Поклонение волхвов. Книга 2
Шрифт:
Казадупов при всей любви к прогрессу был на стороне лабиринтов, считая их, так сказать, естественным продолжение человеческого тела, а тело Казадупов, хотя и с легкой брезгливостью, но уважал. Тело не знает прямых линий, оно все из переплетений. Таков должен быть и город: построен как тело, а не как гроб. Оттого Казадупов не принимал Петербурга, который был весь по линеечке, и любил Москву, где какой-нибудь переулочек-вьюнок мог закружить и запутать не хуже костромского лешего.
– Оттого москвичи теплее питерцев, – щурился Казадупов. – Уничтожьте в Москве всю эту лапшу, прорубите проспекты, и останется от москвича одна голая машина.
Отец Кирилл не спорил. Вспомнил, как плутали с Муткой по этим московским «кривоколенам», залучались в проходные дворики, где под ногами разбегались яблоки-паданцы.
Казадупов словно хотел что-то спросить, но разговор постоянно уезжал влево. То о лабиринтах, то о детях. Отец Кирилл надеялся, что следователь просто заводит
Казадупов говорил о детях.
Начал с туземных, которые бегали вокруг по базару, глядели глазками из лавок или тряслись мимо на осликах. Пробежал мальчик-водоноша с розой за ухом; Казадупов спросил кружку воды; пока тот наливал, поглядел каменным взглядом на его розу, похвалил: «Чиройли»[16]. Звякнула тиля[17]; роза, мелькнув в толпе, исчезла. Казадупов вылил воду: «Из арыков берут, шайтаны, а там зараза на заразе».
– Отец Кирилл, я у вас давно хотел насчет избиения младенцев разузнать.
Они уже сели в чайхану; отец Кирилл вспотел и отдыхал.
– Какого избиения?
– При Ироде.
– А... Ну это вам лучше у Иван Кондратьича спросить, он иудейские древности как свои пять пальцев...
– До вашего ребе мы еще доберемся. Меня сейчас православное мнение интересует: было избиение или не было?
– Было.
– То есть прямо всех-всех «от двух лет и ниже» умертвили?
– Было, – повторил отец Кирилл.
– А что же в других Евангелиях же об этом нет, а только от Матфея? И другие, так сказать исторические, документы об этом умалчивают?
Отец Кирилл улыбнулся:
– Мартын Евграфович, так Евангелие не для следователей писалось... И не для историков. Апостолы люди некнижные были.
– Апостолы – положим. Но евангелисты – у Матфея вон сколько цитат разных...
– Но не цитаты у него главное. – Отец Кирилл отпил чай; у чая был вкус дыма и глины. – Тут ведь что у него... Зарождение человека. Вначале перечисляются предки, целое древо. Это как у здешних сартовских ходжей, которые утверждают, что потомки самого Пророка, – у любого из них свиток с родословной, возле каждого имени – печати, мне показывали. Так же и в начале Матфея. «Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова»... Потом все волнения до родов: тут и сомнение отца, что ребенок его, и выборы имени для сына. Роды не описаны, можно догадаться, как они в ту эпоху происходили, как сейчас женщины у сартов, – сидя на корточках, в закутке, дезинфекция одним пеплом. Потом подарки новорожденному – те самые волхвы с золотом, смирной и ладаном и, наконец, те болезни и опасности, которые... Ирод, избиение младенцев, глас в Раме, плач и рыдание.
– Выходит, самого избиения не было, а только иносказание, так? – Казадупов стал вдруг серым, или показалось.
– Ну, если жизнь человеческая, особенно детство его, – это иносказание, то да... иносказание.
– А я думаю, что избиение все же было! – вдруг сказал Казадупов. – И именно вот так, как описано. Может, даже всего остального не было, а это было! Потому что главная война в этом мире, главная битва всех народов, она – против них.
– Кого?
– Них... Детей. «Младенцев» по-вашему. – Глотнул из пиалы. – Вот они только зарождаются, а против них уже разрабатываются боевые действия. В пятидесяти из ста случаев детки не нужны. Их не хотят. «Ты уверена?» – и ледяное лицо. Лицо мужчины, узнавшего о беременности! Репина бы сюда с кистью; тоже в своем роде картина «Не ждали». Какая гамма чувств: страх, досада, вся палитра мужского малодушия. Лица женщин в таких случаях честнее, физиологичнее. Их лицо это уже просто... добавка к животу, где помимо ее воли завелась новая человеческая дрянь и будет сосать из нее соки. Вы, отец Кирилл, даже не в самой игривой фантазии не представите, какие они способы применяют, чтобы аннулировать, так сказать... Какое уж тут «Авраам родил Исаака»! Тут жертвоприношение Авраама, даже не Авраама, наш Авраам давно стушевался, в лучшем случае радужную сунет, чтоб все в медицинских условиях. Тут Сарра – так, кажется, мамашу звали? – она и жертва, и жертвоприноситель... Кто из баб понервнее, те просто травятся: карболовой кислотой, нашатырем, уксусной, кокаином. «Причина самоубийства на любовной подкладке», как пишут в наших отчетах. Ну а те, которые хотят пожить, на солнышке еще погреться... Каких только боевых действий против детей, которые еще внутри, не предпринимают! Ну, самое любимое народом средство – это... – Казадупов вдруг рассмеялся. – Да вы не смотрите так, отец Кирилл. Настроение у меня сегодня веселое. Ладно, не буду перечислять. Да и вам на исповеди кое-что шепнут, ну, без художественных подробностей, конечно. Но у вас же в одно ухо влетает, в другое... «Иди, дочь моя, впредь не греши». И она идет. Ох, как она идет!
– Многие все же рожают, – заметил отец Кирилл.
