Последняя глава (Книга 1)
Шрифт:
– Я тебя предупреждала, тетя, когда он был еще щенком.
– Да, но я этого не замечала, пока он не стал гоняться за кроликами. Никак не может толком перепрыгнуть через нору. И вид у него тогда такой жалкий. Ну, что ж! Если мы не плачем, Динни, что же нам делать?
– Смеяться...
– пробормотала Динни.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Динни поужинала вдвоем с теткой, - отец и сэр Лоренс еще не вернулись, мать так и не встала с постели, Клер была в гостях.
– Тетя Эм, - сказала она после ужина, - ничего, если я сейчас поеду к Майклу? В голове у Флер родилось, по-моему, что-то интересное...
– Как!
– сказала леди Монт.
– Ей еще рано... она родит только в марте.
– Ты меня не поняла. У нее родилась интересная мысль, а не ребенок.
– Отчего же она сразу не сказала?
– И леди Монт позвонила.
– Блор, такси для мисс Динни. И еще, Блор, когда придет сэр Лоренс, дайте мне знать; я приму ванну и вымою голову.
– Да, миледи.
– А ты, Динни, моешь голову, когда тебе грустно? В этот мглистый, туманный вечер Динни охватила такая тоска, какой она еще никогда не испытывала. Ее неотвязно преследовала мысль о Хьюберте, он в тюрьме, разлучен с молодой женой, может быть, навеки, и всего через три недели после свадьбы, а что его ждет кпереди - даже, страшно подумать. И все - по вине слишком осторожных людей, которые ко всему подходят формально и боятся поверить ему на слово! Страх сдавил Динни грудь, как духота перед грозой. Она застала у Флер тетю Элисон, - дамы обсуждали, как быть. Оказалось, боливийский посланник уехал отдыхать после болезни, и во главе посольства остался один из его подчиненных. По мнению леди Элисон, это усложняло дело, - вряд ли тот захочет взять на себя какую-нибудь ответственность. Тем не менее она решила устроить для него званый обед, пригласить Флер и Майкла, а если Динни захочет, то и ее. Но Динни покачала головой, - она разуверилась в своей способности обольщать государственных мужей.
– Если уж вы с Флер с ним не справитесь, тетя Элисон, у меня наверняка ничего не выйдет. Но вот Джин, когда хочет, может быть на редкость обаятельна.
– Джин только что звонила. Она просила передать тебе, если ты заглянешь ко мне сегодня вечером, чтобы ты зашла к ней домой.
Динни поднялась.
– Я пойду к ней сейчас же.
Она зашагала сквозь туман по Набережной и свернула в рабочий квартал, где Джин снимала квартиру. На углу газетчики выкрикивали самые устрашающие новости дня; она купила газету, чтобы посмотреть, нет ли там сообщения о деле Хьюберта, и развернула ее под фонарем. Да! Вот оно! "Приговор английскому офицеру. Высылка за границу по обвинению в убийстве!" Если бы эта заметка не касалась ее так близко, Динни вряд ли вообще обратила бы на нее внимание. Ей и ее близким это причиняло такие страдания, а толпу только тешило. Чужие несчастья ее забавляют, а газеты строят на этом свое благополучие! Газетчик был худой, грязный, хромой; и, как ни горька была ее чаша, ей захотелось его порадовать, - она вернула ему газету и сунула шиллинг в придачу. Он уставился на нее, разинув рот: небось, выиграла на скачках, а?
Динни поднялась по лестнице. Квартира находилась на третьем этаже. У самой двери большая черная кошка пыталась поймать собственный хвост. Покружившись, она уселась, подняла заднюю лапу и стала ее вылизывать.
Дверь открыла сама Джин. Она явно собиралась в дорогу, на руке у нее висели трусики. Динни поцеловала ее и огляделась, - она пришла сюда впервые. Двери маленькой гостиной, спальни, кухни и ванной были открыты настежь, стены оштукатурены и выкрашены в светло-зеленый цвет, полы покрыты темно-зеленым линолеумом. Вся обстановка состояла из двуспальной кровати и нескольких чемоданов в спальне, двух кресел и небольшого стола в гостиной, кухонного стола на кухне и стеклянной банки с ароматическими кристаллами в ванной; в квартире не было ни ковров, ни картин, ни книг, только на окнах висели набивные полотняные занавески, да целую стену в спальне занимал висячий шкаф, из которого Джин вынимала одежду и клала на кровать. В отличие от запаха на лестнице здесь пахло кофе и лавандой.
Джин отложила трусики.
– Хочешь кофе, Динни? Только что сварила.
Она налила две чашки, положила сахар и протянула одну из них Динни вместе с пачкой сигарет, потом усадила ее в кресло, а сама устроилась в другом.
– Значит, тебе передали, что я звонила? Я рада, что ты пришла, - теперь мне не придется отправлять тебе посылку. Терпеть этого не могу, а ты?
Ее хладнокровие и невозмутимость совершенно потрясли Динни.
