Предвестники
Шрифт:
Мельтиар взглянул на каждого из нас, по очереди, долго, и сказал:
– Возвращайтесь в город. И не беспокойтесь - я все успею. Мое время еще не кончилось.
Темнота рассыпалась шквалом искр, обдала нас жаром, отняла дыханье на миг. И погасла - Мельтиар исчез, мы остались на крыше машины втроем. Я все еще слышала его слова, они не смолкали, опутывали сердце ледяными нитями.
Время... еще не кончилось?
– Что он сказал?
– прошептала Амира. Ее радость стала теперь стеной тонкого стекла, звенела и дрожала, но не могла скрыть пропасть страха.
–
– Я расскажу по пути, - тихо ответил Рэгиль.
Мы запрыгнули внутрь машины. Огни панелей замерцали, запели двигатели, мы разрезали небо. Мир мчался мимо нас: штормовое море и песчаные дюны, холмы и дороги, закатное солнце и гряда гор, вырастающая из-за горизонта. Мир вокруг стал одним ярким пятном, - я не могла смотреть по сторонам, я ждала, что скажет Рэгиль.
– Он уже это говорил.
– Голос Рэгиля, такой спокойный и тихий, был словно исчерчен изнутри - так видишь следы молний за закрытыми веками, черные на белом.
– И еще он говорил после битвы в столице: "Что бы не случилось, помни о цели, она важнее всего, победа важнее всего". И он говорил, много раз, что его время скоро кончится.
Я поняла - никогда прежде мне не было страшно. Лед звенел в моей крови, замораживал душу. И, пытаясь спастись от него, я сказала:
– Война закончится, наступит преображение. Он говорил об этом?
Рэгиль покачал головой.
– Я не знаю.
39.
Парус раздувался над нами - серебристый шелк, наполненный ветром и волшебством. Я не слышал своего голоса, - он смолк еще на берегу, когда песня полета освободила корабль из песка, опустила на воду. Без единого звука и почти без сил, я пел. Море бросалось на нас, пыталось ворваться в пробоины, захлестнуть, разломать палубу, увлечь на дно трухлявые доски. И, не в силах забрать корабль, море затопило мою душу.
Моя жизнь утекала в песню, я не слышал себя и не видел, я стал тенью. Каждый порыв ветра, каждый удар волны грозили сбить меня с ног, - но я не мог замолчать. Иногда сознание возвращалось ко мне, и я видел Ниму. Она обнимала меня, ее тепло и солнечный напев вливались в мое сердце и стремились вверх, к парусам. Иногда я чувствовал на плече руку Лаэнара. Его сила была горячей и звонкой, и песня разгоралась, корабль поднимался над волнами, мчался быстрей.
Так продолжалось бесконечно - я терял силы, принимал и выплескивал их вновь вместе с песней и кровью души. С каждым разом волшебство проникало в корабль все глубже, ветер стал вторить ему и волны, - море уже не сражалось с нами, не пыталось задержать.
Я замолчал, отпустил борт, лег на мокрые доски. Палуба кренилась, небо качалось, ветер грохотал в парусах. Песня полета струилась по жилам корабля, ее повторяло море. Эти голоса звучали так прекрасно, я мог слушать их вечно. Сплетение мелодий влекло в сон, в глубину видений. Мой сумеречный ветер был рядом, я почти слышал его, - он звал, хотел сказать о чем-то важном.
Но моя душа была исчерпана, сердце - переполнено соленой водой, у меня не было сил окунуться в видения.
Я не хотел знать будущее.
Никогда этого не хотел. Я хотел летать, хотел сражаться, хотел прикоснуться к самому яркому и тайному волшебству. "Не уходи из Рощи, - говорил мне Зертилен.
– Здесь есть все, что ты ищешь".
Мои глаза горели от соли.
– Смотри, я так многого добился, - сказал я, глядя в небо.
– Ты гордишься мной?
– С кем ты говоришь?
– спросил Тин.
Я ухватился за его протянутую руку, поднялся, перевесился через борт. Стальные волны мчали нас, пеной разбивались о борта корабля. Я смотрел, как поет и движется море, ни на мгновенье не остается неизменным.
– С моим учителем, - ответил я. Даже не оборачиваясь, я чувствовал присутствие Тина, и рядом с ним были другие люди - наверное, все подошли посмотреть, что со мной. Все, кроме Нимы и Лаэнара, я забрал у них слишком много сил.
– Он погиб в Атанге. Его убили враги.
Тин прислонился к борту рядом со мной, - его сочувственные слова утонули в шуме моря и шквале моих мыслей.
Тогда, на площади, Кимри сказал: "Все волшебники здесь", - но многих из тех, кого я знал с детства, там не было. Сколько в Роще было таких, как Зертилен? Почему он попал туда, как туда попали мы с Нимой? Почему враги допустили это?
Должно быть, я забылся и произнес это вслух, - и один из ополченцев ответил мне:
– Да чтобы не было подозрений. Говорили же, что любой может прийти туда и учиться магии.
– Лучше бы все помнили то, что давно известно, - сказала Аник. Ее голос, сухой и резкий, крошился на ветру.
– Все знали, что магия - искусство врагов. И позволили им жить в Атанге!
Магия подняла корабль, магия несет нас прочь от врагов, а ты все еще обвиняешь ее, Аник?
Но в этот раз я сумел удержать свои мысли, не произнес их. Они бились во мне как волны, распадались на соль и грохот.
Волшебство, песни, звук и свет, уходящий за пределы души, сияющий так пронзительно и ярко, - я не откажусь от этого никогда. Пусть никто в мире больше не будет учить меня, - я научусь всему сам. Я прикоснусь к самому сердцу волшебства, войду в сплетение песен.
– Нет ничего, - сказал я, - прекраснее магии.
Я обернулся, встретился взглядом с Аник. Усталая, как и все мы, в грязной одежде, с волосами, выбившимися из косы, - она смотрела на меня так же сурово и непримиримо как тогда, в деревне у подножия гор.
– Почему бы тебе не проследить за своими... друзьями?
– спросила она и кивком указала на мачту.
Палуба качалась под ногами - один неверный шаг и сорвешься в проломы досок. Но на щиколотках неслышно звучали браслеты, удерживали меня, вели верным путем. Десять или двадцать шагов - такой долгий путь. У меня почти не осталось сил.
Как и у Нимы. Она сидела на груде канатов - Тин и ополченцы привезли их вчера из старого порта вместе с огромным рулоном шелка - сидела, обхватив руками колени, в полузабытьи. Лаэнар был рядом, стоял, прижимаясь спиной к мачте. Он был бледен, словно песня яда снова сжигала его, и смотрел в пустоту. Парус колыхался над ним как свод шатра.