Политбюро. Механизмы политической власти в 1930-е годы
Шрифт:
Встретив сопротивление, Сталин (вновь вместе с Молотовым) 6 сентября послал резкую телеграмму на имя Кагановича, Рудзутака и Орджоникидзе. Он настаивал, что принятое решение нарушает установленную программу импорта металла на 1931 г., что ВСНХ вводит Политбюро в заблуждение. «Следует помнить, что валютное положение у нас отчаянное. Не следует забывать, что оно будет у нас ещё более тяжёлым в ближайшие два года…» — говорилось в телеграмме. Заключительная часть телеграммы звучала как ультиматум: «Настаиваем на отмене обоих ваших решений о заказах на сталь и вагонные оси и колёса. В случае вашего несогласия предлагаем специальное заседание Политбюро с вызовом нас обоих» [205] .
205
Там же. Ф. 84. Оп. 2. Д. 134. Л. 7-7об.
Не выдержав такого натиска, члены Политбюро в Москве сдались. 8 сентября 1931 г. Политбюро отменило своё решение от 30 августа об импорте качественной стали, вагонных колёс и осей, предложив Наркомату внешней торговли приостановить всякие переговоры о даче этих заказов. В тот же день, в половине девятого вечера, Каганович отправил соответствующую шифровку Сталину и Молотову [206] . Через три часа она поступила на расшифрование на юге и вскоре была доложена Сталину.
206
Там же. Ф. 52. Оп. 2. Д. 1423. Л. 45.
Казалось, конфликт был исчерпан. Но Сталин так не считал. Уже на следующий день, 9 сентября, он обратился с письмами к основным участникам конфликта и пытался их успокоить, разъяснить свою непримиримую позицию. Одно из писем было предназначено Орджоникидзе. Оно было выдержано в дружеском, миролюбивом духе. Сообщив Орджоникидзе, что встретился на юге с его женой и даже попытался устроить её на более удобную дачу, Сталин приступил к делам. Он подробно объяснил Орджоникидзе, какое значение имеет экономия валюты, а в связи с этим и отмена решения о дополнительном ввозе стали. «Ясно также и то, что мы, члены ЦК в особенности, не должны и не можем надувать друг друга. Нечего доказывать, что предложение о дополнительном ввозе стали и пр. — без прямой и честной постановки вопроса об отмене июльского решения ПБ — было попыткой надуть ЦК (Кагановича, Рудзутака и т.д.). Пятаковым не трудно стать на такой же небольшевистский путь, так как для них закон большевистский не обязателен. Большевики не могут становиться на такой путь, если, конечно, не хотят они превратить нашу большевистскую партию в конгломерат ведомственных шаек», — писал Сталин. Он доказывал Орджоникидзе, что сведение импорта к минимуму заставит хозяйственный аппарат наладить производство стали на советских заводах. «Что лучше: нажать на государственную валютную кассу, охраняя спокойствие хозаппарата, или нажать на хозаппарат, охраняя интересы государства? Я думаю, что последнее лучше первого». «Ну, пока всё, — писал Сталин в заключение. — Не ругай меня за грубость и, может быть, излишнюю прямоту. Впрочем, можешь ругать сколько влезет. Твой И. Сталин».
Причины миролюбия Сталина по отношению к Орджоникидзе объяснялись в сталинском письме Кагановичу, составленному в тот же день, 9 сентября. Посылая Кагановичу копию письма Орджоникидзе, Сталин предупреждал его: «Серго не знает, что копия послана Вам, — я не сообщил ему об этом, пощадив его самолюбие (Вы знаете, что он до глупости самолюбив). Но Вы должны знать об этом письме, представляющем некоторый интерес с точки зрения ЦК и его хозяйственной политики». Несмотря на то, что Каганович нёс прямую ответственность за решение о дополнительном импорте и продолжал доказывать, что мотивы этого постановления были вполне обоснованными, Сталин предпочёл обойтись без резкостей в адрес своего заместителя. В своих письмах Кагановичу Сталин избрал следующую формулу: Кагановича ввели в заблуждение, а главные виновники — валютная комиссия («навоз, а не государственная организация, а Рудзутак — достойный председатель этого навоза») и Наркомат внешней торговли, который «не защищает интересов государства, пользы от него как от козла молока и, вообще, гниёт он на корню» [207] .
207
Там же. Ф. 81. Оп. 3. Д. 100, Л. 112.
