Право на честь
Шрифт:
– О сцене на месте приземления, увы, уже знаем. Весть привез мотоциклист. За парашют, подаренный вами цыганам, придется, уважаемый Павел Игнатьевич, платить. Вам, извините, лично платить. «Ирвины» у нас на вес золота.
– И сколько же он стоит? – смутился Гроховский. Услышав названную цифру, с горечью произнес: – Мне и за два года столько не заработать.
– Намереваетесь еще прыгать? Или всё таки поняли, что к подобным действиям нужно планомерно и неторопливо готовиться?
– Обязательно буду прыгать, товарищ Скрипухин… если доверят. Неужели так дорого стоит парашют Ивина? За что ж платить такие деньги,
– Я не шучу, уважаемый. Мы переводим за границу не ассигнации, а золотые рублики. Золото, товарищ Гроховский, червонное! Ирвин достоин того…
Лидии Л. Гроховская вспоминает:
…Бизнесмен Ирвин прилично зарабатывал на своих парашютах, Спасшимся с их помощью лётчикам дарил значок «Золотая гусеница» из чистого золота. Первым из советских летчиков его получил М. Громов. Ирвин ловко стряпал увлекательные и страшные рекламные фильмы, в них все пилоты, попавшие в аварийную ситуацию, погибали, если пользовались парашютами других фирм. Тут же рассказывалось, что Ирвин использует для своей продукции только шелка японской засекреченной фирмы, и вырабатываются они из неповторимых коконов. Одни из таких короткометражных фильмов я видела.
– Тысяча рублей золотишком спекулянту Ирвину за парашют?! С какой стати! Он жиреет на пашей серости. Надо сделать свой парашют, из недорогой ткани, – загорелся Павел…
Муж совершил благополучно еще два прыжка. Четвертый для него чуть не оказался роковым.
Считая, что большие высоты для десантников опасны (пока они спускаются, враг может их расстрелять), Павел с каждым полетом уменьшал высоту прыжка. На сей раз было шестьсот метров. Опять произошла ошибка с ветром и другие накладки. Павла отнесло за границу аэродрома в самое неудачное место: на ограждение из колючей проволоки. Он зацепился ногами за стальные колючки, его повернуло, купол, прижимаясь к земле, резко дернул Павла и он с маху упал на жесткую каменистую россыпь спиной. Удар был настолько сильным, что сразу же парализовало руки и ноги.
Я примчалась в госпиталь и увидела его в полном сознании, но совершенно беспомощным. Это было ужасно…
До сих пор не могу забыть виноватое выражение лица и слова:
– Врач говорит, что случилась контузия, но со временем двигательные функции восстановятся. Не плачь, Лидонька. Тебе нельзя волноваться, ведь скоро будешь мамой.
Почему-то именно слова «двигательные функции» меня особенно испугали. Перед глазами встали гипсовые руки, ноги, корсеты на свалке около санатории дли военных и Евпатории, Я не могла сдержаться и разрыдалась. Меня чем-то напоили, и выпроводили из палаты, отвезли па автомашине домой. Малынич передал просьбу лечащего врача не приходить в больницу недельку-другую.
Я навещала Павла каждый день. Врач оказался прав. Постепенно Павел стал шевелить пальцами рук. Потом садиться па койке. Потом вставать с койки при помощи костылей. Делать несколько неуверенных шагов. У него оказалась очень сильная воля.
В госпитале Павел постоянно думал о парашютах. Когда смог, стал рисовать, чертить на бумаге, считать. Я подолгу и как можно внимательнее слушала его рассуждения. Его парашют должен быть устойчивее парашюта Ирвина и, самое главное, намного дешевле. Он решил использовать для пошива купола самую дешевую
– Понимаешь, Лида, чтобы сбросить пушку, например, понадобится в десять-двадцать раз больший парашют, чем людской. Если его делать из японского шелка, сколько он будет стоить? Намного дороже самой пушки! Не дело! Только дешевый парашют позволит нам сбрасывать массы людей, сотни, тысячи бойцов и технику, любую технику! – говорил он убежденно.
После лечения в госпитале врачи советовали ему полежать дома. Куда там! Удержишь его в постели! Вскакивал с первым утренним лучиком. Мы ходили по магазинам, ощупывали разные материи: перкали и даже батист. Пробуя на прочность, рвали полосы материи, растягивая вдвоем изо всех сил. Я шила парашюты небольших размеров.
По вечерам Павел через чердак забирался на железную крышу трехэтажного дома №23 в 1-м Колобовском переулке, ловил ветер хлопчатобумажным парашютиком своей конструкции, одним из «вариантных», как он их называл. Я стояла на улице, обычно в окружении дворовых мальчишек, – мы ловили «зонтики» внизу, иногда снимали их с электропроводов или с соседних крыш малоэтажных домов.
Глава 6. Задание Тухачевского
Идея создания нового парашюта Гроховскому была подсказана необходимостью.
Основанный в 1926 году Научно-исследовательский институт ВВС РККА должен был начать «систематические и всесторонние испытания» всех существующих в то время более-менее надежных парашютных систем. Почти целый год ушел на организационные мероприятия. Затем в распоряжение ВВС поступили несколько сот закупленных парашютов – все спасательные – фирмы «Гофман», стоимостью по шестьсот долларов каждый, позже приобретали в громоздких ранцах японские «Нанака», английские «Жекекюю», французские «Авиариес», тоже не дешевые, и парашюты «Ирвин» по тысячи валютных рублей за штуку.
Занимался в НИИ исследовательской работой по зарубежным системам специалист Скрипухин, безраздельно верующий в безотказность иностранных парашютов и скептически относящийся к отечественному парашюту Глеба Котельникова. Модернизацией и улучшением этого парашюта занимался летчик и инженер Михаил Савицкий с единомышленниками. Но они работали в условиях недоверия, плохо обеспечивались материалами. Савицкий готовился к поездке в Америку для изучения организации производства парашютов. Смог поехать туда только в 1930 году.
До 1929 года исследовательская работа ограничивалась изучением конструкций иностранных марок, составлялись инструкции пользования ими, описания на русском языке.
Практической экспериментальной работой не занимались, и. конечно, пропагандой парашютного дела тоже. Летчики не верили в безопасность парашютного прыжка. Скрипухина из НИИ за глаза называли «гросс-теоретиком безнадежного дела».
За два с лишним года не сделали ни одного прыжка с целью изучения систем в воздухе. Только в апреле 1929 года, когда Скрипухин и его приверженцы пришли к теоретическому выводу, что лучшим в мире является парашют системы «Ирвин», в Америку послали Леонида Григорьевича Минова для ознакомления с аварийно-спасательной службой в авиации США. 13 июля в Буффало он совершил свой первый прыжок и отбил телеграмму в Москву: