Правитель Пустоты. Цветок пустыни
Шрифт:
Лантея закрыла глаза, но все равно слышала жуткие крики умирающих и смачные чавкающие звуки разрываемых тел. Многие альвы сразу же проснулись от душераздирающих стонов и стали невольными свидетелями казни беглецов. Ксоло вскоре вернулись на свои места. Они были сыты и довольны, облизывая свои окровавленные морды. Теперь было ясно, почему часовые могли позволить себе поспать: более чуткие охранники стерегли рабов.
Как только солнце окрасило горизонт в светло-розовый цвет, ифриты пинками и окриками принялись будить пленников. Караван в быстром темпе шел все так же на север, лишь иногда слегка отклоняясь на восток. Лантея практически весь день напряженно приглядывалась к Виеку, который находился в ее колонне на пару альвов впереди. Его рука обессиленно
Так прошло еще несколько часов, пока один из пленников, у которого вокруг головы была обмотана пропитанная свежей кровью повязка, не упал без сознания на землю, утягивая за собой соседей. Ифриты сразу же принялись кричать и обжигать рабов ударами кнута, однако альв в себя не приходил. Больного пытались поднять его собратья, но открывшаяся рана на голове лишь сильнее начала кровоточить, из-за чего по его лицу потекли густые алые струйки.
Несколько ксоло без всадников неожиданно начали беспокоиться. Они принялись прыгать на месте, рыть землю когтями и поскуливать. А после один из них без команды хозяина вдруг резко бросился к раненому альву, видимо, одурманенный запахом свежей крови. Двое псов сразу же последовали за ним. Ифриты принялись свистеть и разгневанно отзывать собак, но те уже впились своими мощными клыками в тело альва. Хозяева ксоло устремились следом за своими жестокими питомцами и били их обухами кнутов и палками, пока те не выпустили из пасти уже полностью обезображенный труп, оставшийся от раба. Альвы с ужасом смотрели на останки своего собрата.
После этого ужасного происшествия караван шел дальше почти до самой полуночи. Лишь тогда имперцы дали команду на отдых, и все пленники мешками упали на землю, лишенные сил. Большая часть одежды на рабах порвалась и была покрыта слоем пыли и грязи, из-за палящего солнца у многих обгорела кожа, а волосы сбились в колтуны. От них несло потом и мочой. Трудно было в этих измученных созданиях опознать представителей гордой расы альвов. Да и сам Ашарх выглядел ничуть не лучше.
В этот раз преподаватель с интересом наблюдал за тем, как некоторые альвы уже робко тянулись к мешку с мясом. Их сопровождали злобные взгляды голодных соотечественников, которые пока что не поступились собственными принципами. Профессор и его шеренга этим вечером оказались почти у самого края круга, поэтому он с любопытством прислушался к разговорам между имперцами, которые явно были чем-то озабочены:
— Да здесь эта река должна быть, говорю тебе! Мы от нее ровно два дня шли! — громко возмущался один из ифритов, на котором была надета тяжелая кожаная юбка, покрытая кольчужными кольцами. Это явно был один из представителей тяжелой пехоты.
— Ну вишь ты, дурья башка, нету ее! — беззубо прошепелявил огромных размеров имперец, чей рот пересекал уродливый рубец. — Ежели мы вовремя к границе не выйдем, то галеры уйдут.
— Никуда они не уйдут, — возразил еще один ифрит, разглядывающий какой-то свиток. — Сотник сказал, что корабли будут стоять сколько надо. Завтра мы выйдем к реке. Это точно.
— И хоть бы быстрее! Жарко тут как в печи, — пожаловался первый из говорящих, смахивая со своего обнаженного торса капли пота. Ашарх знал, что никто из имперских воинов не закрывал живот доспехами, таким образом демонстрируя храбрость и отсутствие страха перед смертью или ранениями. Именно поэтому солдаты были покрыты шрамами, как их псы — блохами.
— То верно. Скорее бы в Тардор, там уже осень… Прохладно небось, хорошо! — протянул беззубый воин и его поддержали несколько голосов. — В подполе холодная настойка ждет!
— Рано тебе об отдыхе думать, Медвежий Рев. Сначала бы доплыть до Салкахаса без проблем, чтобы вся эта падаль зеленая не подохла и не разбежалась.
