Прекрасный белый снег
Шрифт:
— Скажите, Сергей..., Венька задумался на секунду, словно что-то вспоминая, — ммм, Станиславович, а нельзя ли от меня вот это для начала отцепить, — он указал глазами на дурацкую, изогнутую торшером железяку с капельницей наверху. — Рука, знаете, устала что-то.. В знак наших добрых отношений. — Раз уж динамика положительная такая? Да и в туалет бы не мешало... — улыбнулся он будто извиняясь.
— Конечно. Почему нет? — на этот раз уже серьёзно, без улыбки ответил Сергей Станиславович. — В этом необходимости я теперь не вижу. Вот обход закончу и немедленно распоряжусь.
"Так, официальная часть видимо прошла успешно, — про себя отметил Венька. — Начинаем разговаривать как нормальный человек.
— Да, — тепло улыбнулся ему доктор, — минут через десять вам принесут бельё. Оденетесь, будете как все, — он указал рукой на продолжавших резаться в домино больных, — на человека хоть станете похожи. И через часик жду вас у себя в кабинете. Надо бы нам с вами ещё поговорить, поподробнее немного. Не возражаете, надеюсь?
Веня не возражал. Он никогда не возражал. Сначала...
Венька, конечно, храбрился немного, такого крутого разворота он не ожидал. На самом деле, никакого желания решать здесь хоть что-то у него, конечно, не было. Да и сил на новые подвиги, после вчерашнего, слава Богу, неудавшегося, — думал он, — эксперимента, тоже совсем не оставалось. Слабо ещё теплилась какая-то смутная надежда на беседу с главврачом. "Ведь зачем-то он меня всё же пригласил, — рассуждал про себя Веник, — не чайку же попить, на брудершафт? Понятно, будет мозги полоскать, но почему именно сегодня? Мог бы и на завтра отложить, да и вообще, за два месяца кому хочешь крышу снести можно, без проблем. Чего бы это он, — недоумевал Веня, — к чему такая спешка?"
Вскоре ему принесли мягкую, в крупную зелёную клетку пижаму на пару размеров шире его и без того не узких плеч и здоровенные, ободранные тапки-шлёпанцы, наподобие тех, что можно взять в бане напрокат, за неимением своих. Дылда санитар, молодой довольно парень с рыжими, жёсткой короткой щеткой усами и глазами идиота ("Ну дурка же, куда денешься, — прокомментировал он про себя"), отцепил его от капельницы, и Веня смог наконец, поднявшись со своей койки-каталки облачиться в больничную одежду. "Вот уж теперь, действительно, нормальный человек", — усмехнулся молча он. Дабы не мести штанами помещение он подвернул на поясе резинку на пару оборотов, закрутил в манжеты рукава и отправился в разведку — исследовать для начала больничные покои, где оказался волею судеб.
Чувствовал он себя, если учесть вчерашние события, в общем-то, неплохо. Конечно, немного подрагивали руки, под левым локтем, вокруг следа от иголки назревал изрядных размеров синяк, и отчего-то жутко болело горло. "Ничего, ничего, — успокаивал себя Веня, — бывало и похуже." Да, пожалуй, бывало и похуже. Но никогда ещё, ни разу в жизни не ощущал он себя настолько потерянным, опустошённым и униженным, причём, как бы ни трудно и горько это было, приходилось признать, униженным самим собой, придурком. Самим собой! Хотя, возможно, что-то подобное в его нелепой жизни всё же и случалось.
