Повелитель майя

Роббинс Джон

Туземцы были вооружены луками, стрелами и копьями, но ни на ком из них не было огромных головных уборов и длинных накидок из перьев, какие испанцы видели раньше. Кроме того, этих индейцев, похоже, удивило – а может, даже испугало – неожиданное появление небольшой группы изможденных европейцев. И все же эти туземцы выглядели так же, как и те, с которыми испанцы столкнулись ранее: у них были покатые лбы, узкие головы и темные вьющиеся волосы. А еще у многих из них в изрезанных ушах виднелись точно такие же украшения.

Индейцы медленно шли по направлению к испанцам, однако за несколько ярдов от них остановились.

– Байтал чеш титокок? – сказал один из них и стал ждать ответа.

Гонсало выступил вперед и вытянул перед собой руки, чтобы показать, что в них ничего нет.

– Я вас не понимаю, – произнес он так спокойно, как только мог. – Но мы – друзья. Мы не собираемся причинять вам вред. Мы были пленниками, – продолжал он, показывая на стоящих позади него людей, – и сейчас всего лишь пытаемся уйти подальше от тех, кто причинил нам вред и убил наших товарищей.

Он замолчал и опустил руки вдоль туловища.

Вышедший вперед индеец повернулся к соплеменнику, стоявшему позади него, и спросил:

– Чи начаж эл ож?

Он явно не понял того, что только что услышал.

Четверо индейцев, подойдя друг к другу, повернулись спиной к чужеземцам и стали о чем-то перешептываться. В конце концов туземец, заговоривший первым, жестом пригласил испанцев следовать за ним. Гонсало, немного посомневавшись, сделал своим товарищам знак, чтобы они так и поступили. Возглавляемая им вереница зашагала по тропе.

Они двигались быстро, и Эронимо крикнул, что Дионисио не может идти с такой скоростью. Индейцы остановились и подождали. Однако когда Дионисио вновь начал отставать и Эронимо опять сказал об этом, половина индейцев – включая тех, что несли убитых животных, – продолжили идти дальше.

Там, куда они пришли, их, конечно же, уже ждали. Селение мало чем отличалось от того, которое испанцы уже видели; одно очень важное обстоятельство было совершенно таким же. Когда испанцы дошли до центральной площади, глаза каждого из них невольно устремились в одну и ту же точку – на каменное сооружение, которое оказалось поменьше, чем в предыдущем селении, однако было покрыто такими же блеклыми резными изображениями. Лестница из неотесанных камней, сложенных друг на друга, вела к вершине, на которой находился алтарь.

Эти камни тоже были выщерблены во многих местах, однако кое-что тут было не так, как в первом селении. На фасаде не было больших голов божеств с крючковатыми носами, лишь переплетение прямоугольных узоров и барельефы – фигуры с мордами, как у животных. Резные изображения уже изрядно искрошились и в некоторых местах были оплетены проросшими корнями кустарников и маленьких деревьев. Джунгли постепенно поглощали то, что было создано человеком.

Одно из изображений повторялось несколько раз: пустые глазницы таращились поверх вьющихся растений, доходивших до длинного носа, заканчивавшегося завитком над беззубым ртом, напоминавшим одновременно и человеческий, и тот, что бывает у амфибий. На макушке красовался похожий на плюмаж широкий головной убор из длинных перьев, вроде тех, что были на местных предводителях. Фигуры на этих изображениях держали в руках большие сосуды из высушенной тыквы, наклоненные так, словно из них лили воду. Видимо, это были боги дождя.

Вождь, жрецы и прочая знать племени ожидали, собравшись перед каменным сооружением на главной площади. Сухопарый вождь был уже стариком, однако когда он направился к пленникам, испанцы увидели, что походка у него еще твердая. Глава племени был облачен лишь в короткую синюю накидку, а на шее у него висело большое нефритовое ожерелье. Глубоко посаженные глаза очень внимательно оглядели незнакомцев. Вождь явно никуда не спешил. Когда он заговорил, его слова были обращены к Гонсало:

– Магач тшель?

Гонсало бросил на него обеспокоенный взгляд и с беспомощным видом произнес:

– Я не понимаю.

Вождь приложил кулак к своей груди и произнес одно-единственное слово:

– Майя.

Гонсало услышал за спиной голос Эсмеральды, которая прожила среди индейцев дольше его:

– Так называется его племя.

Гонсало приложил кулак к своей груди и ответил:

– Испанец.

Посмотрев на него, вождь сказал:

– Байтал чех ти-токок?

Его тон был настойчивым, но не резким.

– Я не понимаю, – неохотно ответил Гонсало, качая головой.

Вождь показал в сторону моря и снова заговорил:

– Йет аяш нахаб?

Гонсало наклонился и расчистил перед собой землю, чтобы на ней можно было что-то нарисовать. Опустившись на одно колено и используя свой палец, он, как мог, изобразил человечка, стоящего в лодке. Вождь встал так, чтобы лучше видеть рисунок испанца.

– Юл хун чеем бай а яш нахаб, – сказал он, кивнув, и повернулся к людям, стоящим позади него.

Гонсало нарисовал возле лодки похожего на палку человека с большим головным убором. Когда он поднял взгляд на молчавшего вождя, тот кивнул. Наконец Гонсало стер лодку и начертил вокруг человечка клетку. На губах старого вождя появилась едва заметная улыбка.

– Набатун-Сеель, – пробормотал он.

Гонсало вспомнил, что так называли вождя в селении, из которого они убежали.

Испанец поднял взгляд на стоявшего перед ним вождя и попытался что-то прочесть в его глазах, а затем начал рисовать еще одну картинку, но вскоре остановился. Словно клинком, он провел ладонью поперек груди и произнес несколько слов, хоть и осознавал, что туземец все равно не сможет их понять:

– Некоторые были убиты. Некоторые были убиты.

Кивнув, вождь с отвращением повторил имя:

– Набатун-Сеель.

Величественно подняв левую руку, он указал своим воинам куда-то в сторону от площади и произнес:

– Иток эббайту.

И странного вида люди вновь куда-то повели испанцев.

Глава 5

Испанцам было очень интересно, куда же их поместят. Они с облегчением увидели, что их ведут к большой овальной хижине. Как и у жилищ в предыдущем селении, у нее была довольно простая конструкция. Стены были сложены из установленных вертикально и связанных друг с другом жердей, обложенных снаружи оштукатуренной кладкой. Крыша с крутыми скатами была выложена пальмовыми листьями. Двери не было. Дверной проем вел в одну-единственную большую комнату, в которой стояли кровати на низеньких ножках: деревянный каркас и ложе, сплетенное из пальмовых листьев и покрытое тонким одеялом. Один из туземцев принес еще несколько одеял и жестом показал испанцам, чтобы каждый из них выбрал себе место, где он будет спать.