Полвека любви
Шрифт:
Ярослав Константинович был невысок, коренаст, лысоват, по-грузински носат. Недавно он переженился, в Либаву приехал с молодой белокурой женой. Говорили, что старая жена писала на него жалобы «в сферы» и поэтому Иоселиани не получил назначения на высокую должность, а стал комбригом устаревших «малюток» в нашей дивизии. Вероятно, в партийных инстанциях знаменитому подводнику предлагали «упорядочить бытовые вопросы», то есть вернуться к старой жене, — но не таков был гордый сван.
Из города в военный городок, на службу, Иоселиани ездил на велосипеде, — поддерживал хорошую физическую форму. В гостях у Прошиных он выглядел светским человеком, шутил, рассказывал анекдоты из жизни горцев.
«Малютками» командовали молодые командиры. Они были, что называется, перспективными. Почти все вскоре стали командирами новых подводных лодок 613-го проекта. Эти субмарины были спроектированы весьма близко к образцу — немецким лодкам 21-й серии. Трофейные «немки» вырабатывали до предела свой ресурс и заменялись 613-м проектом.
«Малютки» тоже постепенно вытеснялись новыми лодками. Но пока еще были в строю действующих. Мне запомнился поход на одной из «малюток», которой командовал капитан 3 ранга Аркадий Толоконский.
В Балтийск шли в надводном положении. Море отдыхало после недавнего шторма и лишь слегка покачивало нашу лодочку на синей своей спине. Июньское солнце благосклонно взирало с ясного, очистившегося от облаков неба. Редкая для Балтики тихая погода.
Утром следующего дня начались флотские учения. «Малютка» Толоконского в назначенный час вышла в назначенное место, чтобы занять позицию в завесе.
Пришли в исходную точку, и Толоконский скомандовал погружение. Начали дифферентовку, механик приказал трюмным принимать воду в уравнительную цистерну, отсчет через 20 литров. Обычная процедура, имеющая целью держать лодку на ровном киле.
Но воздушный пузырек в красной трубке дифферентометра полз и полз, показывая растущий дифферент на нос. Боцман переложил горизонтальные рули на всплытие. Но лодка не выравнивалась, продолжая клевать носом.
— Стоп принимать в уравнительную! — крикнул встревожившийся механик. — Приготовить помпу из носа в корму!.. Пошел помпой из носа в корму!
Зашумела трюмная помпа, перекачивая воду. Но дифферент продолжал угрожающе расти. Уже надо было ухватиться за что-нибудь, чтобы удержаться: палуба уходила из-под ног.
— В чем дело, механик? — рявкнул Толоконский.
— Не знаю, товарищ командир. Прошу дать полный ход, чтобы выровнять нос…
Электрики в шестом отсеке врубили «оба полный вперед». Однако — не помогло. «Малютка» упрямо погружала нос все больше… Боцман доложил, что дифферент 30 градусов и он ничего сделать не может…
— Пузырь в нос! — скомандовал Толоконский.
Трюмный быстро вращает маховик клапана. Шипит, поет в магистрали сжатый воздух, устремившийся в носовую дифферентную цистерну, вытесняя из нее воду через клапана вентиляции.
Лодка медленно выравнивается. Приняли в уравнительную еще 400 литров воды. Но теперь растет дифферент на корму. Боцман пытается удержать лодку горизонтальными рулями — «малютка» не слушается. Перекачивают воду из кормы в нос — а дифферент растет и растет… Лодка словно вознамерилась задрать нос вертикально… Мы уже не стоим, а почти лежим… Красивое лицо Толоконского заливает пот… Механик страшно бледен… Да и я, наверное…
— Дифферент больше сорока! — кричит боцман.
— Пузырь в корму!! — орет командир.
Сильнейший воздушный пузырь отвратительно медленно выравнивает «малютку». Но дожидаться очередного дифферента на нос командир не намерен. Он командует всплывать.
Поднимаемся на мостик. Синее море, ясное небо — такой удачный день на Балтике. И такой неудачный.
— Что это было, механик? — Толоконский сбивает пилотку на затылок и закуривает. — Может, не заполнен полностью киль и вода там перекатывается туда-сюда?
— Если даже и так, — отвечает механик, — то это может дать дифферент не больше двух-трех градусов.
— Что-то, значит, с рулями, — говорит Толоконский.
Он хмурит черные брови. Курит быстрыми затяжками. Нервничает. Можно его понять: лодка в подводном положении не управляется. Придется выходить из учений…
И Толоконский отправляет руководителю учений радиограмму: «Имею техническую неисправность. Дифферентовка невозможна. Прошу разрешения идти в базу».
По возвращении, только ошвартовались, Толоконский приказал отвалить горизонтальные рули и послал рулевых на верхнюю палубу обстучать их с обеих сторон. Странный вид матросов, тыкающих шестами в воду по бортам «малютки», вызвал смех у служителей на причале.
— Эй, моряки! — крикнул кто-то. — Никак вы рули потеряли?
И вот что обнаружилось: носовые рули «простучались», а кормовые — нет, они свободно висели (я бы сказал — как уши у некоторых собак, если б такое сравнение, при всей его наглядности, не было неуместно). Матросы подцепили их отпорными крюками — они поднялись, а не должны бы. Ясно, что кормовые горизонтальные рули отказали, потому и не хотела «малютка» под водой становиться на ровный киль.
Притопили ее нос, поднялась корма. И вскоре механик нашел причину происшествия: выскочил болт, крепящий двуплечий рычаг с тягой, идущей к рулям. Наверное, проржавел шплинт, гайка постепенно отдалась, вот он, этот болт нехороший, и выскочил. Один случай на миллион…
Разумеется, срочно выточили и вставили новый болт.
Кажется, в тот самый вечер в офицерском клубе крутили только что выпущенного на экран «Бродягу». «Авара му!» — звучало у нас в ушах, когда мы выходили из кинозала. Капитан 3 ранга Толоконский тронул меня за плечо и спросил, улыбаясь:
— Ну что, натерпелся страху, когда мы кувыркались?
— Натерпелся, — честно признался я. — Да и ты, по-моему, был не в лучшей форме.
— А что ты думаешь? Мы же были на волоске…
Как бы со стороны я увидел, как наша лодка под водой задирает нос, пытаясь «стать на попа», чтобы перевернуться килем кверху… или вертикально упасть в глубину, удариться кормой о грунт… и мне по-настоящему стало страшно.