Покер с Аятоллой. Записки консула в Иране
Шрифт:
специалистам. Моя совесть при этом была совершенно чиста — я же не говорил, что работаю в
САВАК, и не подделывал ее печати.
Ну как я отдам им эту машину, на нее же нет документов? — возмутился жандармский полковник.
Как это нет?! — я протянул ему таможенные бумажки.
Полковник внимательно их прочитал.
А что такое «козловой кран»? — спросил он меня. Я объяснил (по-персидски — это «кран —
ослиные ноги»).
Полковник посмотрел через окно во
Позвольте, но там же стоит грузовик?!
Ну да, грузовик, — сказал я невозмутимо. — Понимаете, таможенники в Джульфе напутали. В
декларацию вместо «подвижного» вставили «козловой». Вы же знаете джульфинцев, им что
«подвижной» кран, что «козловой»...
Сваливая вину на северян, я бил без промаха: север и юг традиционно недолюбливали друг друга.
Это точно, — согласился жандарм, — от этих парней никогда не знаешь, чего ожидать. — И он еще
раз глянул во двор:
Постойте, но там же цистерна!
Ну да, цистерна, — опять согласился я, — это уже на стройке советские поменяли... у меня с ними
столько проблем!
Я вернулся назад сидя за рулем мутанта-грузовика, гордый проделанной работой — это был уже
не технический перевод, это было высокое творчество!
В самом конце стажировки со мной приключилась одна небольшая история, о которой стоит
упомянуть. Как- то раз меня отправили в Абадан. Ничего особенного — рядовая командировка.
Предстояло проехать 160 км, зайти на торговую фирму, сделать нужный для стройки заказ и
вернуться назад. В тот день я почему-то немного задержался с отъездом и добрался к месту в
обеденный перерыв, который на юге длится не менее четырех часов. Чтобы не жариться на
солнцепеке, зашел в первый попавшийся кинотеатр. Там, как помню, шла легкая американская
порнушка. После окончания обеденного перерыва сделал дела и вечером был в Ахвазе. А на
следующий день тот кинотеатр сгорел и вместе с ним куча народа. Это был «Рекс», с поджога
которого началась в Иране кровавая смута.
Ее первыми признаками стали появившиеся из ниоткуда фотографии аятоллы Хомейни. Водители
автобусов, доставлявшие нас из жилого поселка на стройку, въезжая в сельскую местность, водружали их на лобовое стекло, а возвращаясь в город, который контролировали армия и
жандармы, меняли на портрет шаха.
Мне довелось застать лишь начало событий. Осенью 1978 г. я вернулся в Москву и продолжил
учебу.
Ахваз сыграл важную роль в моей востоковедческой биографии, никакой иностранный
университет не дал бы больше. Знания, приобретенные в тот период, стали прочной основой. В
дальнейшем они постоянно расширялись, совершенствовались
наиболее активно в период дипломатической службы. В общем, как правильно говорил
основатель нашего университета: «Зря ничего не пропадает!»{[43]}
В 1985 г., будучи уже дипломатом, я приехал из Исфагана в посольство. В тот период советско-
иранские отношения были перенакалены. В Тегеране наши находились в ожидании очередного
нападения. Ребята предельно устали. Меня попросили подежурить в приемной посла и заняться
скопившейся рутинной работой — переводом писем и нот иранского МИДа. Я присел за широкий
стол, заваленный стопками документов и уставленный телефонами, и стал разбирать бумаги.
Работы было действительно много. К тому же большая часть корреспонденции, в силу упомянутых
обстоятельств, содержала каверзы и завуалированные оскорбления, что портило настроение.
Помимо этого постоянно звонил городской телефон, по которому несколько одних и тех же
голосов на неграмотном персидском языке сообщали, что они «отымеют советскую маму»! «Алло, это посольство русских? — спрашивал голос. — Я твою маму... я твоего папу!..» Реагировать
адекватно было категорически запрещено. По инструкции полагалось молча выслушать, дать
выговориться и только после этого повесить трубку. Таким образом подчеркивались наше
спокойствие, выдержка и безусловное превосходство над невидимым противником.
На столе стояло три городских телефона. Они непрерывно трещали и требовали ответа. Один из
них, не угадаешь какой, с периодичностью в пять-шесть минут разражался похабнейшей бранью.
Было понятно, что это не «глас народа», а местные спецслужбы компостируют мозги. Приемчик
несложный, дешевый, но действенный. Любой нормальный человек в конце концов выйдет из
себя. А на следующий день за телефоны сядет новый сотрудник посольства и тоже получит свою
порцию желчи. Такая вот дрянь.
В середине дня я коротко доложил об этих звонках послу и офицеру безопасности (так положено) и получил указание — терпи!
Мое молчание возмущало и распаляло звонивших: «Алло, это посольство русских? Чего
молчишь?! Обосрался?!» И затем — известная уже тирада.
Настал вечер, кончился рабочий день, здание посольства опустело, но телефон в приемной
продолжал звонить без умолку. Эта гнусь тянулась уже четырнадцать часов. И я подумал: «Чем я
рискую? Рядом ведь никого уже нет». Одновременно в памяти промелькнули: Ахваз, стройка, дымовая труба.
Алло, посольство русских?
Да, посольство.