.
У стены виллы в тёмном арочном углублении на скамье сидели двое, но не в объятиях, а рядом, хоть и порознь. Мужчина тяжело упёр локти в колени и судорожно вонзил пальцы в волосы. Женщина задумчиво вертела что-то в руках, кажется, браслет.
— Ты не должен так говорить. Я буду ждать.
— Это бесчестно с моей стороны.
Голос женщины был твёрд.
— Это мой выбор. Я буду ждать.
Мужчина с шумом выдохнул.
— Хейфец вчера сказал, что летящий в бездну с пути не собьётся. Он прав. Но при падении в бездну самым неприятным оказывается то, что у неё действительно нет дна. Я предпочёл ужасный конец этому ужасу без конца. У меня уже просто нет сил.
— А Дэйв не сказал… — она умолкла.
Мужчина не задал вопроса, точно поняв её без слов.
— Он сказал, что заглядывать в будущее чересчур далеко — недальновидно. А для меня каждый день — Гефсимания, и каждая ночь — Голгофа.
— Не говори так.
Мужчина вдруг резко повернулся к женщине.
— Рамон сказал, что она подходила к тебе на раскопе? Это правда?
В голосе женщины промелькнуло удивление.
— Да, она была в соломенной шляпке и синем платье.
Мужчина пожал плечами.
— Как же так? Хейфец при мне дал ей снотворное…
— Она казалась сонной, но…
— Проклятие. Впрочем, не стоит отчаиваться, — мужчина вздохнул. — Худшее ещё впереди.
— Не говори так.
— Рамон сильно злится?
— Нет, — покачала головой женщина. — Он давно махнул на всё рукой.
— Хоть это радует, — проворчал мужчина и поднялся.
Они появились в круглой лужице фонарного света, и Хэмилтон узнал Арчибальда Тэйтона и Долорес Карвахаль. Стивен вжался в куст, и они прошли мимо.
Хэмилтон проводил их долгим взглядом. От обилия выпитого у него всё ещё кружилась голова, а теперь он почувствовал просто дурноту. Думалось с трудом, но Стивену всё же ни на минуту не показалось, что отношение Тэйтона к сестре Карвахаля было легкомысленным. Напротив, этот тяжёлый человек явно был увлечён тяжело и страстно. Значит, Тэйтон сам изменяет Галатее — с Долорес Карвахаль, при этом запирает несчастную жену и держит её на снотворном!
Страшное прозрение ударило Стивена по глазам и едва не ослепило.
Значит, Тэйтон влюблён в Долорес Карвахаль и задумал избавиться от жены. Хейфец — его сообщник. Вот почему так злился Хейфец, когда заставал его, Стивена, на третьем этаже: просто боялся, что весь их чёрный замысел может выплыть наружу. Они медленно отравляют несчастную Галатею, стремясь отправить её на тот свет. А после её смерти вдовец Тэйтон сможет жениться на Долорес. Всё просто.
Стивен знал таких, как Тэйтон, тяжеловесных спокойных мужчин, и предпочитал никогда не иметь с ними дела. Приключения и смена партнёрш претят их натуре. В каждой барышне такие видят потенциальную жену и окружают её усиленной заботой, они навязчиво внимательны, но абсолютно не умеют флиртовать, не чувствуют настроение женщины, не замечают её кокетства. Эти глупцы уверены, что главное достоинство — возвышенное отношение к женщине и предлагают своим подругам вечную любовь в скучном браке.