Прекрасный белый снег
Шрифт:
Однако, как очень скоро выяснилось, подготовка олимпийской чемпионки оказалась делом вовсе не простым. Даже будущей, не говоря уж о настоящей, пусть даже и не олимпийской, а хотя бы Ленинграда. Занятия у нового тренера разительно отличались от того, к чему она привыкла за прошедший год. С тем, первым, всё у Светки шло легко и непринужденно, вся их тренировка укладывалась часа в полтора, не больше. Теперь же раньше девяти из зала она не выходила. Бесконечные, казалось, повторения новых сложных элементов к результатам отчего-то никак не приводили, а когда, после месячной долбёжки, у неё всё же хоть что-то получалось, результат уже не доставлял той радости, какую она ещё недавно испытывала, научившись чему-то новому. Вскоре ладошки маленького Светика покрылись жёсткими как наждак мозолями, плечи развернулись, и фигуркой, со спины, она больше стала походить на мальчика-гимнаста, чем на девчушку второклассницу. Из зала Светка выбиралась уже в полной темноте, и добравшись наконец до дома мечтала только об одном — доползти поскорее до кровати. Даже ужинать отчего-то, ей толком не хотелось.
Тренер её, Михаил Юрьевич, любил ставить перед своими воспитанницами, и перед собой конечно, по настоящему грандиозные задачи. Работать, так сказать, по плану и на перспективу. Всё у него было расписано заранее: вот сейчас, пока зима, мы быстренько осваиваем второй взрослый (третий разряд он отчего-то решил пропустить за ненадобностью, видимо считал эту ступеньку лишней в карьере будущей олимпийской чемпионки), и выигрываем, непременно выигрываем, никакие иные места в его планы не входили, весеннее первенство Зенита. "Да там и соревноваться-то тебе не с кем, Света, — говорил он Светику, — ну ты сама-то погляди! Неумехи одни! Коровы-переростки!" Затем, в мае — чемпионат Ленинграда. "Вот тут, конечно, будет посложней. Придётся постараться. В Динамо тоже сильные девчёнки. Но ты сможешь, Светик, знаю. Я в тебя верю, Светик." И Светик старался, изо всех сил старался, очень уж не хотелось ей огорчать Михаила Юрьевича. Затем, летом, предполагалось освоить первый взрослый и с ним выходить уже на уровень сборной Ленинграда. Далее в грандиозных планах её наставника непрерывной чередой значились победы во всевозможных чемпионатах и первенствах уровнем повыше, и наконец, где-то вдали, чистой сверкающей вершиной — чемпионат Союза. Здесь, как ни странно, в виде исключения конечно, допускались и вторые, и даже третьи места, сам уровень подобных мероприятий, как-никак, первенство всего Советского Союза, предполагал всё же, наличие вполне достойных конкуренток будущей звезде Олимпиад. Дальше Михаил Юрьевич заглядывать отчего-то не решался...
Как-то незаметно, но очень быстро за ней закрепился довольно странный для восьмилетней девочки имидж — авансом выданное звание будущей олимпийской чемпионки. Казалось, все вокруг только о том и говорят, что о её таланте. На маленького Светика, однако, это подействовало совсем не так, как вероятно ожидал её новый, столь амбициозный тренер. С одной стороны ей это, конечно, было и лестно и приятно: кому же не понравится, когда на тебя смотрят как на настоящую маленькую звёздочку, с другой же — немного раздражало и даже чуть пугало. "Ну какая из меня, — думала она иногда, засыпая по ночам, — какая чемпионка? Ничего ещё толком не умею. Вон, старшие, такое вытворяют! И ничего. А мне до них как до луны...". К тому же, такое к ней отношение накладывало и дополнительную ответственность, и хотя маленькая Светка о таких сложностях не думала, ответственность эту она всё же ощущала, и очень даже ясно...
Так, в бесконечных тренировках прошли и ноябрь и декабрь, праздничными весёлыми огнями отсверкали новогодние ёлки, пролетели одним днём зимние каникулы, надвое разрезанный праздниками январь, за ним короткий, вьюгами февраль, а Светка всё так же приезжала вечерами на Аптекарский, и всё так же, на уставших до мелкой дрожи от бесконечных прыжков, акробатики и хореографии ножках добиралась в зимней темноте, уже одна, без бабушки, до дома. И иногда, не часто, но случалось и такое, она примечала где-то сзади, метрах в двадцати, плетущуюся в темноте толстую фигуру в маленьком, не по плечу пальто. Её это немного раздражало, но и как-то неожиданно приятно холодило где-то в груди и снизу живота. При этом Коля с рынка, как она его назвала про себя, никак себя не проявлял, подойти к ней, заговорить, или хотя бы просто, поднести немного сумку даже не пытался. Она, конечно, не дала бы, но все же, думала она, отчего бы и не предложить? Но нет, ничего подобного не происходило. Выглядело всё это немного странно. Он следовал за ней как тень, в общем-то даже не очень и скрываясь, но хотя бы просто обозначить, чего же всё-таки он хочет, Коля, похоже, решиться был не в силах...
