Порождения ехиднины
Шрифт:
– Да вы что, сговорились? Тут не интересовался, там интересовался... он псих. Какая-то логика у него есть, так вот он, за решеткой, спросите его - он расскажет. Не пускают? Тьфу ты, глупость, я все закрыть приказал, еще тогда, чтобы эта скотина польская к журналистам не пошла. Верней, чтоб прищучить, если пойдет. Я позвоню и вам все откроют. Извините.
– А что такого вы сказали польской скотине?
В уютной одноместной палате - специальная койка, передвижной столик, телевизор, музыкальный комбайн - нестерпимо благоухает антисептиками, ранозаживляющими мазями, изопропиловым спиртом. К концу первого курса все в Новгородском филиале УМСУ умели отличать этот запах от этанола, и ассоциировался он с медпунктом и занятиями по служебно-прикладной физической подготовке. Прикладной - от слова "приложили", как шутили курсанты. Капитана Дельгадо приложили от души.
Человек, лежащий на животе и прикрытый специальной простынкой из нетканого полотна, дергает массивным загривком, щурится. Не хочет сочинить безобидную версию, а вспоминает. Понятное дело: последующий полет ему запомнился куда ярче.
– Примерно - уйди, завистливая задница, не порть людям радость. Не стоило, конечно, надо было отвести в уголок и объяснить все то же, но для этой заразы персонально, понятным образом. Но я же Гонсалеса сам брал, ну сорвался...
– А Камински?
– А Камински орет, что у нас еще до следующего трупа время в запасе было, а теперь его, может, и нету. А я терпеть не могу, когда на меня давят, да еще и на пустом месте. И, главное, дурак, забыл же, с кем дело имею. Мы от этого доктора всех на свете наук получили только кучу головной боли. Кого только не выловили, всем отделам показатели повысили. А от Камински только портретики и суета под ногами. То проверьте заявления о трудоустройстве в моргах, то проверьте уволенных за некрофилию. И так три года... а кто мне план с подсадными закопал? Дескать, слишком опасно... бла-бла-бла! Ну опасно - а так не опасно было, что ли? И вот взяли уже, и тут эта сволочь на меня орет. Я и сказал, что если б не ты, мы бы его, может, на полгода-год раньше повязали...
Нет, думает Максим, тут совершенно некого зарывать живьем в термитник. Этот скандальный человек - мастер своего дела. Своего. А его заставили заниматься не своим. Ловил бы он взломщиков - цены бы ему не было. Потому что там, где у меня дыра, в криминалистике - у него все отлично. А вот про криминологию, видимо, конек доктора Камински, он не знает и знать не хочет. Какие портреты, какой анализ личности - главное, что руки связывали клейкой лентой, значит, один автор. И он не знает и знать не хочет, что Камински ему все правильно советовал. Так ведь оно и делается - частым гребнем, выборками, проверками всего на свете, вплоть до подглядывания за девочками в детсаде...
И понятно, что произошло. Столкнулись два профессионала в разных областях на самом поганом деле - дети мрут. По расписанию, как часы. И одному кажется, что его все время толкают заниматься ерундой, а второй видит, как драгоценное время уходит впустую... и тут подворачивается этот Гонсалес. И поведение Аболса понятно. Эти двое наверняка не первый раз ссорятся и не первый раз с мордобоем.
– Спасибо, капитан, вы очень мне помогли.
Надо будет о нем позаботиться. То есть, взять Аболса за лацканы и тихо попросить, чтобы никогда, никогда, никогда больше капитан Дельгадо не расследовал дела такого типа. Пусть ловит кого угодно - взломщиков, террористов, бандитов... всем будет хорошо. А что такое доктор Камински - посмотрим живьем.
Доктор К. Камински, ведущий криминолог Полицейского управления Флориды
15 декабря 1886 года, Веракрус де Санта Мария, Флореста, Терранова
Вечер, ночь и вторая половина утра отданы работе. За окнами - все то же беснование стихии, прорвало стояк в небесном водопроводе. В здании полицейского участка дрожат и трясутся при каждом ударе грома перегородки и внешние стены. Но крыша не подтекает, а дом не отправляется вплавь по волнам и даже не улетает по ветру. Видимо, между доктором Камински и девочкой из Винланда слишком много отличий.
Время с 3 до 7 утра отдано сну. Засыпать легко, даже невзирая на лист коки, просыпаться - совсем другое дело. Почти что невозможно. И, кстати, не нужно. Пока не открываешь глаза, не сдергиваешь пропитанную влагой простыню с головы - можно поймать, перехватить то, что за время сна рискнуло высунуться из океанских глубин подсознания. Там, где вечная тьма и невероятно высокое давление, там водятся истины, открытия и разгадки тайн. Но тащить наружу их можно только медленно, потихоньку - иначе разорвет на клочки - хорошо, если рыбу. Может и рыболова.
Вчерашний священник, например.
– Вы, конечно, ограждены тайной исповеди...
– цедит Кейс.
– Может быть, я плохой служитель Господа, - у падре непроглядные глаза индейца и сильный акцент.
– Но я родился в этом городе. Я назвал бы убийцу даже вам, не то что полиции. Но никто не каялся в этом грехе.
Или учитель.
– Мы не во Флориде, дон Федерико. Здесь все у всех на виду. Мне что, начинать думать, что вы всей деревней скрываете убийцу?
– Да думайте вы, что хотите! Мы и правда здесь друг у друга на виду - и у нас есть разные люди, но таких, чтобы вот так вот - нет и не было. Этот убийца - он же какой-то оборотень!
– Серийный убийца всегда оборотень. А вы не хотите быть учителем оборотня, да? Поэтому оглохли и ослепли?
– Да идите вы... откуда пришли, пешком. Мы тут себе головы сломали, девочки из дому выходить боятся, слухи идиотские... Мартинес со своей девушкой днем целовался, его не убили едва. Не было у нас ничего такого!
Чуть не плачет. Не врет. Не было. Совсем не было. Обычно хоть на кого-то да думают. Часто по ошибке, по глупости, по злобе. Тут - не понимают. Еще не понимают, чего хотел. И я не понимаю пока. Это серия, это точно серия, она выглядит одинаково и пахнет одинаково... но в картине чего-то не хватает. Камешка какого-то.
Посторонний? Только вот новые люди в Веракрусе и в округе не селились лет так восемь. Несколько семей уехало, а новые не приезжали. Нужно все-таки взять себя за шкирку, а полицию за жабры - и поплыть на места преступления. Посмотреть, понюхать, послушать...
Пустырь. Трава почти в рост, ее даже этим дождем не прибило - только кажется, что все просматривается на километр, нет, ничего подобного. Пригнись - и тебя не видно. Спросить, где нашли тело. Приказ полиции: отойти на сто метров и ждать свиста или жеста.
Вода стоит стеной, но мне очень жарко. И у меня очень болит голова. Очень, невыносимо. Как раньше. Господи, почему Ты со мной больше не разговариваешь? Чем я провинился? Смотри, Господи, я принес тебе голубя в жертву. Белого. Господи, почему ты мне не помогаешь, как раньше?
Первое место преступления. Второе место. Третье место - спортплощадка. Все в радиусе километра... В радиусе? В радиусе от чего?
– А что это у вас во-он там, за краем пустыря? Сарай?
– Общественный сарай, доктор. Мы там смотрели. Ничего там...
– отвечает расплывшийся волоокий начальник местной богадельни. Типичный уроженец флорестийской деревни, и пузо у него не от пристрастия к местному пиву, а от хронической белковой недостаточности, которой тут страдают все поколениями подряд. Кукуруза-тыква-бобы - у всего плоскогорья в анамнезе написаны.