Помрачённый Свет: Финал
Шрифт:
«Вот уж действительно животные, – недовольно поморщился Эберн, посмотрев на них. Свое отношение к атлану он изменил, но люди до сих пор вызывают у него отвращение. – Ума, во всяком случае, как у скота. Впрочем, им потому и позволяют так плодиться, что из них выходит неплохая дешевая рабочая сила и армия, так сказать, на забой… Такими темпами скоро и темные рабы не понадобятся…»
Отмахнувшись от размышлений о малоинтересном для него будущем Атланской империи, эмиссар полной грудью вдохнул свежий лесной воздух, в котором больше не ощущалось ни тревоги, ни страха. Одни лишь сожаления и скорбь.
– Я пойду, –
– То есть… прямо здесь? – удивился Ферот.
«А где еще-то? – тут же задался вопросом епископ. – Если подумать, то в Могильнике нет гатляурских захоронений. Они кремируют покойных? Для этого им нужны ветки, для костра? Или как?.. Я никогда не обращал внимания… Интересно, а что еще я не замечал о других народах, даже находясь в непосредственной близости к ним? Что я… Нет. Что мы, атланы, не знаем о прочих созданиях Света? И что мы не знаем о порождениях Тьмы? Мы заклеймили темных злом, но разве…»
– Да, прямо здесь, – Эберн посмотрел вверх, в самую глубину зеленого океана листвы. – Проводим их по нашим обычаям. В кронах.
– Что? Как? – переспросил Ферот, обрадовавшись возможности отвлечься от своих мыслей, пока знакомая боль в висках не стала невыносимой.
– Из ветвей и прутьев мы сплетаем что-то вроде больших корзин. Сажаем внутрь усопших и подвешиваем. Не на самой верхушке, но и не внизу, – рассказывая, гатляур продолжал внимательно смотреть вверх, как будто пытался кого-то разглядеть там. – Их тела гниют, корзины со временем разваливаются, кости помельче уносят птицы, а покрупнее – падают на землю и навсегда исчезают под опавшей листвой, ветками и взрыхленной корнями землей… Но наши мертвые сородичи остаются там, в кроне. Мы называем их ночными кошками, потому что ночами они бродят по ветвям или отдыхают, глядя сверху на нас. А когда убедятся, что мы живем достойно и заботимся друг о друге, они спускаются с дерева и рождаются вновь. Так что, если община и ее идеалы крепки, гатляуры будут жить. Если же нет – мы все рано или поздно станем ночными кошками, нежелающими спускаться на землю.
– Понятно… – после небольшой паузы протянул атлан и, откашлявшись, неловко поинтересовался: – Так, значит, ваш парк в торговом квартале?..
– Что-то вроде кладбища.
– Ага…
«Мы действительно многого не знаем и не замечаем», – убедился Ферот.
Тем временем гатляуры уже почти собрали основу будущих мест последнего упокоения Вилбера и Консалии, не хватало только гибких прутьев, чтобы укрепить конструкцию. Поэтому Эберн, наконец очнувшись от созерцания игры света и тени на листьях, поспешил к сородичам, но епископ вновь окликнул его:
– Прости, я должен спросить… Это надолго?
– До вечера управимся. Однако попрощаться с ними мы сможем только тогда, когда сядет солнце.
– Одержимый же где-то рядом. У нас есть шанс схватить его.
– Он никуда не денется, – заверил Эберн.
– Но…
– Я все понимаю, – гатляур поудобнее перехватил охапку прутьев и направился к недоделанным корзинам. – Я обещал, что мы поможем тебе, и обещание сдержу. Но позже. Мы и так спешим с погребением. Традиция уже частично нарушена. Нельзя обижать ночных кошек еще сильнее.
Переубедить эмиссара не представлялось возможным. Видимо, благоприятным прогнозам сбыться не суждено. Как говорится, неожиданности происходят неожиданно. И ладно, если бы они были приятными. Увы, в последнее время само существование удачи стало подвергаться немалым сомнениям.
– Ну и что? – пробормотал Ферот. – Если ничего не делать, то никакая удача не поможет достичь цели…
Сбросив с себя ставшее привычным состояние задумчивого оцепенения, епископ пошел к гатляурам. Бойцы гвардии плели огромные корзины и негромко переговаривались, вспоминая былые времена, проведенные под командованием Консалии и Вилбера. Но как только атлан приблизился, они замолчали и замерли, разом направив взгляды на него. В их глазах не читалось враждебности или неприязни, но Ферот сразу понял, что здесь ему находиться не стоит. Нет, никто не запрещает и не гонит прочь. Его просто не должно быть здесь, и причины тому находятся где-то за рамками рационального понимания ситуации – это можно только почувствовать.
– Я хотел сказать, – с трудом просипел атлан, борясь со странной неловкостью и желанием уйти, так и не договорив. – Я сожалею о вашей утрате, но…
Они даже не шелохнулись. Чувство неуместности усилилось.
– Мне нужно знать, – Ферот отступил на шаг назад. – Мы не сбились со следа одержимого?
Быстро переглянувшись, гатляуры вновь посмотрели на него.
– Нет, – наконец ответил один из них. – Несколько десятков отродий Тьмы прошли здесь и направляются далее на юг. Это может быть только Ахин с нежитью.
– Спасибо. Я понял, – облегченно выдохнул Ферот, отступив еще на шаг. – Значит, они идут к Бирну?
– Одержимый не посмеет напасть на населенный пункт так близко к Камиену, – ответил Эберн, присоединившись к беседе с явным намерением поскорее ее закончить. – Ему нужно больше сил, какую бы самоубийственную цель он перед собой ни ставил. Так что для Ахина сейчас существует лишь одна дорога – в Пустоши, где он попытается отыскать демонов.
– Почему тогда он продолжает идти на юг, а не свернул к восточным границам намного раньше?
– Там мы смогли бы перехватить его, ибо, грубо говоря, шли бы прямо навстречу друг другу, – пояснил эмиссар и, ехидно фыркнув, негромко пробормотал себе под нос: – Интересно, почему у жалкого порождения Тьмы хватило ума до этого додуматься, а у образованного атлана – нет?
– Выходит, либо он уже свернул к Пустошам, либо сделает это, пройдя мимо Бирна, – подумал вслух Ферот, не обратив внимания на колкость гатляура.
У Эберна имелся очередной язвительный комментарий, но озвучивать его он не стал. Как-то расхотелось. Наверное, не стоит выплескивать дурное расположение духа на епископа, ведь тот показал себя не таким уж самовлюбленным светлым выродком, какими считал атланов эмиссар. Причем неоднократно.
– Да. Именно так, – подтвердил Эберн, незаметно для самого себя смягчив тон.
– Тогда я с солдатами схожу в Бирн, – решил Ферот. – Здесь ведь недалеко?
– Да, – ответил один из разведчиков. – Южнее есть просека. Не первая, а вторая, как утесы пройдете. На западе она упирается прямо в долину Бирна.
– Понял, – с благодарностью кивнул епископ. – Тогда мы не будем вам мешать. Опросим местных, пополним запасы и вернемся. Если одержимого и нежить там никто не видел, то они уже на пути в Пустоши… И нам придется поспешить, чтобы перехватить их на границе до встречи с демонами.