Между тем, время летело, как-то незаметно закончился февраль, дни стали длиннее, солнце по утрам всё чаще заглядывало в Светкино окошко, и вот уже побежали первые ручейки из под серых от машинной гари, слежавшихся сугробов, настойчиво и громко, словно призывая будущее лето запели-зачирикали птицы во дворе, и бесконечная казалось бы, тёмная зима от которой Светка устала страшно, наконец закончилась. Дорога к дому, из зала, уже не казалась такой длинной, домой она возвращалась ещё засветло. Медленно, но неотвратимо наступала настоящая весна.
Училась Светка по прежнему на одни пятёрки и четвёрки, проблем в школе у неё не возникало, и мама на родильских собраниях от её учительницы слышала только похвалы. Уроки Светка старалась сделать ещё в школе, на переменках, и пока одноклассницы прыгали на одной ножке через нарисованные мелом на паркете в рекриации квадратики, она успевала осилить домашку по только что закончившемуся предмету. На дом ей почти ничего не оставалось, и она вполне могла выйти из дому на целый час раньше чем обычно.
Тренировка у Светика начиналась ровно в шесть, но Михалюрич случалось и задерживался, бывало минут на пятнадцать, иногда на полчаса, и девчёнки частенько разминались без него. В Зенит теперь Светка старалась приходить пораньше, ей хотелось посидеть тихонько на дорожке в уголке зала, спокойно, ни на что не отвлекаясь размяться, потянуть шпагаты, и пойти, пока никого нет и никто её не подгоняет, на своё любимое, обтянутое мягким ковролином низкое брёвно, одним концом упиравшееся в мягкую гимнастическую яму для соскоков и с двух сторон застеленное толстыми поролоновыми матами. Что ей делать, Светка знала, она придвигала маты плотно, сверху, вровень с поверхностью бревна укладывала ещё по паре упругих, жёсткой, прессованной поролоновой крошки матов, прохаживалась для начала вперёд-назад с поворотами на одной ноге, и начинала отрабатывать перевороты вперёд, назад, потом рондаты, фляки, сальто назад, и наконец, рондат-фляк и сальто прогнувшись в яму, именно так Светка заканчивала свою комбинацию. Ей просто хотелось всё это спокойно повторить на маленьком бревне, пока её не загнали на высокое. Высокое бревно Светка не любила...
Вскоре подтягивались и другие девочки, те кто помладше сразу раздевались и маленькой кучкой собирались в дальнем углу зала, на ковре, те же кто постарше, обычно выглядывали в зал, и не найдя глазами тренера подмигивали Светику:
— Привет, шкода! Трудишься?
Светка согласно кивала головой, привет, мол, тружусь.
Далее обычно следовал вопрос:
— Бюстгальтер здесь?
Иногда впрочем, это звучало как "бухгалтер", а случалось и просто:
— Привет, мелочь! Моня в зале?
Дело в том, что Михаил Юрьевич имел довольно странную фамилию — Бегельтер. Михаил Юрьевич Бегельтер, так его звали, или, как часто называли его за глаза старшие девчёнки, Бюстгальтер Моня, а иногда и Бухгалтер Мойша. Возможно за его дурацкую привычку вечно всё на свете распланировать, "Чтобы злиться потом, когда не выйдет нифига" — шутили зло старшие девчёнки, а может просто, не так уж они и нежно его любили, как поначалу могло показаться со стороны...
Методами воспитания своих подопечных старший тренер женской команды по гимнастике ленинградского Зенита хоть и не сильно, но все же отличался, и довольно выгодно от своих, так сказать, братьев и сестёр по оружию, других тренеров, мужчин и женщин из этого и из многих других гимнастических залов Ленинграда и всего Советского Союза. Недаром он был старшим тренером а не каким-то заурядным мальчишкой-тренеришкой с вечной застенчивой улыбкой на физиономии и значком мастера спорта на костюме. И дело тут не в том, что Михалюрич покрикивал, случалось, на своих девчёнок-чемпионок, это в сущности, нормально, ну какой вид спорта обойдётся без эмоций, а то и без крепкого словца? Нет, Михаил Юрьевич буквально парой фраз мог без труда вогнать свою команду в такой животный ужас, что девки беспрекословно лезли на высокое бревно или на брусья, и выполняли там такое... А иногда случалось, правда довольно редко, в самых крайних случаях и желательно без посторонних взглядов, мог и скакалочкой по мягкому месту приложиться... Да как приложиться... Так что девочки, понятно, в Михалюриче душ своих не чаяли, ну и прозвище ему дали соответствующее. Трудно любить кусачую собаку...
Маленького Светика, однако, все эти страсти настоящей спортивной жизни пока ещё не особенно коснулись, всё же, в сравнении с другими она была совсем ещё малышкой, девчушкой с очаровательным лицом и открытой улыбкой светлого маленького ангелочка. Старшие к Светке относились хорошо, никто её не задевал и не воспитывал, даже и не собирался. Скорее даже наоборот, девочки, бывало, подсказывали ей какие-то незначительные вроде, но очень полезные мелочи, которых тренер не знал да и знать не мог по той простой причине, что сам на разновысокие брусья или бревно никогда не залезал, что в общем и понятно. Проще говоря, они делились с ней маленькими гимнастическими хитростями, как и бывает, на самом деле в настоящей команде, среди друзей.