Послесловие
Шрифт:
— Ох, бабы, чего ж мне с вами делать — то?
Вера плакать перестала, уставилась на него оторопело, Лена моргнула непонимающе, Домна хмуро посмотрела на сына и вдруг, хмыкнула: гляди ты! Мужчина в доме объявился!
Лена фыркнула и засмеялась до слез из глаз. Вера на нее посмотрела, насупилась и вдруг тоже прыснула. Хохот по всей квартире покатился.
Сережа недоуменно глянул на женщин и потопал на кухню, проворчав:
— Говорю же — бабы. То ревут, то смеются — пойми их.
Женщины просмеялись и Вера с улыбкой сквозь слезы сказала:
— А у меня пятьдесят рублей вытащили.
— Уф! — облегченно вздохнула Домна и осела у двери — ноги не сдержали. — Я думала всю зарплату… Что ж ты, дура, себе и нам нервы мотаешь?!
— Ага? Знаешь, как жалко? Целых пятьдесят рублей! — заревела опять.
— Ох, девочки, — с улыбкой головой покачала Лена. — Ничего, проживем.
— Куда денемся? — глянула на нее Домна. А та Веру подхватила, в душевую умываться потащила.
— Завтра на работу устроюсь, протянем.
— Тебя уволили уже? — услышала Ласкина.
— Да! Вчера! — крикнула уже у ванной.
— Тааак! — протянула Домна, тяжело поднимаясь с пола. — Тогда тебя просто обязаны взять. Слышишь?!
Лена Веру умывала и обе в двери высунулись, спросив в унисон:
— Куда?
— Ко мне! К нам в смысле! Выхода иного нет, — на кухню прошла. Следом девушки приползли, сели за стол и по тарелке горохового супа получили.
— Чего? Успокоились? — шмыгнул носом Сергей.
Лена вихры ему пригладила:
— Мужчина в доме — какой плакать.
— А чего? Вот вырасту и женюсь, — деловито заметил мальчик, суп с хлебом в рот запихивая.
— На всех? — распахнула на него глаза Вера.
Мальчик испуганно уставился на нее:
— На одной.
И все дружно засмеялись.
— Так все, — закончила смешки Домна. — Вопрос серьезный. Лена, завтра со мной идешь, поговоришь с нашей начальницей…
— Куда — к вам?
— Районное управление внутренних дел! Телефонисткой будешь!
— Не умею я…
— Научишься, я Тамаре уже сказала, что ты быстро учишься. Да и ума много не надо штекеры переключать. Там и пультов — то немного: внутренняя, городская, междугородняя и спецсвязь. Тебя по-любому на внутреннюю посадят. Ты главное завтра овцой прикинься, чтобы взяли точно. У нас все в тепле будешь, работа не пыльная, столовка присутствует, цены приемлемые. Хоть обедать нормально будешь.
Лена кивала и молчала. Даже если б ее пытать начали, все равно бы не призналась, что в кармане у нее десять копеек. И какие там цены в столовой — ей в ближайшее время без разницы. Но работа нужна. С Домной хорошо было бы работать.
А та наставления давала, как с Тамарой Ивановной разговаривать.
И по дороге утром продолжила. Только пока у проходной Лена ее ждала с пропуском, все забыла. Волновалась сильно.
Мимо военные сновали, на нее поглядывали, и Лена деться, куда не знала.
Домна втянула за барьер, помахав пропуском дежурному:
— Иван Сергеевич, к нам это, новенькая.
И потащила по коридору, впихнула оглядывающую все встречное — поперечное девушку в раздевалку.
Платок скинула, с ног до головы придирчиво осмотрела, кофту поправила. Лена по руке ей шлепнула:
— Что ты, как на смотрины!
— Ладно, пошли, — за руку в соседнюю дверь потащила. А там пульты на столах, девушки, некоторые нарядные, как с картинок модных журналов. Губы накрашены, глаза с подводкой, прически как у певиц.
Лену вовсе свернуло от их вида и взглядов надменных, сжалась и была впихнута в дверь перегородки.
— Здрассте, Тамара Ивановна, — до ушей заулыбалась Домна. — Вот, — Лену выставила и документы ее на стол положила. — Подруга моя.
Санина на Мирошниченко глянула, потупилась — грозной женщина показалась. А та разглядывала — одета скромно, но аккуратно. Кофточка под горло застегнута, а не как у той же Ивановой до самых прелестей расстегнута. И видно — скоромная девушка.
На руки замком на животе сцепленные глянула и, кольнуло — шрамы по душе неприятным прошлись.
Документы изучать принялась. Все на месте, а комсомольского билета нет.
— Комсомолка?
— Я?
— Ну, не я же.
— Аа… ннет.
— Почему?
Лена побледнела, чувствуя себя все больше неуютно:
— Нне знаю.
— Заика?
— Нет, — уставилась на нее, плечами пожав.
— Это она волнуется, — влезла Домна, чуть пихнув подругу: давай чуть бойчее!
— Почему трудовая книжка с сорок шестого года начинается? До этого не работала?
— В эвакуации была. На Урале.
— Но там-то работала?
— Да. В приюте. Воспитателем.
— Почему записи нет?
Лена шею потерла — от волнения душно стало.
— Что молчишь?
— Так Тамарочка Ивановна, с госпиталя она, — ответила за Санину Ласкина и холодного взгляда удостоилась от Мирошниченко. Смолкла, строгость на лицо нацепила.
А Тамара начала кончик карандаша кусать, в раздумьях на девушку поглядывая. Та стояла столбом, в пол смотрела. Жалкое что-то в ней было, что погнать сразу не давало.
— Садись, — бросила, кивнув на стул возле своего стола. — А ты, Ласкина, выйди.
Домна попятилась, вышла, Лена на стул села и как-то успокоилась. Посмотрела уже без волнения на женщину. Ясно стало — не возьмут, может, поэтому все тревоги и улеглись?
— Рассказывай, где работала?
— На почте. Потом дворником.
— Родители есть?
— Нет.
— Родственники?
Лена кивнула:
— Подруги.
— А родственники?
— Они и есть.
— С руками-то что у тебя?
— На гвозди упала, — и вдруг улыбнулась женщине с пониманием. — Не мучайтесь, Тамара Ивановна, я уже поняла, что не подхожу. Ничего страшного.