Как показывают многочисленные документы, к подобным методам смягчения отрицательного эффекта от решений, ущемляющих интересы кого-либо из членов Политбюро или его ведомства, постоянно приходилось прибегать Кагановичу, остававшемуся «на хозяйстве» в Политбюро в периоды длительных отпусков Сталина. Одним из примеров может служить конфликт по поводу капиталовложений, разразившийся летом 1932 г. Экономический кризис заставил руководство страны в это время искать пути сокращения капитальных вложений в промышленность. 8 июня 1932 г. Политбюро приняло решение о народнохозяйственном плане III квартала. Госплану была дана директива: «при сверстке народного хозяйственного плана на III квартал по вопросу о капиталовложениях держаться в пределах II квартала (6800 милл. рублей)» [208] . Однако 17 июня под давлением ведомств Политбюро во изменение этого постановления определило объём капитальных работ в 7050 млн. руб. Наркомтяжпром получил прибавку в 150 млн. руб. [209] Сталин остался недоволен этим решением. «Вы дали слишком много денег Наркомтяжу на капитальное строительство в 3 квартале и вы этим создали угрозу порчи всего дела, угрозу развратить работников Наркомтяжа. Почему вы опрокинули своё собственное решение о том, чтобы остаться в пределах сумм 2 квартала? Неужели не понимаете, что, перекармливая Наркомтяж по части капитальных вложений и создавая тем самым культ нового строительства, вы убиваете не только культ, но даже простое, элементарное желание хозработников рационально использовать уже готовые предприятия? Возьмите Сталинградский и Харьковский тракторные, АМО и Автозавод. Строили и построили их с большим энтузиазмом. И это, конечно, очень хорошо. А когда пришлось принести в движение эти заводы и использовать их рационально — не стало энтузиазма у людей, предпочли попрятаться в кусты и — ясное дело — подвели страну самым непозволительным образом. А почему происходят у нас такие вещи? Потому, что у нас есть культ нового строительства (что очень хорошо), но нет культа рационального использования готовых заводов (что очень плохо и крайне опасно). Перекармливая же Наркомтяж по части капитальных вложений, вы закрепляете это ненормальное и опасное положение в промышленности. Я уже не говорю о том, что вы создаёте этим угрозу новых продовольственных затруднений», — заявил Сталин 24 июня в письме, адресованном Кагановичу, Молотову и Орджоникидзе [210] . Никаких практических выводов это заявление, впрочем, тогда не повлекло. Сталин в очередной раз решил не конфликтовать с НКТП и в письме Кагановичу от 29 июня сообщил: «Так как решение о плане на III квартал по Наркомтяжпрому уже принято, то не стоит его теперь менять, чтобы не создавать замешательства среди хозяйственников и не давать им повода к предположению о политике свёртывания строительства» [211] .
208
Там же. Ф. 17. Оп. 3. Д. 887. Л. 9.
209
Там же. Д. 889. Л. 13.
210
Там же. Ф. 81. Оп. 3. Д. 99. Л. 71–73.
211
Там же. Л. 78.
Положение в экономике, однако, становилось всё более угрожающим. Видимо, под напором Куйбышева и Молотова, Сталину на юг был направлен запрос по поводу возможности существенного сокращения капитальных вложений. 20 июля Сталин ответил на этот запрос письмом на имя Кагановича и Молотова: «Капитальное строительство надо обязательно сократить минимум на 500–700 миллионов. Нельзя сокращать по лёгкой пром[ышленнос]ти, чёрной металлургии, НКПС. Всё остальное (даже кое-что по военному делу), особенно по совхозному строительству и т.п., нужно обязательно сократить вовсю» [212] . Заручившись этими указаниями Сталина, Каганович 23 июля провёл в Политбюро решение о создании комиссии для рассмотрения вопроса о снижении себестоимости строительства под председательством Куйбышева [213] . На заседании комиссии 26 июля Куйбышев выдвинул проект постановления о сокращении финансирования капитального строительства в III квартале 1932 г. на 700 млн. руб. Сокращение касалось всех отраслей, но более всего — тяжёлой промышленности (на 405 млн. руб.). Члены комиссии, представлявшие ведомства, пытались сопротивляться. Заместитель наркома тяжёлой промышленности Ю.Л. Пятаков настаивал, что максимально возможная цифра сокращений по НКТП — 310 млн. руб. Орджоникидзе, находившийся в отпуске, прислал протестующую телеграмму. Однако 1 августа Политбюро приняло предложения Куйбышева. На 10 процентов уменьшалось всё инвестирование капитального строительства на III квартал и более чем на 13 процентов вложения по НКТП [214] .
212
Там же. Л. 106.
213
Там же. Оп. 3. Д. 893. Л. 2.
214
Девис Р.У., Хлевнюк О.В. Вторая пятилетка. С. 96.
Однако этим неприятности НКТП не ограничивались. В эти же дни Комитет товарных фондов и регулирования торговли при СТО СССР (председателем которого был Молотов) принял решение об установлении отпускных цен на металлические изделия ширпотреба, вырабатываемые государственной промышленностью. Утвердив более высокие цены на многие металлические товары, Комитет товарных фондов отклонил предложения НКТП о повышении отпускных цен на некоторые изделия. Орджоникидзе, недовольный этим решением, обратился за помощью к Кагановичу. Однако, и в этом случае претензии НКТП удовлетворены не были. 14 августа 1932 г. Политбюро утвердило постановление Комитета товарных фондов без учёта пожеланий Орджоникидзе [215] .
