Последний русский
Шрифт:
– Сереженька, – вдруг подмигнул он мне, – так ты не возражаешь, если я переоденусь, возьму у тебя что-нибудь из вещей?
Значит, действительно смирился с тем, что попался: хочет что-нибудь надеть, чтобы опять голым не вытаскивали. Я махнул рукой, пусть берет что хочет.
Выдвинул нужный ящик трюмо, я наугад выхватил из деревянной шкатулки, где лежали мамины накопления (мое наследство, какая все-таки уйма денег!), несколько бумажек. Я решил, что сделаю все, что в моих силах, а уж там –
Выходя из комнаты, я услышал, как Кира недовольно вскрикнула:
– Куда, куда полезли, бессовестные! Не трогайте вещи! Там нижнее белье!
– Сереженька разрешил! – отмахнулась Ванда.
Я уже вышел и плотно прикрыл дверь.
Бритоголовые сержанты опять сидели на корточках у порога. О том, чтобы вытолкать их, да еще запереть входную дверь, нечего и думать. Увидев у меня в руках деньги, они явно оживились. Я решил на этом сыграть. Стал пересчитывать бумажки. У меня была надежда договориться.
Но из комнаты выскочила раскрасневшаяся Кира.
– Сереженька, – затараторила она, набросившись на меня, – если у них ни стыда, ни совести, зачем ты разрешаешь распоряжаться у себя, как дома? Это еще хорошие вещи, чтобы их так таскать! Я категорически против! И нехорошо, так нехорошо! Если бы мамочка увидела…
– Тсс! Успокойся, пожалуйста! – умоляющее шикнул на нее я, показывая глазами на бритоголовых сержантов, которые взирали на происходящее как бы равнодушно.
– Кто это? – заинтересовалась Кира. – Солдатики? А что они тут делают?
– Ждут… Понимаешь, у них в части снабжение плохое. Можно сказать, впроголодь. Вот я им обещал кое-что вынести. Надо помочь. Так сказать сухим пайком.
– Ну да, – Кира мгновенно переключилась на новый предмет, – я видела по телевизору, они ужасно голодают, бедненькие. Я вас сейчас, мальчики, хлебушка вынесу.
– Подожди, Кира, – попытался остановить я ее.
– Нет, я им вынесу. У нас как раз есть свежий хлебушек. Только вчера купили.
– Я уже…
– Все равно на третий день заплесневеет.
– Кира! Они же не нищие, не побираются!
– А что я такого сказала? В самом деле, совсем еще свежий хлеб! Целый батон.
– Да нам уже тут передали кой чего, – подал голос тот, который отвечал за всех. – Еда у нас уже есть.
Кира недоуменно посмотрела на меня.
– Я дал им кое-что из холодильника. И хлеба, и всего.
Бритоголовые сержанты закивали: точно, дал.
– Ну, так чего им еще?
Я замялся.
– Тут нам обещали еще… ну, чисто по финансам, – нехотя пояснил бритоголовый, поднимаясь с корточек, и взглянул на меня. Поднялись и его товарищи.
– То есть что – деньги? – спросила Кира.
Те пожали плечами: дескать, обещали, а их дело маленькое.
– Нет, это, мальчики, никак! – решительно развела руками Кира. – У самих денежек нет.
Я наклонился к ней, чтобы объяснить, что тут дело особенное, что нужно заплатить, чтобы не трогали Павлушу.
– Нет и нет, – не слушая меня, продолжала Кира, наступая на «облавщиков». – Вам и так всего надавали! А денежек нет. Рады помочь, да самим, извините, не хватает. Такая в стране нищета. Сами знаете, милые. Все в одинаковом положении. Кроме тех, кто при власти и при деньгах, конечно…
И они действительно были вынуждены попятиться. Я удивился про себя, как, оказывается, все просто. Как легко она их выставляет. Я прямо-таки зауважал Киру. Она выдавливала их на лестничную площадку. Еще немного – и захлопнула бы дверь.
Но радоваться было рано. Дверь не закрывалась. Нога стояла на пороге.
– Это еще что такое? Позвольте закрыть дверь, молодые люди! – возмущенно воскликнула Кира. – Что за произвол?
– А пусть своего приятеля позовет, – насупившись, потребовал сержант. – Пока по-хорошему.
Киру возмутилась.
– Да разве так можно себя вести! Фуй!.. Вы, наверное, – раскричалась она, – так и над молодыми у себя в армии издеваетесь! Унижаете, насилуете. Я все знаю! Все знают! Бьете ногами. По животу, по голове. Это же настоящее зверство! Вы что, звери, а?
– Зачем же сразу звери? Просто учим немножко.
– Вы же… вы же потом сами под суд попадете! Или сам паренек, которого обижали, от отчаяния, из автомата вас постреляет!
– Ему же хуже, – заметили ей. Логикой здесь, естественно, и не пахло.
Кира сопела, пробуя закрыть дверь, но, естественно, безрезультатно. Теперь она только все портила. В сущности, уже испортила.
– Пока по-хорошему, – повторил сержант. Уже явно угрожающе.
– Да его здесь вообще нет, – прибавил я, чувствуя, что краснею.
– А мы проверим, ладно?
Мне было так обидно, что если бы не Кира, заслонявшая дорогу, я бы, наверное, не выдержал и тоже попытался вытолкнуть его вон. Я уже положил руку на дверь, чтобы вместе с ней постараться захлопнуть дверь, как из комнаты донесся голос старухи:
– Гым-гым, гом-гом! Веди, веди меня, мамочка, спатаньки!
Кира отступила от двери. И я тоже. Возникло замешательство, перебивка. Я увидел Ванду, помогавшую передвигаться сонной старухе, поддерживая последнюю под руки.
– А, мальчики! – защебетала Ванда, обращаясь к «облавщикам». – Вы, наверное, бедные, уж забыли, что такое домашняя еда! Вот вам еще! Суп из птицы. Наша бабуля сама варила, старалась. Как раз кстати!.. Вы не возражаете, Циля, если мы покормим наших доблестных защитников? У вас у самой муж был половник… тьфу ты!.. полковник!