Повести и рассказы (-)
Шрифт:
– Пятьсот тысяч!
"Бык" сделал движение, словно чуть не упал со стула:
– Вы требуете слишком много.
Сговорились на трехстах. "Ловцы" получили задаток. Когда друзья остались одни, Бимов со смехом толкнул Реклю:
– А знаешь, бармен ошибся, он оценил "быка" в двести!
Реклю недовольно поморщился:
– Но и "бык" попался темный. Что касается семейных дел, то... "бык" потребует доказательств, а где мы найдем оригинал, скорее всего придется моделировать...
– Что-нибудь
– Я, конечно, посмотрю в нашей картотеке, но - гиблое дело...
– Не разводи нюни, интеллигент!
– на Бимова снизошло вдохновение.Итак, составим план действий. Для начала разделимся. Я займусь понятиями: цветы, луг, аромат, роса. Буду искать место. А ты будешь искать стихи и облик животного. Если мне не изменяет память, то "стихи" связаны с бумажными книгами, а значит - с архивами. Там же найдешь сведения о животном.
Обговорив подробности, друзья разошлись.
– Ну, как место?
– спросил Реклю.
– Как тебе сказать,- замялся Бимов.- Я нашел место, где цветы находились в естественных условиях и в изобилии. Но это... кладбище!
– Что-что?
– у Реклю глаза полезли на лоб.
– Обычное, сельское, всеми забытое кладбище. Там и были цветы.
– Ты их привез?
– Конечно!
– сказал Бимов, доставая из футляра букет.
– Но они же - бумажные!
– Ну и что?
– Я что-то не слышал, чтобы книги печатали на цветах!
– Но если вдуматься, то в этой истории цветы, стихи и книги связаны. Прадедушка сочинял стихи, рвал цветы, а стихи хранились в книгах. Логично?
– Для "быка" во всяком случае,- Реклю попробовал понюхать цветок.- Но он ничем не пахнет, только пылью!
– Да запах от старости повыветрился. Придется восстанавливать. Я узнал, что лет сто назад одеколоны назывались сортами цветов. Например, "Тюльпан", "Гвоздика", "Астра". Если самих цветов не найти, то найдем одеколоны, вот и запах!
– Ну, ладно, второй элемент есть. А как насчет росы?
– С росой еще проще. Я узнал, что роса - это капельки воды, выступающие на цветах.
– Он писал "сверкает", "разноцветная".
– Сделаем так, что засверкает! У меня все. А что у тебя?
– Начнем с животного. Посмотри на этот рисунок. Это здание называется "теремок", а вот это животное - лягушка.
– В дневнике сказано "лягушонок"!
– стал придираться Бимов.
– Разница здесь, по-моему, в том, что лягушка - женского пола, а лягушонок - мужского. Как это выражается внешне, не имею представления, а "бык" и подавно не разберется!
– Ну, ладно, сойдет,- согласился Бимов.Во всяком случае, мы ясно представляем себе облик и размер животного по отношению к зданию. Ну и гадость! И как такое может нравиться? Что у тебя дальше?
– Стихи, тут дело хуже. Мне удалось выяснить, что стихи - особый вид изложения, когда информация подавалась в
– В чем же дело?
– Загвоздка в том, что дед сам сочинял стихи, помнишь? Хочет того же и "бык". А писание стихов, судя по всему, процесс сложный и индивидуальный, через запись его не передать.
– Что предлагаешь?
– нахмурился Бимов.
– Исследуя стихи, я установил, что особую роль в них играли ритм и цикличность подачи информации. Их мы и зададим "быку", остальное - его дело. Считаю, что этого достаточно.
– Ну, если ты так считаешь, то я - пас,согласился Бимов.- Итак, мы имеем все компоненты для моделирования.
– Так-то оно так, да только "бык" потребует оригинал - "цветущий луг", чтобы его уничтожить, "цветы", чтобы их сорвать. Я не вижу выхода! признался Реклю.
– Друг, ты меня еще не знаешь! Да, "бык" потребует оригинал - луг или голову, которая этот луг будет помнить.
– Так где же искать теперь эту голову?
– удивился Реклю.
– Ты помнишь Холкина, спившегося художника, услугами которого я не раз пользовался? Парень обладает одним достоинством: ярким воображением.
– Ты хочешь использовать его как резонатор?
– Сначала мы смоделируем ситуацию, потом пропустим ее через Холкина, чтобы он хорошенечко в нее вник. А "быку" представим его как очевидца, который рвал в молодости цветы на лугу. Ты, когда будешь его зондировать, возьмешь с поверхности памяти, то есть нашу модель, доведенную Холкиным до блеска. Что скажешь?
– Скажу, что ты - гений!
– По этому поводу надо выпить!
– заявил Бимов.
После того как друзья опорожнили бутылку, на Реклю, как обычно, нашла меланхолия:
– Тебе не кажется, Бимов, что мы - жулики?
– Не кажется,- честно признался тот.
– Неужели ты думаешь, что на свете остался хоть один человек, который помнит, что значит рвать цветы на лугу или сочинять стихи?
– Я не об этом. Я о моральной стороне дела.
– Ах, о моральной! Эк, тебя развезло, интеллигент,- Бимов огорчился.Что касается морали, то мне кажется, что мы с тобой - великие люди, занятые благородным трудом. Мы сохраняем для потомков бесценные крупицы прошлого, почти утраченные, его запахи, его цвета и голоса. И дело не в "быке", наша запись рано или поздно всплывет, станет эталоном. По ней люди будут помнить, что значит гулять по цветущему лугу, рвать цветы, сочинять стихи...
– Да уж, узнают,- ухмыльнулся в рюмку Реклю.
– Пошел вон!
– услышал Реклю и удивленно закрутил головой, не находя хозяина.
– Я, собственно, с заказом... Тут было не заперто...
– Пошел вон,- снова прозвучало с нажимом, и Реклю заметил пустые подрамники. "У него, наверное, творческий кризис",- решил он, но обратного пути не было, и он сел на одинокий стул.
– Я кому сказал?
– вновь раздался зычный голос, и появился его обладатель, маленький человечек.