— Да там до дома рукой подать по тракту. Чай с галер они никуда не денутся, десятник.
— Сам знаешь, они глупые да гордые. Языки себе оторвут, лишь бы сдохнуть с честью, — ифрит с картой, который, судя по всему, был командующим этого десятка, кивнул себе за спину, где спали пленники. — Чем больше народа экзарху приведем, тем больше заплатит. Но таскаться с этими недоносками слабыми и беречь их тоже не хочется. И так пять десятков наших порешили.
— На галерах старичье всякое и хворые подохнут, а генерал-экзарху только сильных приведем. Может, он за них даже вдвойне заплатит, — потирая руки, проговорил ифрит, до этого молча жевавший колбасу. — Если до галер никто не сдохнет больше, то почитай отличный улов у нас!
Все солдаты поддержали говорившего нестройным гулом голосов, а Ашарх, уже закрывая глаза, с отчаянием подумал, что если ему с хетай-ра не удастся сбежать до границы империи, то после Салкахаса их шансы начнут таять на глазах.
Очередной ранний подъем никому не добавил добродушия. Альвы стоически страдали, все еще продолжая отказываться от мяса и питаясь лишь найденными по дороге корешками и ветками кустарников. Степи становились все зеленее, их бескрайняя равнина тянулась до самого горизонта, и лишь иногда вдалеке можно было заметить, как из объемных облаков тянулись косые штрихи дождя. К сожалению, в этой части прерий не стоило даже мечтать о ливнях, поскольку воздух был застоявшимся и раскаленным, как чугунная сковорода. Периодически каравану попадались голые стволы одиноких деревьев, но до желанной прохлады ифритских лесов нужно было идти еще долго. Многие альвы, привыкшие к влажной земле Леса, обжигали голые ступни о высохшую почву степей и рвали на себе одежду, чтобы обмотать стертые ноги.
Ашарх целый день потратил на то, чтобы в шеренгах пленных рассмотреть хотя бы одно знакомое лицо. Он надеялся, что увидит Бриасвайса или начальника гарнизона. Но ни один из альвов раньше не встречался профессору, даже среди немногочисленных стариков не было тех, кто входил в Малый Синклит. Они все или погибли при захвате крепости, или же им удалось скрыться в Лесу. На одной из остановок преподаватель, осторожно называющий имя «Бриасвайс» всем альвам, к кому мог обратиться, наконец отыскал того, кто сумел приоткрыть завесу тайны над судьбой заместителя начальника гарнизона. Сутулый одноглазый воин, чья глазница еще сочилась гноем и сукровицей, провел пальцем по животу, демонстрируя, что Бриасвайсу выпустили кишки. Ашарху от этой информации не стало легче, но, по крайней мере, ни на какие силы, кроме собственных, теперь рассчитывать не стоило.
Ифриты становились злее: ранние подъемы и тяжелые переходы по жаре могли утомить кого угодно. Поэтому имперцы вымещали гнев на безвольных рабах. Они шутили, толкали альвов и дразнили их бурдюками с прохладной водой. К середине дня одному из рабов напекло голову, и он потерял сознание. Караван остановился, а один из всадников слез с ксоло и пошел проверять состояние пленника. Он побил его по щекам, но альв не шевелился. Тогда воин пощупал вену на горле, однако и она не билась. Похоже, это была первая жертва сурового голодного режима. Солдат снял с шеи пленника веревочную петлю, поднял тело за ноги и оттащил в сторону. Все рабы, замерев в своих шеренгах, с опаской наблюдали за происходящим: несколько хозяев ксоло подвели псов к трупу и отдали команду. Собаки мгновенно набросились на мертвеца, они разрывали плоть клыками и, не жуя, проглатывали мясо с рычанием. Несколько животных даже завязали драку за право обладания внутренностями: они с угрожающим воем вцепились друг другу в загривки и царапались до тех пор, пока один, поскуливая, не отполз в сторону. Через пять минут от альва не осталось ни косточки, а довольные хозяева отвели своих сытых питомцев обратно в строй. Среди дрожащих от ненависти и страха рабов слышался одинокий женский плач.