Пожар любви

Лэниган Кэтрин

Войдя внутрь маленькой капеллы, Зейн поразился количеству людей, заполнявших скамьи. На вид их было больше сотни. Они с матерью сели в пятом ряду от конца, поставив коляску с Тэдом в проходе.

Преподобный Майкл Эзертон подошел к своей кафедре и начал службу. Минут десять Зейн слушал его внимательно, потом невольно отвлекся. Он сам не знал, чего ожидал, но явно чего-то большего. Они приехали не для того, чтобы послушать богослужение, а за исцелением. Зейн злился на то, что отец должен сидеть и слушать эту длинную

службу. Ему и самому не сиделось, он то скрещивал руки, то возвращал их в прежнее положение. Мать с таким благоговением внимала тому, что говорил преподобный, что Зейну хотелось ткнуть ее чем-нибудь, чтобы вернуть на землю. Он повернулся к отцу и увидел, что тот смотрит на него.

Зейн попытался улыбнуться ему, но у него не слишком получилось. Тэд еле заметно улыбался в ответ.

Выражение безнадежности в глазах отца потрясло Зейна. Наконец-то он понял. Тэд верил в чудесное исцеление не больше его самого, но он согласился на все эти мучения из любви к жене. Бросив взгляд на мать, Зейн вдруг почувствовал жгучее презрение. Ханна и вполовину не любила мужа так, как Тэд любил се. Ей так хотелось доказать свою правоту, что она принесла в жертву своей вере последние дни мужа, обрекая его на лишние страдания.

Зейн сжал кулаки. Ему хотелось ударить кого-нибудь… Хотелось плакать, кричать, забрать отца из этого сумасшедшего дома, туда, где он мог бы умереть спокойно. Но он чувствовал себя беспомощным и ненавидел себя за это ощущение.

Наконец мистер Эзертон попросил тех, кто нуждается в исцелении, выйти вперед по одному. Поднялась пожилая негритянка, сидевшая в первом ряду. Увидев ее белую трость, Зейн понял, что она слепая. Он смотрел, как преподобный возложил руки на голову женщине и легким движением провел пальцами по глазам.

Внезапно она воздела руки вверх.

— Я вижу! — воскликнула женщина. — Господь явил свою милость, я вижу! — громко запричитала она.

Вокруг нее столпилось несколько человек. Зейн видел, как сияло ее лицо. Она действительно вела себя как зрячая. Отбросив трость, она вернулась на свое место без посторонней помощи.

Вперед вышла другая женщина, и священник положил ей руку на область сердца. Он прочитал молитву и процитировал Иакова. Женщина подняла опущенную голову и бросилась к нему на шею.

— Я вылечилась! Исцелилась! Исцелилась!

— А что у нее было? — спросил Зейн, но мать не обратила на него внимания.

— Теперь те, кто сидит в колясках. Самые страждущие. Двигайтесь вперед.

Вскочив на ноги, Ханна буквально отпихнула Зейна.

— Я повезу отца!

Зейн последовал за ней. Перед ними стояло еще пять колясок. Зейн наблюдал все исцеления и заметил, что, хотя пациенты улыбались, после того как проповедник возлагал на них руки, никаких чудес не происходило. Ни один из них не встал с коляски и не ушел полностью исцеленным, как библейский паралитик.

К

тому моменту, когда подошла очередь Тэда, Зейн уже чувствовал заметное недоверие. Преподобный стал молиться над отцом.

— Наложением рук на голову твою, как делал это Господь наш Иисус Христос, я призываю Господа Иисуса излечить твое больное тело от всех хворей. — Он жестом отпустил Тэда.

Зейн видел, как мать вывезла коляску назад в проход, но отец не шелохнулся. Он посмотрел священнику прямо в глаза.

— Почему он не встает?

— Твой отец очень болен. Должно пройти не меньше часа, прежде чем свершится исцеление.

Зейна это не убедило. Мистер Эзертон взглянул на него:

— Возвращайся на свое место, сын мой. Болезнь твоего отца исцелена. Обещаю тебе именем Иисуса.

Зейн в нерешительности вернулся на свою скамью. Взял отца за руку. Вены выступали на ней еще сильнее, чем прежде. Тэд походил на привидение. У Зейна на глазах выступили слезы. Если бы Лили была рядом, это придало бы ему сил.

Шли дни, ритуал исцеления повторялся, а отец все не выздоравливал. Несмотря на это, Ханна не переставала верить преподобному Майклу Эзертону. А Зейн перестал. В тот самый день, когда узнал, что происходит у него за спиной.

— Мама, сколько? — потребовал он, стоя рядом с ней на пороге бунгало.

Ханна поджала губы и не ответила.

— Сколько денег ты отдала этому человеку? — От гнева сердце так стучало в груди, что, казалось, вот-вот вырвется наружу.

— Пятьсот…

— Ты отдала ему пятьсот долларов? Мы не можем уплатить дома по счетам, а ты это сделала? Ты что, сошла с ума? — Чтобы не ударить ее, Зейну пришлось отойти подальше. И это его мать?.. Такая дура? — Неужели ты не видишь? Он же негодяй, а не Божий человек!

— Да! Я знаю! — Ханна разрыдалась.

— Мама, Бог не исцелит отца. Он хочет забрать его у нас. Отпусти его.

— Не-ет! — завыла она. — Я не дам ему умереть!

— Но это от тебя не зависит. Не бери на себя роль Господа. Это безумие. Ты не права.

Она закрыла лицо руками, и все ее тело содрогнулось от рыданий. Подойдя ближе, Зейн обнял мать.

— Нам надо ехать домой, мама. Я не хочу, чтобы папа умер в чужом краю. Я хочу, чтобы он умер в Техасе. Поедем домой.

Ханна ничего не могла ответить, она слишком сильно плакала. Зейн отвел ее в бунгало. Собрав вещи, они тем же вечером уехали.

Солнце уже почти село, когда они добрались до Бандеры, и Зейн перенес отца в дом, в его комнату. Потом помог матери лечь и оставил ее. Ханна тут же заснула.

Зейн вернулся в отцовскую комнату и опустился на колени у кровати.

— Спасибо, сынок, — сказал Тэд, взяв его за руку.

— Мне хотелось, чтобы ты вернулся домой, папа.

— Я… я тоже хотел этого.