Осторожно, словно проверяя на прочность слабые ещё после вчерашнего, немного подрагивающие ноги, он вышел в широкий больничный коридор, аккуратно, чтобы не шуметь прикрыл за собой калитку в дивный сад и огляделся. Коридор оказался совсем не длинным, из чего можно было сделать вывод, что странное то место куда он так неожиданно попал, не рассчитано на большое число душевнобольных. По правую руку, в нескольких метрах от себя Венька увидел закрытую матовым стеклом почти до половины дверь, точно такую же он только что закрыл. За ней, на том же расстоянии — ещё одну, в точности повторявшую предыдущую. Слева, немного поодаль, в самом конце коридора, за открытом дверном проёмом нашлась довольно большая комната, или скорее, небольшой зал, чем-то напомнивший ему холл для гостей в затрапезной гостиничке, где-нибудь в провинции. Те же продавленные, синего дермантина диваны, пластиковые столы с придвинутыми плотно пластиковыми же стульями, тот же телевизор Радуга на тумбочке. "Комната отдыха, — догадался сразу Веня. Она же, судя по запаху, и столовая." Почти сразу же за ней, метрах в трёх, в торце коридора располагалась небольшая полукруглая стоечка, чем-то напомнившая ему лекторскую кафедру, в институте где он учился много лет назад. За кафедрой, на высоком стуле, скучая над газеткой сидел тот самый дылда-санитар с усами фельдфебеля и белёсыми глазами идиота. На Веню он не отреагировал никак. Напротив комнаты отдыха-столовой, в нескольких шагах от входа в его палату оказался тот самый кабинет, куда его совсем недавно так любезно пригласил главврач. На двери, отсвечивая тускло жёлтой бронзой красовалась позолоченная табличка с надписью "Заведующий отделением", а на следующей за ней, метрах в пяти поближе к выходу, прямо напротив их палаты, висела табличка уже попроще, обычного мелового пластика, гласившая что здесь находится процедурный кабинет. "Интересно, что тут у них за процедуры, — подумал Веня. — Пытки электричеством? Прямой массаж головного мозга?"
Далее следовала ординаторская, за ней ещё одна, уже без всяких табличек дверь, и такая же напротив, с нарисованными на ней горбоносым, обливающим себя весёлым зонтиком воды довольным кашалотом, и ванной, накрытой шапкой белой пены. И наконец, ещё чуть-чуть подальше, в самом конце коридора виднелась металлическая, широкая с круглым как в подлодке застеклённым оконцем, последняя уже, явно входная дверь. В том, что это именно так и было, никаких сомнений возникнуть не могло: рядом, за столом, на небольшом вращающемся кресле-стуле сидел сержант милиции. На этом, собственно, все и заканчивалось. "Да, — подумал Веня, — прогуляться на свежем воздухе здесь, похоже, не удастся. Грустная картина..."
Он подошёл поближе. От двери без опознавательного знака, через небольшую щель снизу отчётливо тянуло до боли знакомым запашком, ошибиться было невозможно: кислый, застарелый, слегка разбавленный еле уловимым привкусом хлорки и мочи тяжёлый запах табака, и Веня тут же, абсолютно ясно вспомнил ротную курилку. "Так, здесь, судя по всему и курилка и сортир, — догадался сразу Венька. — Вот это очень вовремя." На этом разведку можно было и заканчивать. Он сделал свои неотложные дела, вернулся в свою палату и подошёл к Костяну.
— Слушай, братан, такое дело: у тебя сигаретки не найдётся?
— Ну пошли, вместе подымим, — отозвался Костик поднимаясь. Только, извини, — он вытащил из тумбочки пачку Примы, — у меня без фильтра. У нас тут и такие, за счастье вроде, — ухмыльнулся грустно он, — с куревом беда совсем.
А Веньке было всё равно. С фильтром, без фильтра... Лишь бы затянуться. Организм требовал того, к чему привык.
— Да ладно, — сразу повеселев ответил он. — Тоже табачок... В армии Гуцульские курили, за семь копеек, и ничего. Прима, значит Прима. Пошли...
Со второй затяжки Веню повело. Глухим протяжным колоколом ухнуло что-то в голове, тут же, плотной белой ватой заложило уши, он слегка качнулся и прихватил Костяна за плечо.
— Эй, братан, братан, ты чего? Чего так побледнел? — услышал он Костин голос откуда-то издалека. — Давай-ка, присядь, вон, хоть сюда, — с этими словами Костя усадил его на низкий широкий подоконник, посмотрел внимательно в глаза. — Чего-то ты, с лица сошёл, братишка, — немного как-то косо усмехнулся Костя. — Курить-то тебе, пожалуй, рановато. Ты лучше подыши, — и с этими словами Костик распахнул настежь маленькую форточку, — глядишь, и полегчает.