Политбюро. Механизмы политической власти в 1930-е годы
Шрифт:
Однако, за внешне стабильным фасадом политической активности членов Политбюро скрывался постепенный и во многом незаметный процесс сокращения их прав и возможностей по мере сосредоточения власти в руках Сталина. Значительную роль в этом играли многочисленные конфликты в Политбюро, неизменно вызывающие повышенный интерес историков.
3. Свидетельства о новых «фракциях»: «миниреформы» и «дело Рютина»
Политические события начала 1930-х годов, на первый взгляд, можно вполне логично объяснить исходя из концепции наличия в Политбюро двух противоборствующих группировок: сторонников радикального и умеренного курсов. К первым («консерваторам») относят обычно Кагановича и Молотова (затем Ежова), ко вторым («реформаторам») — Кирова, Орджоникидзе, Куйбышева, а иногда и других членов Политбюро. Сталин в этой концепции до середины 30-х годов предстаёт величиной «переменной». Скорее склоняясь к «радикалам», он до поры до времени вынужден был считаться с наличием группы «умеренных», а поэтому колебался и маневрировал. Колебания политической линии в плоскости «реформы-террор» можно трактовать как результат попеременного преобладания «умеренной» или «радикальной» групп в Политбюро.
Однако, очевидно также, что если такие группы действительно существовали, то между ними рано или поздно, особенно в моменты смены курса, должны были происходить столкновения. Поэтому самым главным аргументом в пользу любой версии о наличии или отсутствии в Политбюро противоборствующих политических направлений может быть только наличие или отсутствие политически окрашенных конфликтов между различными членами Политбюро.
Значительное внимание историков в связи с этим всегда привлекали обстоятельства осуществления «миниреформ» 1931 г. в промышленности. Известно, что одним из первых официальных сигналов, возвестивших о начале этих «реформ», была Первая всесоюзная конференция работников социалистической промышленности, проходившая в Москве в конце января — начале февраля 1931 г. На ней присутствовали и выступили руководители страны, в том числе Сталин и Молотов, но наиболее радикальные предложения содержала речь Орджоникидзе. В отличие от Сталина, который ограничился политическими призывами и требованиями безусловно выполнить план 1931 г., а также вновь говорил об опасности вредительства, Орджоникидзе проявил большую гибкость и продемонстрировал знание реального положения дел в промышленности. В речи Орджоникидзе выделялись два момента. Во-первых, он выступил за укрепление единоначалия, освобождение хозяйственников от диктата политических контролёров и заявил, что основная масса специалистов не имеет ничего общего с вредителями. И, во-вторых, призвал строго соблюдать хозрасчёт, установить договорные отношения и материальную ответственность предприятий-поставщиков перед заказчиками [158] .
158
Орджоникидзе Г.К. Статьи и речи. Т. 2. М., 1957. С. 268–269, 277–281.
Это обстоятельство, а также другие факты, свидетельствующие об активной приверженности Орджоникидзе новому курсу, дали некоторым историкам основания считать наркома тяжёлой промышленности инициатором «миниреформ» и даже рассматривать эти «реформы» как результат победы Орджоникидзе в столкновении со Сталиным и Молотовым, придерживавшихся прежней линии [159] . Как и во многих других случаях, по данному вопросу также существует противоположная, «скептическая» точка зрения, приверженцы которой полагают, что некоторое изменение курса в 1931 г. было проявлением согласованной политики руководства партии, и ставят под сомнение существование конфликта между Сталиным и Орджоникидзе [160] . Архивные документы скорее подтверждают вторую точку зрения. Более того, они позволяют утверждать, что относительное отступление в 1931 г. осуществлялось во многом по инициативе Сталина.
159
Bailes К.Е. Technology and Society. Р. 148–156.
160
Fitzpatrick Sh. Education and Social Mobility in the Soviet Union. Cambridge University Press, 1979. P. 211; Kuromiya H. Stalinist Industrial Revolution. P. 275–276.