215
РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 892. Л. 12, 31–32.
Опасаясь резкой реакции Орджоникидзе, Каганович написал ему 2 августа большое письмо с объяснениями и оправданиями: «Здравствуй, Дорогой Серго! Не писал тебе до сих пор, чтобы дать возможность отдохнуть от дел и не тревожить тебя делами, тем более не совсем приятными.
1) О сокращении капитальных вложений: на это друг мы вынуждены были пойти, финансовое положение требует этого. У нас уже получились огромные задержки в выплате заработной платы, бюджетный дефицит вырос больше, чем когда-либо, одним словом, положение примерно такое, если не острее, как было в [19]30 г., когда ты сделал исключительно большое дело оздоровив положение. Мы писали нашему главному другу (Сталину — О.Х.) и он счёл абсолютно правильным и своевременным сократить миллионов на 700, что мы и сделали. Пробовал я (после твоей телеграммы) на заседании ПБ уменьшить цифру сокращения по линии НК Тяжпрбм, но не вышло. Прошу тебя не нервничать и тем более не сердиться, я глубочайше убеждён, что ты бы согласился, если бы был здесь, хотя понятно, это операция тяжёлая для промышл[енности].
2) Твою просьбу о ценах я, к сожалению, выполнить не смог, она пришла уже поздно, а М[олотов] настаивает на своих решениях», и т.д. [216]
Определённым показателем взаимоотношений в Политбюро к завершению рассматриваемого в данном разделе периода может служить конфликт, разгоревшийся в августе 1933 г. У истоков этого конфликта стоял Молотов. В конце июля 1933 г. в Совнарком СССР на имя Молотова поступило несколько телеграмм с мест о том, что запорожский завод «Коммунар» отгружает новые комбайны без ряда важнейших узлов [217] . На основании этих сигналов СНК 28 июля принял опросом постановление «О преступной засылке некомплектных комбайнов в МТС и совхозы», в котором потребовал от НКТП немедленно прекратить посылку некомплектных комбайнов, снабдить уже посланные комбайны недостающими частями, а также поручил прокурору СССР И.А. Акулову арестовать и привлечь к суду хозяйственных руководителей, виновных в отправке некомплектных комбайнов [218] . Это решение вызвало протесты. Секретарь Днепропетровского обкома партии М.М. Хатаевич отправил специальное письмо в несколько адресов: в Совнарком СССР, в ЦК компартии Украины, в НКТП (Орджоникидзе), в ЦКК ВКП(б), прокурорам СССР и Украины. Он доказывал, что завод «Коммунар» работает хорошо, что некомплектная отгрузка комбайнов была вызвана желанием предотвратить хищение деталей: некоторые части комбайнов в специальных ящиках перевозились отдельно. «В целом, завод имеет больше заслуг, нежели недочётов. В связи с этим обком считал бы целесообразным судебного следствия против руководства завода… не возбуждать…» — писал Хатаевич [219] . Однако Молотов занял твёрдую позицию. «О достижениях «Коммунара» нам хорошо известно, также известно прокуратуре. Судом это будет учтено. Данный судебный процесс имеет далеко не только заводское значение, и отмена его, безусловно, нецелесообразна», — ответил он Хатаевичу [220] .
216
Сталинское Политбюро в 30-е годы. С. 125–126.
217
ГАРФ. Ф. Р-5446. Оп. 82. Д. 26. Л. 34–36.
218
Там же. Л. 37.
219
Там же. Л. 18–20.
220
Там же. Л. 21–22.
16 августа 1933 г. в уголовно-судебной коллегии Верховного суда СССР началось слушание дела о некомплектной отгрузке комбайнов, к уголовной ответственности по которому были привлечены работники ряда хозяйственных органов и руководители завода «Коммунар». Обвинителем на суде выступал заместитель прокурора СССР А.Я. Вышинский. В своей заключительной речи он, в частности, заявил: «Процесс даёт нам основание для постановки общих вопросов работы советских хозяйственных организаций… Я говорю о Наркомземе Союза…, я говорю о Наркомтяжпроме…, я говорю о республиканских органах» [221] . Такая постановка вопроса возмутила руководителей НКТП и Наркомата земледелия СССР Орджоникидзе и Яковлева. 24 августа 1933 г. в отсутствие Сталина они добились принятия Политбюро решения, осуждавшего формулировку речи Вышинского, «которая даёт повод к неправильному обвинению в отношении НКтяжпрома и НКзема». Проект постановления был написан Кагановичем и отредактирован Молотовым. За его принятие проголосовали Каганович, Молотов, Калинин и Орджоникидзе [222] .
221
Правда. 1933. 23 августа.
222
РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 989. Л. 165.