Прекрасный белый снег
Шрифт:
— А что, Светик, ко мне не хочешь? — неожиданно даже для себя спросил он Светку. — Ко мне, в студию? Танцами будем заниматься! С тебя денег не возьму, торжественно обещаю. Клянусь на..., — он поискал глазами хоть что-нибудь, на чём можно было бы поклясться, и не найдя ничего более подходящего, неожиданно обнажив свою стриженную коротким ёжиком седую голову, снял с себя парик: — Вот на этой фантастической причёске! Идёт? — и тут же водрузил свои волосы обратно. — Пойдёшь ко мне? Будем танцевать? Ты как? Чемпионку из тебя делать будем! Как на это смотришь?
От неожиданности Светка даже поперхнулась, она закашлялась, густо покраснела, и слёзы потекли у неё из глаз. Про чемпионку она уже слышала когда-то...
— Ты что, Светик! Девочка моя! — вскочил Марат. — Господи, да что случилось?
— По.... По... Подожди! — содрогаясь от приступов кашля прохрипела сквозь слёзы Светка. Она внезапно, удивившись самой себе, перешла вдруг с ним на "ты". — Подавилась... Сейчас... Сейчас пройдёт. По спине лучше стукни...
Марат подошёл к ней сзади, немного сбоку, и аккуратно постучал ладошкой между её лопаток.
— Так ничего?
— Да стукни ты нормально, со всей силы, — сквозь слёзы и кашель приказала ему она. — Мужик ты или нет?
— Что, ку-кулаком? — заикаясь от волнения громко прошептал Марат.
— Да чем хочешь! Хоть ку-ку-лаком! Стучи уже! Давай!
И Марат со всей силы, с размаху треснул её ладонью по спине. Потом ещё раз, и ещё.
Светка судорожно, содрогаясь всем телом кашлянула, потом ещё, чихнула на всё кафе так что у посетителей ложки в блюдцах зазвенели, вдохнула хрипло, кашлянула что было сил, ещё чуть-чуть покашляла, высморкнулась в салфетку отвернувшись, и тут же с удивлением вытаращила глаза на крохотный кусочек миндального орешка в середине.
— Вот, смотри, — повернулась она к Марату, — Орехом подавилась. Ничего себе! Чуть не задохнулась! — Она достала платок, вытерла глаза, мгновенно вспотевший лоб, ещё раз, уже не прячась, высморкалась как следует. — Ну всё. Извини! Вроде всё в порядке... — виновато улыбнулась она ему. — Нормально всё. Обошлось, как видишь...
— Ну вы, девушка, даёте, — посмотрел на неё ошарашенно Марат. — Ты чего такая впечатлительная? Меня чуть кондратий не хватил... Ничего себе, шуточки у вас...
Он обошёл вокруг стола, снова сел напротив, достал пачку сигарет, вытащил одну, растерянно глядя на Светку размял слегка между подрагивающих ещё немного пальцев, немного подумав положил на стол, ногтями постучал по тёмной лакированной поверхности стола, взял снова:
— Выйду-ка я, пожалуй, покурить. Ты не возражаешь? И коньячка глоточек закажу... Если вы... Если ты не против...
Она была не против... Совсем не против... Она не возражала...
Так и попала Светочка к Марату, в школу спортивных бальных танцев...
Первое время у неё, конечно, ничего не получалось. Вставать снова к балетному станку, пять лет уже прошло... Да и занималась она всё-таки гимнастикой, вовсе не балетом, и хотя хореография, как и у всех гимнасток, у неё тоже, естественно была, но здесь всё же, казалось Светке, совсем другое дело. Да и возраст: шестнадцать лет, семнадцатый уже пошёл, для начала карьеры балерины, это она отлично понимала, возраст далеко не самый подходящий! Но Светка старалась, старалась изо всех сил, заново тянула давно забытые шпагаты, растягивала до жгучей боли в икрах и задней поверхности бедра в наклонах спину, вставала на пуанты, стоя с Маратом перед зеркалом часами ставила неподвижные, деревянные как ей казалось руки, на занятиях по ритмике маленькими приставными шажочками на раз-два-три, коровой поначалу но уже очень скоро всё быстрее и увереннее скользила по паркету, и у неё пошло. Потихоньку, помаленьку, всё лучше и лучше, потом они с Маратом встали в пару, и всё пошло ещё быстрее. День ото дня его уверенные ноги всё настойчивее влекли её в такт музыке, она всё реже ошибалась, и это ей всё больше нравилось. А потом Марат предложил ей постоянного партнёра, Вадима, полноватого, но очень подвижного, пластичного рябого парня с отличным музыкальным слухом, старше Светки года на два, много уже умевшего и выступавшего по взрослым. Его девочка-партнёрша из школы ушла, совсем недавно, он оставался пока один, вот Марат и предложил им поработать в паре. "Танго всегда танцуют двое, — говорил Марат. — Попробуйте хотя бы. Для начала..." И они начали работать вместе. Танцами Вадим занимался третий, или даже четвёртый год, и в школе считался одним из лучших. Партнёром он оказался довольно лёгким, без лишних претензий и капризов, и Светка довольно быстро с ним освоилась. Он учил её всему тому, чему за эти годы научил его Марат, у неё же, не с листа конечно, но всё же получалось, они сработались и даже как-то подружились. На что-то большее чем дружба и совместные тренировки Вадим не претендовал, а Светке это даже нравилось. Целоваться он не лез. "Не стоит смешивать работу с отношениями — рассуждала она почти как взрослая. — Ничего хорошего из этого не выйдет." И хотя, конечно, об этих самых отношениях она, бывало, и задумывалась, в жизни её до сей поры ничего подобного как ни странно не случалось.