– Ты уже видела Хьюберта?
– Да. Ему там совсем неплохо. Он говорит, что камера удобная, ему дали книги и писчую бумагу. Еду он может получать с воли, вот только курить запрещают. Об этом надо похлопотать. По английским законам, Хьюберт пока такой же ни в чем не повинный человек, как и министр внутренних дел, а ведь министру не запрещают курить. Я его больше не увижу, Динни, но ты к нему, верно, зайдешь, - передай ему, как я его люблю, и возьми папирос на случай, если ему позволят курить.
Динни глядела на нее с недоумением.
– А ты что собираешься делать?
– Вот об этом-то я и хотела с тобой поговорить. Строго между нами. Обещай, что будешь молчать как рыба, а то я ничего не скажу.
– Лопни мои глаза, - так, кажется, говорят, - решительно сказала Динни.
– Завтра я еду в Брюссель. Алан уехал туда сегодня; ему продлили отпуск по неотложным семейным обстоятельствам. Мы просто хотим быть готовыми ко всему, понимаешь? Я быстренько научусь водить самолет. Если я буду летать три раза в день, трех недель мне совершенно достаточно, а адвокат обещает, что у нас не меньше трех недель в запасе. Разумеется, он ничего не знает. И никто не должен ничего знать, кроме тебя. Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала.
– Она нагнулась и вынула из сумочки сверток в папиросной бумаге. Мне нужно пятьсот фунтов. Говорят, что там можно купить хороший подержанный самолет по дешевке, но нам очень понадобятся деньги вообще. Вот смотри, Динни: это старинная фамильная драгоценность. Она дорогая. Я хочу, чтобы ты заложила ее за пятьсот фунтов; если не удастся получить эту сумму, придется ее продать. Заложи или продай от своего имени, обменяй английские деньги на бельгийские и перешли мне заказным письмом на главный почтамт в Брюссель. На все это тебе достаточно трех дней.
Она развернула бумагу и вынула старомодный, но очень красивый изумрудный кулон.
– Ах!
– Да, - сказала Джин, - вещь красивая. Можешь поторговаться. Пятьсот кто-нибудь даст наверняка. Изумруды сейчас в цене.
– Но почему бы тебе самой не заложить их перед отъездом?
Джин покачала головой,
– Нет, я не сделаю ничего, что может вызвать подозрение. Ты - другое дело, ведь ты не собираешься нарушать закон. A нам, может быть, придется, но мы не хотим, чтобы нас посадили.
– Знаешь, - сказала Динни, - рассказывай уж до конца.
Но Джин снова покачала головой.
– Незачем, да и невозможно; мы пока еще и сами толком ничего не знаем. Но могу тебя успокоить - Хьюберта они не получат. Значит, ты возьмешь эту штуку?
И она завернула кулон.
Динни взяла пакетик; у нее не было с собой сумочки, и она сунула его себе в вырез платья.
– Обещай, что вы ничего не сделаете, пока не будут испробованы все обычные средства, - взволнованно сказала она, наклонившись к Джин.
Джин кивнула.
– Мы будем ждать до последней минуты. Да иначе и нельзя.
Динни схватила ее за руку.
– Мне не следовало втягивать тебя в эту историю, Джин; ведь это я вас свела.
– Я бы тебе не простила, если бы ты нас не свела. Я его люблю.
– Но все это для тебя так ужасно.
Джин поглядела вдаль, и Динни сразу увидела, как из-за угла выходит ее тигренок.
– Ничуть! Мне нравится, что это я должна его выручить. Мне еще никогда так интересно не жилось.
– Скажи, Алану это грозит чем-нибудь серьезным?
– Нет, если продумать все как следует. У нас несколько планов, - все зависит от обстоятельств.
Динни вздохнула.
– Надеюсь, ни один из них не понадобится.
– Я тоже; но нельзя рисковать, когда имеешь дело с таким "законником", как Уолтер.
– Ну, до свиданья, Джин. Желаю удачи!
Они поцеловались, и Динни вышла на улицу; изумрудный кулон, казалось, жег ей грудь. Моросил дождь; она взяла такси. Отец и сэр Лоренс только что вернулись. Ничего существенного они не узнали. Как выяснилось, Хьюберт не хотел, чтобы его взяли на поруки. "Тут не обошлось без Джин", - подумала Динни. Министр внутренних дел уехал в Шотландию и вернется не раньше парламентской сессии, которая откроется недели через две. Следовательно, и ордер на высылку не может быть подписан раньше. По мнению людей знающих, у них в запасе еще три недели. Вот за это время и надо сдвинуть горы. Да, но горы сдвинуть легче, чем добиться, чтобы "одна черта из закона пропала". Однако не зря ведь люди говорят о "протекции", о "закулисных интригах", о том, как им удалось "протолкнуть вопрос" и "уладить дельце по знакомству"; неужели все это выдумки? А может быть, есть какие-то магические средства, о которых они не знают?