Попутный ветер
Шрифт:
На этом записи отца Летты прерывались.
Видимо, в свое время девушка довольно внимательно прочла их. Сделала выводы. Второй причиной, так и не названной однажды Олафу, и побудившей ее искать встречи с мэром Темьгорода, была надежда вернуть себе более привычный в общем понимании облик.
– Моя мать ведь просто защищала меня? Так?
– девушка пахнула сомнением, запах одновременно горчил и отдавал сладостью, как мёд диких горных пчёл.
– Она не желала мне зла? Не была просто безумной?
– Думаю, нет. И если бы у ваших родителей было больше времени, они бы нашли способ исправить содеянное, - в ее глаза было больно смотреть.
Олаф встал и убрал листки, как лишнее напоминание
– Вы ведь не спали всю ночь?
– спросила Летта.
Он не стал отвечать. По его виду и так все было понятно. Наверно, юноша выглядел сейчас ничуть не лучше своей спутницы.Может, был не таким бледным, но вымотанным до предела точно.
– Вы меня очень испугали, - признался он.
– Сейчас все хорошо, поверьте. Можете отдыхать, - произнесла девушка тихо и необычайно мелодично.
– Я совсем здорова.
Что она так быстро выздоровела, Олаф очень сомневался. Но сон вдруг навалился на него. Проводник едва успел шагнуть к своему разложенному на полу тюфяку, и моментально заснул.
День шестой. Темьгород.
Юноше снился брат Омциус. Не тот, виденный накануне прощания, и врезавшийся в память: на механических ногах, с длинными волосами, стянутыми в хвост на затылке, с горящей печатью регентства на ладонях, и холодным отстранённым взглядом. Не тот, который бешено и зло кричал на Олафа-Лаферта, после того, как тот объявил прилюдно на городской площади, что не собирается занимать место, причитающееся старшему наследнику почившего отца, поэтому уходит, и формальное правление оставляет Омциусу. Не тот, который даже не вышел провожать своего братишку.
Снился тот Омциус, каким он должен был стать, если бы маленький Лаферт не ослушался и не полез плавать туда, где устроили гнездо саблезубы. Брат был сильным, высоким, умным. Он правил справедливо и честно, жил на щедрую душу, ступал по земле своими ногами и не держал обид.
Хотя, что изменилось в таком случае? Если только сейчас, в этой жизни в сердце у Омциуса вечная боль и ночь, а ноги не нуждаются в сапогах. И он умеет делать разные забавные механические штуковины из различных материалов?
Брат, конечно же, не мог не кинуться бесстрашно спасать сорванца в тот страшный момент. Но ведь все могло закончиться и по другому? Одна смутная версия будущего сменяла другую. Что поблизости оказался отряд верных солдат, и они перебили хищников до того, как те повредили ноги брата. Что саблезубы были не голодны. Что в парке при дворце вообще никогда не водилось никого опаснее кошки. Что Омциус в конце концов был единственным сыном у своего отца. Сны были разрозненными. Не связанными между собой и с реальностью. Их объединяло лишь то, что после купания в холодной воде Омциус не подхватывал даже насморка.
А в реальной жизни после трагедии ни один придворный лекарь не гарантировал, что брат выживет. Он потерял много крови. Яд с клыков саблезубов не давал ранам закрываться. Принца съедал жар. Ни одно снадобье не помогало, и лишь на краткий период облегчало боль. Лаферт мучился меньше, отделавшись лишь испугом и неглубокими порезами на руках и ногах. За его жизнь не опасались, хотя он кричал во сне и температурил.
Потом из глубин Империи пришел Чудотворный странник. Поговаривали, что он - дракон и летает по ночам. Что он кого-то настойчиво ищет по всему свету, но пока не нашел. Что он не называет никому своего имени, потому что оно древнее и непонятное. Но принцев слухи не волновали. Странник искусно отнял исковерканные саблезубами ноги. Сшил раны так, что не осталось и следа. Собственноручно приготовил нужные лекарства, растирая в порошок травы, камни, и еще непонятно что. Сначала выздоровел Лаферт, а потом и Омциус пошел на поправку. И его первые
Сон перекликался с мыслями и реальными воспоминаниями Олафа, скользил из яви в возможность. Смешивался с мечтами и идеалами. Он был светлым и очищающим. Дарил отдохновение не только телу, но и душе. Настойчиво прогоняемое прошлое в нем прочно вошло в свою нишу и заполнило, наконец, пустоту.
В завершении сна Омциус спокойно увещевал братишку не делать глупостей, вернуться в родной дом. Протягивал руку, улыбаясь. Объяснял, что нельзя действовать сгоряча и не разобравшись как следует. Принцы ведь очень мало говорили о происшедшем. Лаферт считал, что занял чужое место, а у Омциуса никогда не было случая его разубедить.
Юноша проснулся с улыбкой. Потянулся в истоме. Увидеть благодушно настроенного Омциуса - вероятно, хороший знак. Брат всегда заботился о нем. Даже терзаемый обидами. Даже источающий землистый дух недовольства и разочарования.
Олафу пришло в голову устроиться в компанию ветряных перевозок проводником, когда он понял, что Омциус не отступится от своей идеи охранить младшего братишку любой ценой. Было довольно волнительно - находиться под носом, и в то же время достаточно далеко.
Еще находясь в своих личных воспоминаниях и переживаниях, юноша кинул взгляд на пустую лавку, где лежала Летта до того, как его сморил сон. Лавка была пуста. Постель прибрана. В доме никого, кроме него, не было. Летта Валенса исчезла. Пытаясь обуздать охватившее душу беспокойство, Олаф оглянулся по сторонам. Будто ощупывал внимательным взглядом все вокруг, пытался отыскать какие-то детали. Плаща девушки на перекладине не оказалось. Вещи, одолженные у Олафа, аккуратно висели на спинке стула. Узелок со шкурой недоеда и прочей мелочевкой стоял у двери. По столу рассыпались веером все сигменты до одного.
– Мракнесущий тебе навстречу!
– выругался юноша невольно.
Суетливо вскочил, собрал деньги, остальное оставил в доме. Вполне вероятно, что найдется тот, кому будут нужнее и сменная одежда, и шкура. А самому Олафу в данный момент хотелось сделать что-то невозможное, и повернуть время вспять. Юноша весьма смутно представлял себе, как происходит процесс вступления в число жителей Темьгорода. Возможно, он был сродни наложению печати власти. Ведь что-то же должно удерживать темьгородцев в пределах их рекреации? Но вполне вероятно, что это мог оказаться какой-то иной ритуал.
Он не мог поверить в то, что Летта все-таки решила в одиночку довести задуманное до конца, и видимо, навеяла на него сон. Где теперь искать эту упрямицу? Впрочем, кажется, именно на этот вопрос было ответить легче всего. Главное, было не опоздать.
Юноша побежал к городским воротам. Встречный ветер больно забивал легкие, драл волосы и раздирал глаза мелким сором. Но физические неудобства казались сущей ерундой. В висках стучали невидимые часы, и каждое мгновение, утекающее в невозвратное далеко, причиняло гораздо больше страданий. Целью стало успеть! Успеть, пока Летта не стала тенью Империи, пока ей можно любить и быть любимой. Пока есть надежда. Пока. Есть. Всё...