Прекрасный белый снег
Шрифт:
Так, почти незаметно, пролетело два месяца лагерной спортивной жизни, Светка загорела дочерна, вроде бы ещё больше похудела и вытянулась немного. И в школу, после двух недель с родителями и бабушкой на даче, первого сентября явилась уже не малышка-первоклашка с голубыми изумлёнными глазами, а вполне себе симпатичная, стройненькая загорелая девчушка, примерявшая уже и лифчик на неожиданно, за каких-то пару недель, едва, но уже достаточно заметно успевшую вдруг оформиться двумя половинками спелого беленького яблочка маленькую грудь...
Глава вторая
Здесь, с позволения читателя, автор хотел бы остановиться ненадолго, вздохнуть поглубже и парочку минут подумать. Автору и самому вдруг стало интересно, а зачем в таких подробностях описывать младые годы нашей героини? К чему всё это? Имеет ли детство маленького Светика хоть какое-то отношение к истории о взрослых людях, Веничке и Светке, коей изначально и было посвящено грустное сие повествование? Нужно ли нам это? Не станет ли скучно вдруг любезному читателю в процессе чтения сих многословных строк? А не вернуться ли нам, подумалось тут автору, в психушку? Устроить, к примеру, небольшую потасовочку между психами, с непременным разбитием гипсовами бюстами голов несчастных пациентов, частичной потерей памяти последними и последующим её счастливым возвращением? Или, скажем, прокатить изумлённого читателя на хвосте истребителя-бомбардирощика с вертикальным взлётом, в обществе потрёпанной временем и чрезмерным употреблением газированных напитков звезды Канн и Голливуда? Да и Костян, Костя-Константин, очень даже удачно на сцене появился! Так отчего бы нашему Константину в лесок не прогуляться, в компании парочки обширявшихся бандитов? А что, вполне приличный ход! Читатель не находит? Правда, кое-что слегка напоминает... Задумаешься тут! Так что, вернёмся-ка мы, пожалуй, к нашему маленькому пока, но так стремительно взрослеющему Светику, да попробуем узнать ещё немножко о её счастливом детстве. Может, впоследствии это нам и пригодится...
Сентябрь наша маленькая героиня встретила с тайным ожиданием какого-то нового, неожиданного радостного счастья и охапкой цветов на торжественной линейке — привезённых с дачной бабушкиной клумбы огромных белоснежных хризантем и высоких знойных гладиолусов. Будущие выпускники и выпускницы, десятиклассники в синих пиждачных парах и больше похожие на студенток десятиклассницы провели под ручки свеженьких, растерянных, но ещё счастливых в своём неведении первоклашек по широкой лестнице старой, дореволюционной ещё постройки школы в сердце Петроградской, вытирая украдкой непрошенные слёзы отплакали положенное взолнованные мамаши, непривычно громко после каникул прозвенел первый торжественный звонок и новый учебный год наконец-то начался. А вслед за первым, не совсем ещё учебным, скорее полупраздничным каким-то днём, потянулись чередой школьные обыденные будни. Уроки у Светки чередовались с тренировками, тренировки с уроками, опять уроки, снова тренировки, и так по кругу. О прогулках с подружками, после школы во дворе, Светка даже и не мечтала, она давно уже забыла что это такое. Беззаботное весёлое детство, каким жили её подруги-одноклассницы ей заменил спортивный зал, брусья, акробатическая дорожка, бревно и зелёный гимнастический ковёр. Между тем, время стремительно летело, вот уже и клёны с тополями в любимом Светкой парке на Горьковской, неподалёку от их дома, сбросили свой рыжий огненный наряд, и холодый осенний ветер погнал по опустевшим дорожкам ржавую пожухлую листву в сторону встававшей на дыбы серыми волнами Невы. А вскоре, проснувшись поздним утром в воскресенье и первым делом выглянув в окошко, Светка увидела и белое пушистое покрывало — выпал первый снег. Сверкающий под ярким солнцем на неожиданно ударившем вдруг ноябрьском морозе, тихий и торжественный в своей первозданной чистоте, прекрасный белый снег...
День этот, и этот снег, пусть даже и первый, как и большинство других, таких же прекрасных зимних дней, Светка, конечно, не запомнила бы тоже, и этот чуть обжигающий с непривычки щёки и пальцы на руках морозец, и яркое над нетронутым ещё снегом солнце, и играющие в снежки напротив школы мальчишки, всё это уже случалось в её жизни и повторится ещё не раз, не два, и даже не двадцать два. Но именно сегодня, в этот первый, почти уже зимний день, произошло нечто, запомнившееся ей надолго...
