Последняя глава (Книга 1)
Шрифт:
– Ясно как божий день, Майкл. Но разве не нужно, чтобы он прочел предисловие?
– Надеюсь, что нет, но оно должно быть у Бобби под рукой, на случай, если ему понадобится подкрепить свои доводы. Бобби Феррар любит все делать основательно.
– Но захочет ли мистер Феррар этим заниматься?
– Да, - сказал Майкл, - в общем, да. Отец когда-то оказал ему услугу, а старый Шропшир его дядя.
– Кто может написать предисловие?
– Думаю, что уговорю старого Блайза. У нас в партии его все еще побаиваются, и он, когда захочет, умеет писать так, что мороз подирает по коже.
Динни в волнении сжала руки.
– А он захочет?
– Это зависит от дневника.
– Тогда я думаю, что захочет.
– Можно мне его прочитать, прежде чем я отдам его в типографию?
– Конечно! Только имей в виду, Хьюберт не хочет, чтобы дневник был напечатан.
– Ничего. Если дело с Уолтером выгорит и он не подпишет ордера, печатать будет не нужно; а если не выгорит, тоже будет не нужно, - после драки кулаками не машут, как любил говорить старый Форсайт.
– А дорого будет стоить напечатать дневник?
– Пустяки - фунтов двадцать.
– Это мне по карману, - сказала Динни и подумала о двух джентльменах с Саут-Молтон-стрит: ведь у нее никогда не было за душой ни гроша.
– Ерунда, не беспокойся!
– Это моя идея, Майкл, и я хочу платить за нее сама. Ты и представить себе не можешь, как это ужасно - сидеть сложа руки, когда Хьюберт в такой опасности! Я уверена, что, если его выдадут, ему несдобровать.
– Никто не может предсказать, как поступит государственный деятель, сказал Майкл.
– Их недооценивают. Они куда сложнее, чем мы думаем, порой даже обладают кое-какими принципами, и уж конечно гораздо хитрее. Но, пожалуй, дело у нас все-таки выгорит, если мы сумеем как следует взяться за Блайза и Бобби Ферpapa. Я займусь Блайзом, а на Бобби напущу старика. Тем временем мы напечатаем дневник.
– Он взял рукопись.
– До свиданья, дорогая, и поменьше волнуйся.
Динни поцеловала его, и он ушел.
Он позвонил в тот же вечер около десяти.
– Динни, я прочел. Если это не тронет Уолтера, значит, он сухарь, каких мало. Ручаюсь, он не заснет над этим, как тот тип; что бы ни говорили об Уолтере, он человек добросовестный. В конце концов речь идет о чем-то вроде помилования, и он поймет, как все это серьезно. Если дневник попадет ему в руки, он уж дочитает его до конца; дневник его проймет, а заодно он узнает, как все происходило в действительности. Словом, держись!
– Слава богу!
– от всей души сказала Динни и пошла спать; впервые за два дня у нее немного отлегло от сердца,
&
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
Дни текли томительно медленно, и казалось, им не будет конца. Динни все еще жила на Маунт-стрит, чтобы быть под рукой, если она понадобится. Труднее всего было скрывать от близких замыслы Джин. Ей это удавалось со всеми, кроме сэра Лоренса, который, вскинув бровь, загадочно произнес:
– Pour une gaillarde, c'est une gaillarde! {Вот это девка так девка! (франц.).}
A когда Динни посмотрела на него невинными глазами, он добавил:
– Ну, чем не дева Мария кисти Ботичелли! Хочешь познакомиться с Бобби Ферраром? Мы обедаем с ним в подвальчике у Дюмурье на Друри-Лейн; но имей в виду, мы питаемся одними грибами.
Динни возлагала столько надежд на Бобби Феррара, что была потрясена его видом: на лице его было написано полное безразличие. Гвоздика в петлице, бархатный голос, широкое невозмутимое лицо с чуть отвисшей нижней губой ничто не внушало ей доверия.
– Вы питаете страсть к грибам, мисс Черрел?
– спросил он
– Да, но не к шампиньонам.
– Вот как?
– Бобби, - сказал сэр Лоренс, глядя то на него, то на племянницу, никто не скажет, что вы - самая хитрая лиса в Европе. Но я-то вас знаю; держу пари, - вы назовете Уолтера "великим человеком", когда будете пугать его предисловием.
Бобби Феррар оскалил ровные зубы.
– Я не имею никакого влияния на Уолтера.
– Тогда кто же имеет?
– Никто. Кроме...
– Да?
– Самого Уолтера.
Динни, не выдержав, сказала:
– Поймите, мистер Феррар, ведь это вопрос жизни и смерти для моего брата и сущая пытка для всех нас!
Бобби Феррар молча посмотрел на ее взволнованное лицо. В течение всего обеда он не сказал и не обещал ничего определенного, но когда они с Динни поднялись, а сэр Лоренс платил по счету, Бобби спросил:
– Мисс Черрел, хотите пойти со мной к Уолтеру? Я могу устроить так, что вы будете сидеть поблизости.
– Страшно хочу.
– Пусть тогда это останется между нами. Я дам вам знать.
Динни стиснула руки и улыбнулась ему.
– Вот чудак!
– сказал сэр Лоренс на обратном пути.
– Ведь он, в сущности, добрая душа. Терпеть не может, чтобы людей вешали. Не пропускает ни одного процесса об убийстве. Ненавидит тюрьмы лютой ненавистью. Глядя на него, никогда этого не подумаешь.
– Да, пожалуй, - мечтательно протянула Динни.
– Бобби мог бы служить секретарем в какой-нибудь чека, - продолжал сэр Лоренс, - и никто бы не заподозрил, что он готов спалить их всех живьем. Это уникум. Дневник печатается, Динни, а старый Блайз пишет предисловие. Уолтер возвращается в четверг. Ты уже виделась с Хьюбертом?
– Нет, завтра мы с папой к нему идем.
– Я не хотел тебя выспрашивать, но молодые Тасборо, ведь правда, что-то затеяли? Я случайно узнал, что Алана нет на корабле.
– Разве?
– Святая невинность, - буркнул сэр Лоренс.
– Ладно, милая, можешь секретничать, но я от души надеюсь, что, пока не будут исчерпаны мирные средства, они ничего не выкинут.
– Что ты, конечно, нет!
– Такая молодежь еще может внушить нам веру, будто личность делает историю. А тебе когда-нибудь приходило в голову, Динни, что история - просто повесть о том, как люди принимались вершить судьбы человечества, причиняя и себе и другим кучу неприятностей или спасая и себя и других от неприятностей. А у Дюмурье неплохо готовят, правда? Непременно свожу туда твою тетю, когда она наконец похудеет.