Полвека любви
Шрифт:
Я расспрашивал ветеранов дивизии, помнивших Маринеско. Говорили о нем разное. «Отличный командир, — высказывались одни, — дерзкий и храбрый». — «Своеволен и крайне недисциплинирован, — говорили другие. — Это недопустимо. Флот — не партизанский отряд». А один штабной офицер сказал: «Саше здорово повезло, что ему попался этот „Густлов“. Но его атака, строго говоря, была атакой торпедного катера, а не подводной лодки». — «То есть как?» — удивился я. «Он той ночью догонял „Густлова“ в надводном положении, форсировал дизеля…»
Странное суждение! Подводным
В моей брошюре замалчивавшаяся атака Маринеско, кажется, была описана впервые.
По-разному сложились судьбы шестерых балтийских командиров лодок — Героев Советского Союза.
Евгений Осипов, командир Щ-406, погиб со своей лодкой в 1943-м.
В том же году командир С-7 Сергей Лисин напоролся на мину — лодка затонула, а его, оглушенного взрывом, сбросило с мостика в воду. Финский катер подобрал Лисина — он прошел адовы муки немецкого плена, потом, по освобождении, был вынужден отбиваться от наветов.
Командир Щ-303 Иван Травкин и командир Щ-307 Михаил Калинин находились на учебе в академии.
Владимир Коновалов, командовавший Л-3 в последние годы войны, и командир Щ-310 — Семен Богорад, продолжали служить в нашей дивизии.
Капитан 2 ранга Семен Наумович Богорад, человек крупного сложения и веселого нрава, был популярен в дивизии. Именно этому обстоятельству — несомненной популярности — был он обязан тем, что в 1954-м его выдвинули кандидатом в депутаты Верховного Совета. В условиях советской «подлинной» демократии такое выдвижение означало, что кандидат непременно станет депутатом: в бюллетене-то, кроме него, никого нет — собственно говоря, это выборы без выбора.
Но Богорад не стал депутатом. Помешал ему Коля Вилков.
Должность у старшего лейтенанта Вилкова была самая что ни на есть малозаметная, сугубо канцелярская: инструктор по партучету. Вот он полез однажды в свой шкаф и из любопытства вытащил личное дело члена партии Богорада. И бросилось Вилкову в бдительные глаза, что Семен Наумович Богорад вовсе не Семен Наумович, а Самуил Нехамович. И понес Вилков эту карточку личного дела прямиком на плавбазу «Смольный». Там в своей каюте сидел начальник политотдела Кокорев и, по обыкновению, смотрел в иллюминатор. Николай Вилков положил перед ним злополучную карточку.
И понеслось: что да почему? Кто разрешил самовольно менять себе имя-отчество? Раз ты Самуил, так не моги быть Семеном… Партия не велит… Избиратели не поймут…
Ох уж эти еврейские имена… Но могли ли предвидеть родители Богорада, давая имя новорожденному, что сыночек сделается Героем Советского Союза? Что, единственно для удобства произношения, он заменит трудные родовые имя и отчество на менее трудные (но отчасти даже созвучные)?
Что-то вздорное проглядывает в этой истории. Богорада срочно изъяли из списка либавских
Далее небольшой этот сюжет развивается с участием только Вилкова. В 55-м году Коленька, недремлющий страж партии, с правильными, хотя и твердокаменными чертами лица и неправильным (нехорошим) запахом от нечистых носков, — проворовался. С фальшивым списком коммунистов «Полярной звезды» Вилков заявился на эту плавбазу собирать партвзносы. Собрал рублей триста, или около этого, и положил себе в карман. (Дополнительная деталь сюжета заключается в том, что произошло партийное грехопадение на бывшей императорской яхте. О tempora, о mores!)
Как тут не вспомнить горьковского чиновника казначейства Дробязгина, укравшего 463 рубля 32 копейки («Болван! Уж тащил бы всё…»). Но ему-то удалось сбежать. А Колю Вилкова на воровстве поймали. Партия не любила, когда прикарманивали ее денежки. И был Вилков, возвратив украденные взносы, де-мо-би-лизован.
Стук барабанов, стук барабанов. Это где? На гатчинском плацу под строгим оком цесаревича Павла Петровича? Ничего подобного! В либавской гавани, где у причалов стояли подводные лодки, — вот где стучали барабаны:
Тра-та-та-та-та! Тра-та-та-та-та!
Это вот что означало: министр обороны маршал Жуков велел укреплять на флотах дисциплину. Он и вообще-то недолюбливал флот. Подобно штормовому ветру баллов в десять, Жуков промчался с инспекцией по базам Балтфлота и поснимал с насиженных мест кучу командиров, в том числе и командира Либавской базы. Зубодробительная инспекция! Базы флота дымились после нее. Повсюду жгли мусор, чистили, драили. Министр приказал повсеместно ввести в распорядок дня строевую подготовку. И марширующие квадраты черных шинелей усеяли гавань. Маршировали и мы, офицеры штаба и политотдела дивизии. Посмеивались, вышучивали друг друга, и была какая-то потаенная неловкость от того, что, как зеленые салажата, занимаемся шагистикой.
Экипажи лодок строем ходили на обед, на береговую базу — с непременным барабанным боем. Барабан стал чуть ли не главным показателем укрепления дисциплины.
То бдительность укрепляли, а теперь — дисциплину. Sic!
Тра-та-та-та! — несся с утра до вечера над гаванью сухой треск барабанов. Маршировали черные квадраты. Ладно хоть, что не заставляли носить напудренные парики.
Подводные лодки 15-й серии называли «малютками». Они и впрямь были маленькие, из шести отсеков (на средних и больших лодках — семь), без кормовых торпедных аппаратов. А теснота какая! Командиром бригады «малюток» недавно назначили капитана 1 ранга Ярослава Иоселиани. Он был по рождению горец из Сванетии, но судьба, как говорится, повенчала его с морем. Воевал Иоселиани на Черном море, отличился в подводных атаках, стал Героем Советского Союза. Я не только по службе с ним познакомился, но и в гостях у Прошиных встречался. Паша Прошин любил приглашать либавских знаменитостей.