После уроков, когда Светка и две её подружки-одноклассницы вышли из дверей школы, в маленьком скверике напротив, через который пролегала дорога к её дому, в самом разгаре шла битва на снежках, между мальчишками из их класса и параллельного класса Б. И хотя, такой уж прямо войны между правильными Ашниками и Бэшниками-хулиганами в действительности и не было: на маленькой тесной Петроградке многие ребята жили в одних дворах, одних домах и даже в одних подъездах, и воевать класс на класс, пусть даже и на снежках никто из пацанов не собирался, круглые белые снаряды, казалось, летели отвсюду сразу. Прячась за деревьями и горкой с радостными криками: "Ааа! Готов!", мальчишки, казалось, пуляли в кого попало, без разбора. И три девчёнки, бегущие домой, конечно, тут же попали под обстрел. Уворачиваясь со смехом и закрываясь на ходу портфелями от летящих со всех сторон снежков они добежали почти уже до выхода, как вдруг, неизвестно откуда вылетевший снежный заряд врезался прямо в лицо Светки, ровно между глаз. Она ахнула от неожиданности, поскользнулась на каком-то склизском под мокрым снегом корне, или на прошлогодней сухой ветке, выронила портфель и взмахнув нелепо руками под радостный смех воюющих сторон растянулась чуть ли не в шпагате на снегу. Из портфеля на снег посыпались книжки, тетрадки и карандаши. Это не было больно, совсем, только, показалось ей, какие-то маленькие искорки брызнули из глаз, и сразу же выступили слёзы. И даже не от боли, от обжёгшего внезапно снежного удара. И ещё, наверное, от неожиданной обиды. За что они её так? За что? Светка сидела на снегу и непрошенные, предательские слёзы сами вдруг, без всякого желания потекли у неё из глаз. То ли от обиды, или она просто устала за последние недели от прибавившихся уроков, бесконечных брусьев, бревна и хореографии. А может новый тренер, к которому её так неожиданно перевели пару недель назад, может в этом было дело? Светка и сама ещё того не понимала. Появилось только, почти ниоткуда, вдруг, ощущение усталости и какой-то никчёмности того, чем она с такой страстью занималась целый год. Светка сидела на снегу и тихонько подрагивая плакала как маленькая дура.
К ней подошёл мальчишка, толстый и краснощёкий, имени его она не знала, поняла только, что он из Бэшников. Весёлый смех и улюлюканье внезапно прекратились, на площадке в маленьком скверике стало тихо.
— Ну что ты, — сказал он, — Больно? Я не хотел, честное слово. Случайно получилось. Извини, я не нарочно, — он наклонился над Светкой, — Не плачь, пожалуйста, — и протянул ей руку в мокрой варежке, — Поднимайся.
Она вытерла глаза ладошкой, отпихнула его руку, и всхлипывая ещё, скорее по инерции, начала отряхивать пальто.
— Да я правда, не нарочно, — он и сам чуть уже не плакал. Прости, я не хотел, — он поднял её портфель, сложил обратно учебники, тетради, протянул ей: — Вот, держи. А я тебя знаю. Ты Света, из второго А. А меня Коля зовут. Я здесь недалеко, на Саблинской живу. Рядом с рынком. А ты?
— Дурак ты, Коля, — пальцем у виска покрутила ему Светка. — С рынка. И не лечишься.
Она взяла портфель, посмотрела, не осталось ли на снегу ручек или карандашей, и не найдя больше ничего, развернулась и пошла к дому не оглядываясь. И только почти уже у самого подъезда, словно что-то почувствовав спиной она оглянулась наконец, и тут же заметила толстую, в сереньком, узком не по плечу пальто неуклюжую фигуру, плетущуюся грустно в отдалении.
Дома Светка умыла солёное ещё от слёз лицо, наскоро пообедала и села за уроки. К шести она должна была быть в зале на Аптекарском, на тренировке.
Глава третья
Как-то в начале ноября, вспоминала Светка, вечером, уже после занятий, тренер попросил её задержаться ненадолго. Она умылась, переоделась, и выйдя снова в зал уселась сбоку, рядом с выходом, на маленькой скамейке. Минут через пять к ней подошёл её любимый тренер, и с ним ещё один, в красивом, явно каком-то фирменном костюме с полосками на штанинах и на рукавах. Светка, конечно, видела его уже, и хотя внимания особенного не обращала, однако здоровалась, как и со всеми остальными тренерами в зале. Работал он с девчёнками постарше, как говорили в зале, с основой, с основным составом — теми кто выступал за взрослую команду.
— Ну Светик, вот ты и выросла, — немного грустно улыбнулся её молодой наставник. — Забирают от меня нашу девочку-красавочку. Придётся нам, похоже, с тобой, миленькая моя, расстаться. Хоть и жаль конечно! Вот, сам Михаил Юрьевич тобой интересуется, — он указал на второго, тоже довольно молодого, но всё же явно повзрослее, очень серьёзного на вид мужчину в немного старивших его, смешных каких-то, нелепых черепашьих очках. — Да, Михал Юрич? — Он посмотрел на Светку: — Смотри не подведи! Михал Юрич у нас товарищ строгий!
— Ну что, Света, давай что ли знакомиться? — повернулся к ней Михаил Юрьевич.
"И совсем даже не строгий, — подумала про себя Светка. — Очень даже добрый дядечька..."
Он посмотрел ей внимательно в глаза, улыбнулся:
— Михаил Юрьевич. Твой новый тренер. А твоё имя, как видишь, мне уже известно. Ну что, вместе поработаем? Чемпионку из тебя делать будем... С завтрашнего дня... Олимпийскую... Ты как, не возражаешь?
Светка, конечно, не возражала. Как вообще она могла хоть что-то возражать старшему тренеру ставшего ей уже родным Зенита? И хотя расставаться с привычным, полюбившемся ей за прошедший год молодым наставником со значком мастера спорта на груди ей было страшно жалко, здесь её ответственный характер всё же взял своё. "Раз надо, значит надо, — подумала маленькая Светка. — А вдруг получится?" И уже со следующего дня они приступили к тренировкам...