5 ноября 1930 г. Сталин на заседании Политбюро предложил создать специальную комиссию для разработки «вопросов торговли на новой базе». В комиссию под председательством Микояна вошли сам Сталин, представители ведомств, а чуть позже Молотов [161] . В 1931–1932 гг. намерения Сталина, предложившего образовать комиссию, воплотились в серию постановлений, призванных укрепить позиции торговли в противовес карточному распределению. Произошла политическая реабилитация торговли и товарно-денежных отношений, которые ещё в 1930 году нередко объявлялись пережитками прошлого, отмирающими под натиском прямого продуктообмена.
161
РЦХИДНИ. Ф. 17. On. 3. Д. 803. Л. 15; Д. 804. Л. 13.
Некоторое время спустя состоялось решение, которое можно считать одним из первых признаков некоторого изменения «шахтинской политики». В конце ноября Г.К. Орджоникидзе получил от заведующего распределительным отделом ЦК Н.И. Ежова сообщение о нападках на начальника строительства Магнитогорского комбината Шмидта. Орджоникидзе обратился с запиской к Сталину: «Сосо, Ежов говорит, что на Магнитогорске идёт травля в печати Шмидта. Они — Магнитогорская парторганизация, — по-видимому, хотят поставить ЦК перед свершившимся фактом. Если мы твёрдо хотим сохранить Шмидта, надо немедленно предложить Кабакову (секретарь Уральского обкома ВКП(б) — О.Х.) воздействовать на Румянцева (секретарь райкома), чтобы он прекратил агитацию против Шмидта. Ежов Румянцева вызывает в ЦК». Сталин поставил на записке Орджоникидзе резолюцию «Согласен» и даже взялся представить данный вопрос для рассмотрения на заседании Политбюро 5 декабря 1930 г. В принятом решении (его текст был написан Кагановичем и отредактирован Сталиным) Уральскому обкому партии поручалось «обеспечить немедленное прекращение травли и оказать поддержку тов. Шмидту» [162] .
162
Там же. On. 163. Д. 857. Л. 115–116.
Уже через месяц в аналогичной ситуации Сталин сам выступил инициатором принятия решения о защите хозяйственников. 4 января 1931 г. директор металлургического завода им. Петровского в Днепропетровске Горбачёв написал Сталину письмо, в котором жаловался на постоянную травлю со стороны партийной организации и партийной печати Днепропетровской области. «Вместо того, чтобы дать возможность заводоуправлению сконцентрировать все силы и помочь ему в выправлении работы, — писал Горбачёв, — имеет место непрерывное дёргание, таскание работников на заседания, и вся энергия з[аводо]у[правления] вынужденно переключается на огрызание против сыпящихся как из рога изобилия обвинений со стороны руководства парторганизации, устных и в печати» [163] . Сталин обратил внимание на это письмо и поставил на нём резолюцию: «Т. Орджоникидзе. Думаю, что жалоба Горбачёва имеет основание. Что нужно сделать, по-твоему, чтобы выправить положение? Достаточно ли будет, если осадим парторганизацию?» [164] . И уже через несколько дней, 20 января 1931 г., по докладу Орджоникидзе на Политбюро специально рассматривался вопрос о письме Горбачёва. Как и предлагал Сталин, Политбюро защитило Горбачёва и «осадило» парторганизацию. Кроме того, на самом заседании Политбюро Сталин выступил с предложением, и оно было принято, дать указание крайкомам, обкомам и ЦК республиканских компартий не «допускать снятия директоров заводов всесоюзного значения без санкции ЦК и ВСНХ СССР» [165] . Это решение имело принципиальное значение, оно положило начало постепенному упрочению позиций хозяйственных ведомств, ослаблению политического контроля за их деятельностью.
163
Там же. Ф. 558. On. 1. Д. 5243. Л. 4.
164
Там же. Л. 1.
165
Там же. Ф. 17. Оп. З. Д. 811. Л. 9.
Что касается выступления Орджоникидзе на январской конференции, то его основные положения не выходили за рамки новых подходов, инициированных Сталиным в Политбюро, и, несомненно, неоднократно обсуждавшихся в кругу сталинских соратников. Конечно, выступление Орджоникидзе в силу своей обращённости к реальным проблемам выглядело более радикальным, чем речь Сталина. Однако документы показывают, что определённую эволюцию в духе предложений по делу Горбачёва проделывал и Сталин. Например, при подготовке своей речи на конференции хозяйственников к печати он снял или смягчил ряд резких высказываний против специалистов: убрал критику в адрес коммунистов-хозяйственников, которые требуют дать им в помощь «старых задрипанных специалистов», вычеркнул большой пассаж о вредительстве и приписал, что лишь «некоторые старые» инженеры и техники «скатываются на путь вредительства» [166] .
