Прекрасный белый снег
Шрифт:
Всё происходившее потом Венька запомнил слабо, наверное сказалось виски, а может он просто, был уже на лёгком стрессе: в памяти его дальнейшее развитие событий покрылось каким-то сумрачным туманом. Катька звонила в какие-то милиции, обзванивала морги и больницы, но девушки с собачкой никуда не поступало.
— Ладно, — сказала наконец ему Катюха, — метро сейчас откроют, поедем мы наверное. Появится, набери меня, если не сложно...
За окнами забрезжил уже рассвет, они оделись, вышли из дому и он проводил их до метро, не так давно открывшейся станции Старая Деревня, напротив одноимённой
На узенькой лужайке, напротив станции, сидела компания, судя по высоким сапогам и удочкам, ночных каких-то рыбаков, они что-то пили и закусывали бутербродами. И странная вдруг мысль мелькнула в голове у Веньки: ему показалось отчего-то, что Светка здесь уже была, совсем недавно, он словно видел её белый хвост у электрички. Он вытащил из пачки сигарету, закурил, подошёл поближе:
— Здорово, мужики! Давно сидите?
— Здорово, коль не шутишь, — поднял голову один. — Давно. Давно тут сидим... — процитировал он известную всем фразу из старого советского кино. — А сам-то, что здесь ходишь? Не спится по ночам?
— Да спал бы уже давно, — ответил Венька. — Свою вот ищу... Не видели тут девушку с собачкой?
— С беленькой такой? — оживился тот. — А ты-то, кем ей будешь?
— Да муж, типа...., — хмуро ответил Венька. — Муж, наелся груш... И чего, куда она девалась?
— Да, проходила тут одна, — хитро улыбнулся тот. — Весёлая такая, шутила всё. Значит, говоришь, муж... Уехала твоя подруга, дядя. На первой электричке. В город куда-то, села и уехала...
Дома он допил остатки виски, совсем уже без сил упал в кровать, и тут же провалился в тёмный беспокойный сон.
Явились они уже под вечер, он к тому времени давно успел прибраться, намыл полы, смотался в магазин и пил теперь на кухне пиво, лечил свою больную голову. Объяснять она ничего не стала, да ему уже и не хотелось, никаких объяснений от неё он теперь не ждал. Молча посмотел на Светку, налил кружку пива:
— Будешь?
Она присела, тоже молча отхлебнула.
— Могла бы позвонить хотя бы. Твои же гости, не мои...
— Ах, да что вы говорите? — сразу завелась она. — Мои гости... Веня, ты сам-то себя слышишь хоть когда-нибудь? Хоть изредка? Ах, моя джазовая гитара... Мой любимый инструмент... Концерт устроил, среди ночи... Соседям теперь хоть на глаза не попадайся! Позвонить... — И тут, что с ней бывало крайне редко, Светка выругалась грязно: — Ёхнутый судак! На Катю он загляделся, яйценос несчастный... Себе-то телефон небось купил. А про Светочку что-то не подумал. Откуда, ты думаешь, я позвонить могла?
— На станции тебя видели, — тихо ответил Веня. — Девушку, с беленькой собачкой...
— Ну да... Уехала с рыбаками на залив. Всё лучше, чем твои рулады слушать. И запомни, милый, — с язвительной улыбкой добавила она, — отчитываться перед тобой я не собираюсь...
А ему и не требовалось никаких отчётов. Отчётов этих он давно уже боялся... Продолжать разговор в подобном тоне Веньке не хотелось, он встал, оделся, посмотрел на Светку:
— Пойду пройдусь. А вы тут, отмывайтесь пока, после залива...
Часа ещё два он просидел с пивом на скамейке, в соседнем дворике, напротив Серёгиного дома. Ему казалось: вот сейчас появится Серёга, старый, настоящий друг, достанет из кармана флягу самогона,
На следующей неделе он купил своей любимой первый в её жизни мобильный телефон, последний дорогущий Sony, с большим, цветным уже дисплеем и классной камерой на самооткрывающемся затворе.
Глава восьмая
Жизнь Светкина, после того жуткого декабрьского вечера, сначала понемногу, как-то очень незаметно, а вскоре всё быстрее и быстрее, хотя и постепенно, но, Светка чувствовала это тонюсенькой своей, почти до ям истёртой кожей, день ото дня начала меняться, и кажется уже неотвратимо. Славный когда-то, щекастый мальчик из Светкиного детства, Коля с рынка, оставил в её душе неизгладимую кровоточащую рану, тёмную кривую колею, и вела та колея в новом каком-то, неизвестном ей доселе и страшном направлении. В ней же самой, казалось Светке, словно что-то надломилось, лопнула какая-то важная пружина в сложном механизме отношений с любимым человеком, и механизм этот, хотя ещё и не сломался окончательно, к тому был близок, работал с жутким скрипом и казалось, с минуты на минуту встанет навсегда.
Веньку она теперь совсем не понимала, отношения их ухудшались с пугающей Светку быстротой, у неё начиналась жуткая депрессия, он же, казалось, совсем того не замечал. Он с головой ушёл в свой очередной проект, с утра до вечера сидел на телефоне, стал неожиданно каким-то радостным, и в то же время злым и возбуждённым, и вскоре ей стало совершенно очевидно: проблемы её и беды Веньку просто не волнуют.
Совсем ещё недавно такие страстные, ночные а иногда и утренние их свидания в постели превратились вдруг в чудовищную пытку сексом, причём, Светка это видела, пытку обоюдную. Ни ей, и ни ему, теперь ей это было совершенно очевидно, секса никакого друг с другом больше не хотелось, в постели они стали холодны и равнодушны, как будто, скорее по привычке исполняли не очень нужный и далеко не самый важный для обоих, полузабытый какой-то ритуал.
А вскоре он и вовсе, стал убегать из дома по утрам не сказав с ней даже слова. Вставал, с какой-то дикой злобой, так что дрожали стены и потолок лупил мешок, включив погромче воду занимался, как ей казалось, недолгим самоудовлетворением под душем, тремя глотками выпивал на кухне чашку кофе, и с дежурным, ничего не означавшим поцелуем куда-то между ухом и щекой, вихрем уносился на свою новую работу. Возвращался же обычно поздно вечером, случалось и ближе к ночи, сидел подолгу в кухне над толстым, исписанным цифрами ежедневником, и бормоча под нос какие-то, ему одному известные финансовые заклятья, стучал без перерыва клавишами большого калькулятора.
Случалось, однако, он словно вспоминал о ней, произносил те самые, казалось бы давно забытые слова, и называл её своей любимой девочкой, родной душой и милым сердцем. И Светка тут же оттаивала в ответ, сложный механизм опять начинал работать и они вновь любили друг друга где придётся, где нелёгкая достанет: в ванной, на ковре, в прихожей, и даже на старом, почти разваливающемся под их сплетёнными телами деревянном стуле. Продолжались, однако, эти яростные вспышки теперь совсем недолго, бывали всё реже и короче.