Прекрасный белый снег
Шрифт:
Порой же ей казалось, что у её Вени кто-то появился, а может он шлялся по каким-то падшим девкам: всё чаще он являлся ночами, иногда уже под утро пьяным, странно возбуждённым, пропахшим табаком и алкоголем, а иногда и с лёгким запашком какой-то травки. В глазах его появилось нечто совершенно новое, пугающее Светку: злой какой-то и весёлый, играющий отблеском лёгких денег и большой наживы дикий блеск. Он прямо на глазах, казалось Светке, превращался в какую-то бездушную машину, заточенную только на две вещи: зарабатывание быстрых денег и получение удовольствия от жизни.
Когда же она задерживалась в городе сама, а иногда случалось и такое — сидеть вечерами в одиночестве Светка не любила, он даже ни о чём её не спрашивал, казалось ему это абсолютно безразлично. С одной стороны для неё это было даже хорошо, оправдываться, пряча глаза перед своим "любимым" Светке не хотелось, с другой же стороны, ей это представлялось немного странным и даже обидным в чём-то, порой у неё складывалось такое ощущение, что Веньке и правда всё равно, где она была и с кем проводит время. И Светка чувствовала: что-то должно произойти, рано или поздно гнойник прорвёт и вот тогда уже обоим мало не покажется.
Первый звонок, серьёзный, прозвенел на Катюхин день рождения, они сидели в клубе, всё происходило чинно и достойно, и никакого идиотского продолжения, тем более в их малюсенькой квартирке совсем не намечалось. И тем не менее, Веня её как-то умудрился: выпившей уже прилично имениннице наплёл каких-то баек о своей гитаре, расхвастался своим, так кстати и не законченным, музыкальным якобы образованием, и как итог веселье продолжилось у них. Потом её блюзмэн своим любимым Эпифоном перебудил весь дом, напился как последняя свинья и нагло таращился на Катьку. И Светка психанула, всё это, в том числе и Катя, лучшая подруга, вывело её из себя окончательно, она взяла Марусю и отправилась куда глаза глядят. Куда они в ту ночь глядели любимому рассказать Светка не могла, да он не очень-то и спрашивал: в очередной раз напился пива и ему, похоже, подробности были ни к чему.
Однако же, как бы ни показалось это странным, на этот раз опять как-то проскочило: совесть Венька, похоже, пропил не окончательно. Домой на следующий вечер он заявился трезвым, не в десять как обычно, а засветло, с цветами. Сделал виноватые глаза, потом счастливо, по-детски как когда-то улыбнулся и попросил закрыть глаза...
Это оказался телефон, классный мобильный телефон, маленький, легко умещающийся в ладони блестящий Sony, с отличной камерой и огромным, почти в полкорпуса цветным дисплеем. Ничего подобного Светке в жизни не дарили...
Потом они вместе плакали, и обнимались и прощали, и оба чувствовали свою вину и так хотелось поскорей её загладить, и это была та самая, возможно уже последняя их вспышка. Обнявшись, они упали прямо на ковёр, в комнате у телевизора, она что-то кричала и стонала, и слёзы лились из глаз от счастья и от боли, и Венька тоже, и стонал и тоже плакал. Потом они перебрались на кровать, и продолжалось это долго, они любили друг друга вновь и вновь, как и когда-то, в прошлой жизни. А вскоре уже, примерно через месяц, она узнала что беременна. Веньке она пока решила не рассказывать: боялась вспугнуть неожиданное счастье. Да и к тому же... Не зря ведь говорят: сомненья гложут... И наша Светка, тоже кое в чём немного сомневалась. Были у неё на этот счёт некоторые сомнения...
Однажды утром, часов в одиннадцать наверное, уже наступила осень, подходил к концу сентябрь, раздался вдруг звонок из кухни: кто-то звонил на домашний телефон. Венька к тому времени давно уехал на работу, а Светка всё потягивалась в постели. Она прислушивалась к новым, совсем ещё тихим и неясным ощущениям внутри себя, к тому же ей, как и обычно, хотелось ещё немного поваляться. Положив под голову две взбитые подушки, одним глазом глядя в телевизор она поглаживала и ощупывала свой, плоский ещё почти живот. "Вроде пока и не заметно, — думала она", потом поворачивалась набок и ощупывала снова, после на другой, и вновь ложилась на спину. "Кто же там, мальчик или девочка?" — самой себе мечтательно улыбалась Светка. И ей казалось отчего-то, что это мальчик, будущий её мальчишка с такими же белыми как и у неё самой мягкими волосиками и детскими пухлыми губами. "Пора наверное, — размышляла она тихо, — и Веньке признаваться. Скрывать это скоро будет невозможно, да и вообще, неплохо бы и молодому отцу узнать наконец, что он уже почти папаша."