166
Там же. Ф. 558. On. 1. Д. 2960. Л. 7, 9, 23.
20 мая по сообщению Сталина Политбюро рассмотрело вопрос о суде над начальником доменного цеха Сулинского завода Венчелем. Было решено прекратить суд и обеспечить Венчелю «нормальные условия работы в цехе» (эту фразу в постановление собственноручно вписал Сталин), а также «предложить Северокавказскому крайкому прекратить практику допросов специалистов милицией» [167] .
Всё это, конечно, не означает, что Орджоникидзе нельзя назвать одним из горячих сторонников проводимых преобразований. Столкнувшись на посту председателя ВСНХ с разрушительными последствиями политики сверхиндустриализации и борьбы с «вредителями», Орджоникидзе резко изменил свою прежнюю позицию и выступал за более продуманный экономический и политический курс, пытаясь в полной мере реализовать его в ВСНХ. В этом он опирался на поддержку Политбюро и, прежде всего, Сталина.
167
Там же. Ф.17. Оп. 163. Д. 880. Л. 3.
О наличии такой поддержки свидетельствовало новое совещание хозяйственников ВСНХ и наркомата снабжения, созванное в ЦК ВКП(б) 22–23 июня 1931 г. От январского совещания оно отличалось гораздо большей откровенностью и радикальностью выводов. (Видимо, поэтому Политбюро приняло специальное постановление не печатать стенограмму совещания [168] . Опубликованы были лишь нескольких до неузнаваемости переработанных докладов руководителей государства). Особое место на конференции занял вопрос об отношении к специалистам, о взаимоотношениях хозяйственников и карательных органов. Говорили об этом откровенно. Критический тон обсуждению этой проблемы во многом задали Молотов и Сталин. «До сих пор есть постоянные дежурные ГПУ, которые ждут, когда можно будет привлечь того или иного специалиста к ответственности. — говорил Молотов. — Ясно, что в таких случаях создают дело, в таких случаях может получиться то, что надо всё-таки работу какую-нибудь получить». «Не надо допускать, чтобы милиционер был техническим экспертом по производству… Не надо допускать того, чтобы на заводе была специальная контора ОГПУ с вывеской, где сидят и ждут, чтобы им дела подали, а нет — так будут сочинять их», — заявил Сталин [169] (при подготовке текста своего выступления к печати Сталин вычеркнул этот пассаж). Полностью оправдывая предшествующие репрессии против специалистов, Сталин объявил об изменении курса в связи с упрочением социалистических преобразований и поворотом специалистов на сторону советской власти. Орджоникидзе выступил в первый день совещания. Основные идеи его доклада были теми же, что и у других выступавших — об изменении отношения к специалистам, расширении самостоятельности предприятий, срочном наделении их собственными оборотными фондами и т.д. [170]
168
Там же. Оп. 162. Д. 11. Л. 119 (постановление Политбюро от 15 июля 1931 г., «особая папка»).
169
Там же. Ф. 85. Оп. 28. Д. 8. Л. 160, 192.
170
Там же. Д. 7. Л. 122–139.
Выступления Орджоникидзе и других хозяйственников на совещании отражали интересы работников промышленности — прежде всего, их стремление к относительной хозяйственной самостоятельности и защищённости от произвола партийных и карательных органов. В 1931–1932 гг. годах эти претензии находили определённое понимание у политического руководства страны. Кардинальные решения Политбюро от 10 июля 1931 г., закрепившие изменение политики по отношению к специалистам и руководителям предприятий, были результатом общей позиции Политбюро и, прежде всего, инициативы Сталина. Кстати, как видно из подлинных протоколов заседаний Политбюро, решение Политбюро по вопросам ОГПУ от 10 июля 1931 г., ограничивающее возможности арестов специалистов народного хозяйства, было написано Сталиным [171] .
171
Там же. Ф. 17. Оп. 163. Д. 895. Л. 68–69.