Повести
Шрифт:
поворачивал в сторону хутора. Очевидно чувствуя близость жилья, волк осторожно и нешироко ступал
обочиной, тесно прижимаясь к кустарнику. Впрочем, Рыбак уже перестал следить за дорогой - все его
внимание теперь было устремлено вперед, туда, где кончался кустарник.
Наконец он торопливо взобрался по склону на верх пригорка и тут же подумал, что, по-видимому,
ошибся - наверно, хуторские постройки были несколько дальше. Так нередко случается на малознакомой
дороге, что некоторые участки ее исчезают из памяти, и тогда весь путь сдается короче, чем на самом
деле. Рыбак еще ускорил свой шаг, но опять начал отставать Сотников. Впрочем, на Сотникова Рыбак
уже перестал обращать внимание - неожиданно и как будто без всякой причины им завладела тревога.
Пуньки все еще не было в ночной серости, как не было впереди и других построек, зато несколько
порывов ветра оттуда донесли до путников горьковато-едкий смрад гари. Рыбак сначала подумал, что
это ему показалось, что несет откуда-то из леса. Он прошел еще сотню шагов, силясь увидеть сквозь
заросли привычно оснеженные крыши усадьбы. Однако его ожидание не сбылось - хутора не было. Зато
еще потянуло гарью - не свежей, с огнем или дымом, а противным смрадом давно, остывших углей и
пепла. Поняв, что не ошибается, Рыбак вполголоса выругался и почти бегом припустил серединой
дороги, пока не наткнулся на изгородь.
Изгородь была на месте - несколько дар перевязанных лозой кольев с жердями криво торчали в снегу.
Тут, за полоской картофлянища, и стояла когда-то та самая пунька, на месте которой сейчас возвышался
белый снеговой холмик. Местами там выпирало, бугрилось что-то темное - недогоревшие головешки, что
ля? Немного в отдалении, у молодой яблоневой посадки, где были постройки, тоже громоздились
занесенные снегом бугры с полуразрушенной, нелепо оголенной печью посередине. На местах же
сараев - не понять было - наверно, не осталось и головешек.
Минуту Рыбак стоял возле изгороди все с тем же неумолкавшим ругательством в душе, не сразу
сообразив, что здесь случилось. Перед его глазами возникла картина недавнего человеческого жилья с
немудреным крестьянским уютом: хатой, сенями, большой закопченной печью, возле которой хлопотала
бабка Меланья - пекла драники. Плотно закусив с дороги, они сидели тогда без сапог на лежанке и
смешили хохотунью Любку, угощавшую их лесными орехами. Теперь перед ним было пожарище.
– Сволочи!
Преодолев минутное оцепенение, Рыбак перешагнул жердь и подошел к печи, укрытой шапкой
свежего снега. Совершенно нелепым выглядел на ней этот снег, плотным пластом лежавший на загнетке
и даже запечатавший устье печи. Трубы наверху уже не было, наверно, обвалилась во время пожара и
сейчас вместе с головешками неровной кучей бугрилась под снегом.
Сзади тем временем притащился Сотников, который молча постоял немного у изгороди и по чистому
снегу подворья отошел к колодезному срубу. Колодец, кажется, был тут единственным, что не
пострадало в недавнем разгроме. Цел оказался и журавль. Высоко задранный его крюк тихо
раскачивался на холодном ветру. Рыбак в сердцах пнул сапогом пустое дырявое ведро, обошел
разломанный, без колес, ящик полузаметенной снегом телеги. Больше тут нечем было поживиться - то,
что не сожрал огонь, наверно, давно растащили люди. Усадьба сгорела, и никого на ней уже не было.
Даже не сохранилось человеческих следов, лишь волчьи петляли за изгородью - наверно, волк тоже
имел какие-то свои виды на этот злосчастный хутор.
– Подрубали называется!
– бросил Рыбак, уныло возвращаясь к колодцу.
– Выдал кто-то, - сипло отозвался Сотников.
Боком прислонившись - к срубу, он заметно поеживался от стужи, и, когда переставал кашлять,
слышно было, как в его груди тихонько похрипывало, словно в неисправной гармони. Рыбак, запустив в
карман руку, собрал там между патронов горсть пареной ржи - остаток его сегодняшней нормы.
– Хочешь?
Без особой готовности Сотников протянул руку, в которую Рыбак отсыпал из своей горсти. Оба
принялись молча жевать мягкие холодные зерна.
Пожалуй, им начинало всерьез не везти, и Рыбак подумал, что это невезение перестает быть
случайностью: кажется, немцы зажимали отряд как следует. И не так важно было, что вдвоем они
остались голодными, - больше тревожила мысль о тех, которые мерзли теперь на болоте. За неделю
боев и беготни по лесам люди измотались, отощали на одной картошке, без хлеба, к тому же четверо
было ранено, двоих несли с собой на носилках. А тут полицаи и жандармерия обложили так, что,
пожалуй, нигде не высунуться. Пока пробирались лесом, Рыбак думал, что, может, эта сторона болота
еще не закрыта и удастся пройти в деревню, на худой конец тут был хутор. Но вот надежда на хутор
рухнула, а дальше, в трех километрах, было местечко, в нем полицейский гарнизон, а вокруг поля и
безлесье - туда путь им заказан.
106
Дожевывая рожь, Рыбак озабоченно повернулся к Сотникову.
– Ну ты как? Если плох, топай назад. А я, может, куда в деревню подскочу.
– Один?
– Один, а что? Не возвращаться же с пустыми руками.
Сотников зябко подрагивал от холода: на ветру начал люто пробирать мороз. Чтобы как-то сохранить