Пределы выживания (Полигон - I)
Шрифт:
– Что там у тебя, давай грузи, - кричит мне старлей.
– Сейчас.
– Доктор, мы тебе поможем, - это дед Тимофей.
– Пойдем, - командует он окружившим его людям и рукой зовет их в дом.
За пол часа машина загружена и мне показалось, что картин и вещей увеличилось, чуть ли не в двое. Я отдаю письмо Риты и адрес ее мамы старлею.
– Вот отвезешь сюда.
– Ну ты даешь, старина, надо же как прибарахлился, а всего то живешь, несколько месяцев. Будь спокоен, довезу.
Днем у меня сидят несколько пациентов и завсегдатаев.
– Игуменья Аграфена просит вас срочно приехать.
– Что произошло?
– Ракета... разорвалась над нами...
– Шариковая, с пластинами, химическая?
– Нет..., с огнем... Несколько монахинь пожгло. С пожаром, слава богу, справились...
– Сволочи, мать их в стенку, что же они делают.
Монахиня испуганно крестится. У медсестры Надежды от изумления выпал из рук карандаш. Я иду собираю свой чемоданчик.
Опять машина, противно скрипя изношенными конструкциями, вывозит меня из села.
В огромном дворе монастыря еще дымится бревенчатое строение. Сам монастырь не пострадал, камень и черепица, спасли его от небесного подарка. Игуменья Аграфена, с испачканным сажей белым воротничком, встретила меня на ступенях.
– Как это произошло?
– после приветствия спросил я.
– Слава богу, что взрыв был там, метрах в ста от забора. Сначала ухнуло, а потом яркая вспышка и все вокруг залило огнем... Камень забора сдержал силу огня, но все же язык лизнул крышу часовенки. Она в основном и загорелась, три монахини, что там были, в пламени выскочили наружу. Еле погасили на них огонь. Пойдемте, доктор, я их покажу.
Только одна из них без сознания. Ожоги охватили всю нижнюю часть тела. Я чищу ранки, дезинфицирую пораженные площади и смазываю все мазью Вишневского. Теперь я бессилен, нужно терпение и время для ее лечения. С остальными легче, очаги поражения небольшие, им тоже оказываю помощь.
Игуменья угощает меня чаем.
– Говорят, вы картины отправили в Барнаул.
Ну вот об этом уже все знают.
– Да, матушка, хочу там показать их людям.
– Вы здесь нужны, доктор. Кто то должен бороться против этой... военной мерзости.
– Матушка, надо бороться в миру, а не в этом котле. Здесь дальше проволоки не плюнешь.
Она красиво, как Кустодиевская купчиха, держит блюдце с чаем и размышляет.
– Хорошо, будете там, вас же раздавят... Машина подавления такова, что и слова пикнуть не посмеете.
– Я считаю надо попробовать.
– Как же вы думаете пробраться туда?
– Пока еще точного плана у меня нет, но я знаю одно, надо бежать... В отличии от местных, у меня же пока есть паспорт и на первых порах где то можно устроиться, есть друзья, которые может быть и не предадут. Я понимаю, могут объявить всесоюзный розыск, обозвать преступником, но даже если потом и поймают, я хочу успеть написать письма во все общественные организации, министерства, за границу. Хочу устроить передвижную выставку...
Игуменья качает головой.
– Что-нибудь не так, матушка.
– Мне в это мало вериться, но дай вам бог счастья. Если вы действительно хотите спасти нас, я хочу благословить вас на это.
– Спасибо.
– Теперь давайте подумаем как исчезнуть от сюда. Разговоры это одно, а организовать бегство это другое, я хочу помочь вам. У меня в Иркутске, служит в православной церкви отец Иоанн, очень хороший человек. Если будет совсем худо, бегите туда. Я дам рекомендательные письма к нему, а дальше все зависит от вас.
– Хорошо, матушка. Только осталось самое сложное, как выскользнуть от сюда.
– Есть только один способ..., через полигон.
– Через полигон?
– Да. Границы полигона столь огромны, что не все тщательно охраняются. Река Чулым, приток Оби граничит на севере, там постоянных постов нет и как я знаю, ходят только патрульные машины. Закрыты на проволочные заграждения только западные и восточные направления, здесь тоже ходят патрульные машины, но зато имеется больше сюрпризов и сигнализации. На южной части, из-за гористой местности, есть только редкие посты, в основном на дорогах. Где то у меня сохранилась старая карта этого района, на ней есть проходы..., но сохранились ли они, я не знаю.
– Спасибо, матушка. Тогда только, когда я буду удирать, молитесь за меня, чтобы мне на голову не упала какая-нибудь ракета или не застукали наблюдатели.
– Это я постараюсь. Посиди здесь, я тебе карту принесу.
Через двадцать минут она приносит мне сложенную огромную черно белую карту с масштабом 1:2.
– Вот, это аэросъемки, которые здесь проводили десять лет назад, когда размечали полигон. Только просьба не спеши удирать, хорошо подготовься и выбери момент.
– Матушка, на карте по мимо наших поселков указано еще несколько других, которых... нет, это же... документ...
– Десять лет назад действительно это был цветущий край, поля давали хлеб, леса полны живностью, но теперь осталась эта карта, свидетельница прошлой жизни. Полигон сожрал почти все.
– Я поеду, матушка.
– Бог тебе в помощь.
Она перекрестила меня.
Рита слушает меня напряженно.
– Она тебе дала карту и благословила?
– Да.
– А как же я?
– Бежим вместе.
– Я боюсь, боюсь этого непредсказуемого полигона, боюсь ходить по его земле, дышать его воздухом...
– Решайся. Я тебе ничего не могу гарантировать, здесь нужно рисковать.
– Можно я подумаю.
– Думай подумай, только учти, скоро наступит осень, вода и грязь уменьшат наши шансы добраться до реки. Там еще надо найти средства переправы.
– Но там же могут быть... всякие сюрпризы.
– Игуменья говорила, что здесь нет часовых. Уже больше десятка лет, как возник полигон, здесь разъезжают патрульные машины. Так что проскочить можно.
– Боже мой, как я боюсь.
Она ушла от меня в смятении.