Последний глоток сказки: жизнь. Часть I и Последний глоток сказки: смерть. Часть II
Шрифт:
Она замерла, перестав дышать?
— Ответь честно…
Да какая честность в океане лжи?!
— Тебе нравятся летучие мыши или тебя раздирает любопытство увидеть моего сына в образе летучей мыши?
Валентина вся сжалась, не в силах выбрать самый безопасный ответ.
— Или он рассказал тебе, что я летаю зимой?
Вот это был уже барабанный бой, с которым не в силах было соперничать ухающее сердце смертной девушки. Валентина вскочила и сжала перед собой руки, чуть не сложив ладони в молитвенном жесте.
— Я просто хотела рисовать!
— Я сделала прекрасных кукол… — стала искать она оправдание такой необдуманной фразе. — Именно они познакомили нас с Дору…
Это сообщение показалось графу интереснее книги. И Валентина зажмурилась уже по делу: керосиновая лампа — да что там лампа! — даже театральный софит не мог соперничать с яркостью вампирских глаз.
— Яс первого вечера хотел задать тебе этот вопрос, — отчеканил граф, и Валентина осторожно приоткрыла глаза, чтобы обнаружить привычную темень.
— А сын вам ничего не рассказал?
Вопрос был правдивый — она понятия не имела, что Дору наплел отцу про их отношения, и сейчас сильнее смерти боялась спутать юному графу последние карты, раз он признался, что у него на руках не осталось никаких козырей.
— Можешь ничего не рассказывать, — буркнул граф зло. — Мне, по правде говоря, это совершенно не интересно. Знания того, что ты любишь моего сына хотя бы за то, что он умеет превращаться в летучую мышь, с меня довольно…
— Не только за это! — выкрикнула Валентина, не зная, что скажет дальше, если граф потребует от нее развить мысль, но он не потребовал, просто буркнул еще тише:
— Меня это радует. И прошу тебя, не злись на моего сына за отказ предстать перед тобой в образе летучей мыши. Поверь мне, это не очень приятное занятие, и мы принимаем образ животного только в самых крайних случаях… И ты о них скоро узнаешь сама, — опередил граф возможный вопрос гостьи.
Возможный в его понимании, так как сама Валентина не собиралась ничего спрашивать, уже жалея, что затронула тему летучих мышей. Хотя, возможно, это был самый безопасный разговор из всех возможных, если вообще с графом возможно было говорить, в чем она очень даже сомневалась. Он тяготился ее обществом. Возможно, не только в силу подконтрольного голода, но и потому, что она была совершенно неинтересным собеседником. Да и о чем можно говорить с человеком, который старше тебя чуть ли не на целых два столетия…
— Разрешите мне уйти? — вдруг, неожиданно для самой себя, попросила Валентина, нарушая договоренность с Дору.
— Я не держу тебя, дитя мое… В стенах замка ты свободна. Только не проси меня провожать тебя. Это… — граф запнулся. — Сейчас не в моих силах.
Валентина сделала шаг назад — машинально, даже не задумываясь, что за спиной может оказаться диван, но на ее счастье, диван остался в стороне, а за спиной зиял зев двери, где призывно пылала керосинка.
— Благодарю вас за халат, — проговорила она на самом пороге. — Он очень согрел меня…
— Благодари халат, не меня, — совсем уж зло выдал граф. — Я давно не могу никого согреть.
Валентина сделала еще шаг и схватила лампу. Теперь лицо ее пылало — стыдом, страхом и огнем.
— Доброй вам ночи…
— Утра. Уже почти утро. И я так редко желаю кому-то доброго утра…
Шестое чувство подсказывало Валентине, что нужно бежать, но пока она шла, пытаясь удалиться величественно, чтобы не ронять статуса невесты вампира, но вот когда она услышала за спиной тихое:
— Вернись, дитя мое…
Она, не оборачиваясь, бросилась по коридору вперед. А когда ударилась о дубовую дверь одновременно и лампой, и носом, услышала уже тихо повторенную просьбу, на которую обернулась резко — выставив вперед лампу, хотя и понимала, что керосинке не сослужить роль щита. Но рядом никого не оказалось.
— Валентина, вернись и закрой дверь. Будь так добра.
Голос оставался тихий. Он шел издалека. Валентина опустила руку и, свет от лампы разлился вокруг ее ног, точно янтарный мед, и она в нем завязла, как настоящая глупая муха. Муха, пойманная в сети страха. Надо же было так опозориться, надо было… Надо было закрыть дверь, которую сама открыла.
В этом доме она — невеста, а не жертва. Усвой это раз и навсегда и действуй соответственно своему статусу — но, увы, только рассуждать было легко, а ноги, которые должны были вернуть ее к двери, не слушались, тряслись, а потом вообще сделались ватными. Ну да, ну да… Только так и заигрывают с родителем ненавистного женишка. Только так и никак иначе ведут себя наедине с хищником.
— Простите меня, граф, — произнесла Валентина срывающимся шепотом и, не дождавшись в ответ даже простого спасибо, затворила дверь.
Почувствовав в ногах прежнюю резвость, она рванула к двери в спальню, и с грохотом задвинула на ней тяжелый засов, хотя и понимала, что монстру, легким движением руки вынувшему из сугроба машину, ничего не стоит вышибить пару старых досок.
Она провалила этот вечер. Может, Дору наконец поймет, что она не подходит на навязанную ей роль невесты и отпустит с Богом… или с Дьяволом. Она готова взять себе любого проводника, только бы убраться из зачарованного вампирского логова по добру и пока еще по здорову.
Глава 10 "Негорячий прием"
Валентина понимала, что страх не даст ей заснуть, пока не взойдет солнце, и даже не пыталась закрывать глаза. Просто грелась под одеялом, на сей раз по совету Дору даже не сняв сапоги. Она бы не смогла рассказать графу про знакомство с его сыном, не сгорев при первых же словах от стыда до горсточки ледяного пепла. До состояния ледышки она дошла как только вступила в их фамильный склеп.
В него можно было спуститься через домовую церковь — куда Дору, по понятной причине, решил ее не водить, или через двор по едва приметной лестнице, затерявшейся в арочной галерее, каменной пол которой местами напоминал каток. Ведущие в склеп ступеньки обледенели полностью, и Дору, схватив прислоненный к стене заступ, принялся сбивать лед.