– Рожают. Ну, не сработал там какой-нибудь кипяток с горчицей, а может, и побоялись, махнули: «Рожу, а там...» И – рожают, как вы, батюшка, остроумно заметили. А дальше – дальше чистая статистика, вот... – Извлек блокнот, пролистал. – «Подкинутие младенцев», до десяти случаев каждый месяц в городе... Вот, к примеру: «В гор. Ташкенте 31 июля по Соболевской улице к дому номер шестнадцать подкинут младенец женского пола, при котором оказалась записка “О примите добрые люди девочку”. Младенец отправлен в детский Кауфмановский приют. Дознание производится». Проводится и ничего не дает... Или вот – они все с записками: «Брошен, не крещен, рожден от бедной женщины». Хорошо, а? Поэма в одной строке. Или: «Этот ребенок крещен, поляк, зовут его Владислав, 7 месяцев, больше не в состоянии его воспитывать». И его в Кауфмановский приют; бывали, там? А я бывал, поучительное место. Так-то вот. Это уже, батюшка, не жертвоприношение Авраама, а нахождение Моисея, которого мать в корзине из тростника на реке оставила, а дочь фараона нашла; интересно, кстати, где папаша Моисея в это время был и что поделывал, не помните?
– Сказано, что был он из племени Левина...
– Из племени Левина? Все, что известно? Да, видно, дознание тогда производилось так же глубоко, как и сегодня. Так что плывут эти тростниковые корзины флотилией в Кауфмановский приют с орущими младенцами и «помогите, люди добрые». Многие и до приюта не доплывают: или уже мертвым находят, от голода или замерз, или после того, как нашли... Но и это еще не вся история о младенце. Предположим, никто не покушался на его жизнь в утробе и не сплавлял в корзинах; проходят первые годы, все эти «уа-уа!», младенец, так сказать, возрастает, и вот тут... Тут наступает еще одна библейская картина, скупо отображенная в наших отчетах. – Полистал блокнот. – «17 декабря бухарско-подданным Мурад Али Хали Юсуфом совершено мужеложство над 6-летним мальчиком Каримкулом. Юсуф по приговору чрезвычайного схода осужден на 14 месяцев тюремного заключения». Еще примерчик. «В гор. Аулиеата 28 декабря мещанином гор. Верного Егором Дрыгиным изнасилована с полным растлением 8-летняя девочка Дарья Сурова. Дознание препровождено мировому судье». Еще, пожалуйста. «В Чимкентском уезде 25 июня житель Хантагской волости Абдурахим Сарым Саков изнасиловал Достая Таева 12 лет», в том же уезде «сарт Казак Ильясов изнасиловал 3-летнюю девочку дочь сарта Магомеда Нарбаева»... И такие вот украшают каждый отчет. А сколько утекает мимо отчетов! Властям не доверяют, боятся разговоров, славы; часто родителям сунут и те как рыба... Не сталкивались с такими случаями?
Отец Кирилл отчего-то вспомнил теплые дни на Монпарнасе, синие каштаны и эксперименты Такеды, который водил к себе натурщиц, вначале писал, потом быстро и немногословно спал с ними и снова писал. Часто были совсем маленькие, только с наметками на грудь; Такеда кормил их булками и молоком, как папаша; они пищали и просили вина.
– А я вот сталкивался. – Казадупов достал новую папку. – Первое известное дело, еще при государе Николае Павловиче, год тысяча восемьсот пятьдесят второй; до суда не дошло, поскольку подрывало весь образ его России, где кроме самодержавия, народности и, прошу прощения, православия ничего не было и быть не могло. А дело намечалось громким, очень громким. Выкрадывание детей, детская проституция; много крупных имен было замешано... Не сталкивались? Василий Никитин, семи лет; Мошка Песахович, пяти лет; Василий Вуглов, десяти лет; Сергей Баранов, Алексей Меликов, арап Федя Цыган, все девяти лет; Лев Маринелли, восьми лет...
От резкого движения отца Кирилла чашка опрокинулась, остатки чая поползли по столу.
– Да, отец Кирилл, ваш покойный родитель, Лев Алексеевич Триярский, бывший до того Маринелли. С вами, конечно, он этими детскими впечатлениями не делился.
Отец Кирилл понимал, что нужно что-то сказать. Обрезать разговор, который теперь дошел до главного. Сидело уже на краю языка: «Не смейте говорить о моем отце в таком тоне» или «Вероятно, г-н Казадупов, здесь какая-то ошибка»...
Казадупов поставил чашку и стал ласковым:
– Отец Кирилл, я понимаю, каково вам слышать. Но, голубчик, идет расследование... Даже не о покушении на вас, другое расследование, расследование в высшем, так сказать, смысле. Тут уже не одна ваша жизнь, батюшка, и «искренних ваших»... Тут масштабы, о которых легче говорить какому-нибудь философу или дельфийскому пифии, чем простому следователю... В пользу вашего отца могу сказать, что в том печальном состоянии пробыл не слишком долго. Да, его проиграл в карты отец его, ваш, стало быть, гран-пэр. Как проиграл? Ну, как проигрывают... Тройка, семерка, туз! Попал на сборище детишников, это которые по детям работают, многие сами из бывших «деток». У их братства тоже свои праздники, с музыкой, на такой и попал, ну и проиграл нечаянно. Так вот батюшке вашему еще повезло, что он недолго «деткой» был и даже в одной утонченной семье... Вы, конечно, губы кривите, и я губу кривлю, но ведь мог он и к извергам попасть. А тут вначале к французскому дипломату, потом, когда того отозвали, то к купцу одному, греку; тот вообще держал его, кажется, больше для забавы, выпиливал с ним из дерева разные штучки и рассчитывал, когда тот вырастет, женить на своей умственно недостаточной дочери... Можете ознакомиться, вот выписка есть.