Она поглаживала своего ребёночка, где-то там, внутри, молча улыбалась и представляла, что они назовут сына Ваней, потом ей казалось, что Ваня звучит как-то не очень современно: "Ну что это такое, — казалось ей: — Иван? Почему именно Иван? Остаётся только добавить — Дурак, для полного комплекта, и всё будет ясно окончательно. Нет, Иван, пожалуй не подходит." Тогда она подумала, пусть лучше это будет Саша. Имя это ей нравилось, положительно, да и полное Александр, казалось ей, звучит весьма внушительно, очень весомо и почти торжественно. Ей сразу вспомнились Александр Македонский, Аленкандр Первый, Александр Сергеевич Пушкин. Припомнив, однако, Пушкина, она сразу задумалась об отчестве: "Александр Вениаминович. Нет, так, пожалуй, не звучит. Язык сломаешь, слишком уж длинно и витиевато. Да и к тому же, Саша — тоже наверное слишком просто. Саш этих теперь, — казалось ей, — столько... Хоть пруд пруди... Сегодня чуть не каждый третий — Саша. Она лежала, и словно перекатывая гальку на пустынном тихом пляже, перебирала знакомые мужские имена. "А может быть Максим, — мелькнуло в голове у Светки, — и имя довольно редкое, и с отчеством звучит отлично. "Максим Вениаминович", — вслух произнесла она. — Да, действительно звучит."
И в эту минуту зазвонил на кухне телефон. "Кому ещё неймётся, — она вздохнула, потянулась, — маме что ли, с утра пораньше на месте не сидится? ", поднялась с постели, влезла в свои тапочки, накинула халат и не спеша направилась на кухню.
Нет, это была не мама, звонили из милиции. Просили подъехать по адресу Марата, срочно. Её домашний телефон милиционерам действительно дала она, номер же мамы, по адресу где Светка до сих пор была прописана, они пробили по её фамилии, которую в свою очередь узнали от соседей, тех, что и вызвали наряд. Всё это объяснение показалось Светке слишком запутанным и длинным, одно она поняла точно: ей надо туда приехать, срочно, и не забыть ключи. Причину ей объяснять не стали, да она и не настаивала, словно чувствовала уже: случилось что-то страшное. Она умылась, быстро, по-походному оделась, сварила пару яиц себе и малышу, недолго постояла с Марусей у подъезда, позавтракала наскоро под большую чашку кофе и уже через полчаса вышла из дома в направлении метро. На душе у неё было тревожно и тёмно.
Напротив знакомого подъезда дежурил милицейский козелок, она поднялась наверх, на лестничной площадке между этажами курили у открытой форточки два милиционера, сержант и какой-то лейтенант — в звёздочах на их погонах Светка не очень разбиралась. Она заметила какой-то странный, едва уловимый тяжёлый сладковатый запах, не с улицы, откуда-то с площадки.
— Здравствуйте, — обратилась она к ним. — Я Светлана, мне звонили, примерно час назад. Вот, приехала с ключами.
— А, здравствуйте, Светлана, — немного устало, и в то же время со странным каким-то любопытством посмотрел на неё тот что постарше, лейтенант. — Спасибо что приехали.
— А что, собственно, случилось? — с тревогой заглянула она в его глаза, — зачем ключи? Там что, нет никого? Не открывают?
— Пока не знаем, — он отвернул глаза куда-то в сторону, — соседи нам пожаловались. Очень странный запах из квартиры. Да, — тяжело вздохнув добавил он, — подозрительный какой-то запах. Вы уж, Светлана, извините, такое ощущение создаётся, судя по запаху, что труп там... И уже давно... — Он затянулся глубоко, в открытую форточку выпустил струю дыма, окурок бросил в мусоропровод. Повернулся к своему напарнику: — Ну что, сержант, приступим? Давай, звони соседям.