С Маратом на тренировках она, естественно, тоже танцевала, и довольно часто, он всё же был их наставником как минимум, как максимум же — танцором, мастером балета высочайшего уровня и класса. И танцы с ним, всё больше и больше доставляли ей какое-то особенное, ни с чем не сравнимое, странно волнующее её удовольствие на грани наслаждения...
Часть третья
Глава первая
Утренний обход давно закончился, а Венька всё никак не мог прийти в себя. Собраться с мыслями ему мешал настойчивый стук костяшек домино из левого угла палаты, время от времени перемежавшийся довольным гоготом вперемешку с незлобливым матюжком и громкими возгласами психов:
— А пару шестёрочек, не желаете? Ась? Как вам? Что на это скажете?
— Вот гад какой! И откуда он только их берёт? Рожает он их, что ли? Вы только гляньте на него! Пузо выкатил, и сидит себе довольный! Носорог беременный! Бутылочку лучше бы родил, умник толстопузый! Хоть польза от тебя была бы, какая-никакая! Правда, мужики?
В ответ он слышал дружный хохот шизиков на всю палату. Время от времени развлечение прерывалось громким голосом Костяна:
— Всё, психи, считаем спички, открываем портсигары. У кого курево осталось, айда на перекур.
Судя по этим комментариям, народ играл на сигареты, самый ходовой товар в закрытом отделении.
Венька лежал в своей койке-каталке на колёсиках и закрыв глаза пытался хоть как-то сосредоточиться, понять: что же ему теперь делать. Влиться в сплочённый коллектив палаты? Забивать с другими шизами козла? А если завтра всё же выпишут, какой смысл? Нафига? А если нет? Не лежать же тут с утра до вечера на койке две недели?
И курева у Веньки тоже не было. "Что же, — спрашивал он себя, — в банк тогда поставить? Надо бы Светку попросить... Но как с ней связаться? Телефона нет, да и сюда так просто, тоже не попадёшь..." Но больше всего его беспокоил новый доктор, борода лопатой. Точнее даже и не доктор, плевать он на доктора хотел, его заявление по поводу возможной выписки. "Через недельку-другую можно будет и о выписке подумать...". "Хорошенькие новости, — думал он. — Это что такое было? Что ещё за номер? Недельку-другую! Шуточки такие! И куда Станиславович пропал?"
Однако, никаких ответов на свои тревожные вопросы он пока не находил. "Ладно, подумал Венька. Ну их... Пойду-ка я и правда, в душе с полчасика посижу. Отмокну немного, глядишь, в мозгах хоть чуть-чуть и посветлеет." Вздыхая и кряхтя он слез со своей высокой койки, взял полотенце и отправился в душевую, с кашалотом на двери.
Такой, вчера ещё весёлый кашалот на двери теперь совсем не улыбался, показался Веньке каким-то настороженным и грустным. Пара железных ржавых раковин, две полуржавых, оранжевыми подтёками ванны, в таких же точно, вывалив словно напоказ синеющие пятки, раскинув руки в ожидании последней экзекуции лежали покойники в длинном, широкой кишкой полуподвальном коридоре анатомички института физкультуры где он учился: он словно почувствовал опять приторный, знакомый запах формалина, отвратительный запах ужаса и смерти. "Да ладно, — подумал он, — это ещё не дорога к Богу. И надо-то всего, помыться. Может и правда, полегчает." В углу, у мутного, такого же ржавого окошка он обнаружил круглый железный табурет, пустил воду погорячее и с полчаса сидел под колючим жёстким душем, склонив голову и прислушиваясь как бежит вода. На простеночке между кабинок нашёл большой кусок хозяйственного мыла, общественную рваную мочалку, и долго, сморкаясь и отфыркиваясь тёр себя со всех сторон. После растёрся маленьким, накрахмаленным до жёсткости наждачки полотенцем и наконец почувствовал себя почти нормальным человеком: водные процедуры, даже в этом скорбном месте, своё воздействие всё же оказали... Венька расслабился, противная ноющая боль в затылке отпустила окончательно, внезапно он ощутил себя почти счастливым. Не хватало разве что бутылочки пивка...
В палате, как ни странно, было тихо: в комнате отдыха включили телевизор, и любители игр в домино, на интерес, переместились туда вместе с костяшками, немногочисленные же некурящие, или проигравшиеся в дым (забавный каламбур, подумал Венька) мирно спали, или перелистывали старые журналы. И Венька, размякнув немного после душа, тоже решил просто спокойно полежать. Подумать о своём пока никто не теребит, а может, если получится, и поспать немного. Спешить ему теперь было явно некуда...